Хлеб жизни

Нельзя молчать, и как на раны соль,
На нотный стан наносит Шестокович.
Влагая в каждый звук, немую боль.
Блокадных дней, страдания сокровищь.
   Там каждый день, вели умершим счёт,
   Лишь потому, что досыта не ели.
   Запомним же, история учтёт,
   Чего таить, но были, кто зверели.
Дрались за жизнь, за место на земле,
И день за днём ходили как по бровке.
Но недосчитывали нас в семье,
И собирали всех, на Пискарёвке.
   Кричал немым укором беспредел,
   Разрушенные церкви Ленинграда.
   Перекреститься же народ хотел,
   Во имя жизни, в окруженьи ада.
Сто двадцать пять лишь грамм, блокадный хлеб,
Кто выжил, тем он стал путёвкой жизни.
В судьбе такой, неизгладимый след,
В то время были лишь об этом мысли.
   Несправедливость била по судьбе,
   Озлобиться б на всех, чего бы ради.
   Терпеть все эти беды на себе,
   Но выжили в блокадном Ленинграде.
Ни силы, ни терпения сносить,
С укором и мольбой взглянув на небо.
Безмолвно продолжали вы просить,
На завтра получить кирпичек хлеба.
   А в наши дни приоритет другой,
   Насколько всё же мы в еде капризны.
   Преклонимся ж пред памятью людской,
   И так оценим мы кусочек жизни.
Кашмар блокадных дней вам не забыть,
И просыпаясь, под раскаты грома.
Вы продолжали искенно любить,
Жизнь проживать под звуки метронома.