Жертвам политических репрессий...

В кресле у окна сидела дама.
Взгляд её смотрел на церковь, в даль.
Колокольный звон святого храма
В её сердце пробудил печаль.

Перед ней воскресла её юность,
Как была когда-то влюблена
И гуляла с парнем ночью лунной,
Планов и надежд была полна.

Он заботливый, любил её безумно,
Счастьем наполняя каждый день.
Замуж звал, чтоб с нею жить разумно,
Свадьба. Дом. В душе цветёт сирень...

С ним она жила как в доброй сказке -
Он ее желания исполнял.
Она отвечала ему лаской
Когда он её губами целовал.

Утром рано кипятил ей чайник.
Насыпал в заварник чёрный чай.
Называл её своей желанной,
На ухо шептал: “Жена, вставай!”

Жизнь блестела счастьем. Но однажды,
Все оборвалось в короткий миг -
Высылка на север честных граждан,
Поворот судьбы врасплох застиг.

Бросили насиженное место -
Солнечный и милый сердцу край.
И в вагоны набивались тесно -
Паровоз сигналит: “Крым, прощай!”

Скромные пожитки в чемодане -
Все осталось где-то позади,
Впереди ждет только испытание:
Холод, голод и печать нужды.

Поезд мчит сквозь снежные сугробы -
Мёрзнут пассажиры без тепла,
Ветер теребит на досках скобы -
Кто-то не дотянет до утра.

Холод с голодом сработают на пару,
Погружая слабых в вечный сон,
Для живых - останутся кошмаром:
В памяти застрянут боль и стон.

Тянутся как вечность дни и ночи,
Ветер в щели лезет всё наглей,
Север наблюдает как по тундре
В ссылку едут тысячи людей.

Среди них есть два наших героя.
Он её пытался уберечь
От простуды, холода и горя,
Сняв пальто с широких своих плеч.

Обернул её как одеялом,
Крепко обнял, тихо прошептал:
- Лучше ехать, чем идти по шпалам.
Я б идти - давно уже устал...

Улыбнулся грустно. Взгляд печальный
Устремил сквозь щель куда-то вдаль
И запел мотив прощальный
О том, что прошлого уже ничуть не жаль...

Песню эхом подхватили люди,
Душу рвал распев, как страшный стон,
А поезд мчал, и среди этой жути,
Он звучал, как поминальный звон.

Песня стихла утром, на рассвете,
Поезд прибыл в северную даль.
И вопрос замёрз в немом куплете
“Как нам выжить? Как прогнать печаль?”

Разгребали снег теплом ладоней,
Согревались искрами костра
И землянки строили в погоне
Жизнь сберечь от ночи до утра.

Он руками рыл песок холодный,
Руки превратились в рваный плат,
Он когда-то был мужик дородный,
А сейчас он - тощ и бородат...

Но так же ею дорожит безмерно,
Бережёт от непосильного труда,
Помогает выжить среди скверны.
Ободряет: “Беды - ерунда!"

Надо бы нам дотянуть до лета.
Там окрепнем, лучше заживем,
А пока нет впереди просвета -
Новым трудодням учёт ведём.”

Он работал днём на заготовках,
Лес валил, ужасно уставал,
Но её берёг. И в голодовках
Хлеба свой кусок ей отдавал.

Говорил: “Ты - слабая, покушай!
Силы будут пережить мороз",
Все её протесты он не слушал,
Утирал рукой замерзший нос.

Лагерь поселенцев жил ужасно:
Пайка хлеба за несносный труд.
Каждый понимал, что труд - напрасный
И боялся навсегда остаться тут.

Умирали многие не в силах
Вынести то бремя бытия.
От бессилия кровь застыла в жилах -
К могильным рвам набита колея...

За зИму наш парень надорвался -
Непосильный труд его добил.
Однажды он с работы не вернулся -
Из леса выйти не хватило сил.

Сел он под сосну, расправил плечи,
Посмотрел на серый неба клок,
Вспомнил, как гулял с любимой вечер,
Дом родной, сирень... последний вздох...

Время шло, а люди прибывали.
Жили очень тесно в тех землянках,
На каторжных работах умирали,
Среди снега, на лесных делянках.

Мёртвых складывали в братских ямах,
Но поверх - не сыпали холмы.
Души оных не отпеты в храмах,
Не поставлены могильные кресты.

Брошены, зарыты и забыты -
Нет имён, нет дат, нет НИ-ЧЕ-ГО...
И землёй все ужасы закрыты -
Родные не отыщут НИ-КО-ГО...

Отобрали у них веру в человека,
Ни за что сослали прямо в ад.
А тот, кто убегал - после побега
Под расстрельный попадал обряд.

Ям таких в лесу осталось много.
В каждой - кто-то свой покой обрёл.
Не своей пришёл сюда дорогой -
Ложный приговор его привёл.

Время политических репрессий -
Тысячи невинных в лагерях.
Люди разных городов и весей
Оказались в гибельных сетях.

Беспощадно, зверски и жестоко
Жернова репрессий смяли граждан,
Превращая в пыль ростки живого,
Чтобы утолить террора жажду.

В кресле у окна сидела дама,
Взгляд ее смотрел куда-то вдаль -
Она вспоминала жизни драму
И любимого ей было очень жаль.

Много лет прошло с того момента,
Но дама помнит всё до мелочей.
И следствие былого прецедента -
Делит жизнь её на несколько частей.

Татьяна Попова