Приписанная Пушкину Гавриилиада. Приложение 7. 3

Оглавление и полный текст книги «Приписанная Пушкину поэма «Гавриилиада» – в одноимённой папке.


Приписанная Пушкину поэма «Гавриилиада»
Приложение № 7.3. Герцен А.И. о Полежаеве А.И.


Герцен Александр Иванович (1812-1870) – публицист, прозаик, философ, с 1847 года – эмигрант.

Выписка сделаны из источника: Герцен А.И. «А. Полежаев» // Герцен А.И. «Былое и думы» // Герцен А.И. «Собрание сочинений в 30 томах». «Издательство Академии наук СССР», 1954-1966 гг., том 8 (1956 г.), стр. 165-168.

Указанная статья Герцена А.И., обозначенная им в «Былом и думах» как прибавление к главе 1, приводится полностью:

     В дополнение к печальной летописи того времени следует передать несколько подробностей об А. Полежаеве.
     Полежаев студентом в университете был уже известен своими превосходными стихотворениями. Между прочим написал он юмористическую поэму «Сашка», пародируя «Онегина». В ней, не стесняя себя приличиями, шутливым тоном и очень милыми стихами, задел он многое.
     Осенью 1826 года Николай, повесив Пестеля, Муравьева и их друзей, праздновал в Москве свою коронацию. Для других эти торжества бывают поводом амнистий и прощений; Николай, отпраздновавши свою апотеозу, снова пошёл «разить врагов отечества», как Робеспьер после своего F;te-Dieu1*.
     Тайная полиция доставила ему поэму Полежаева...
     И вот в одну ночь, часа в три, ректор будит Полежаева, велит одеться в мундир и сойти в правление. Там его ждёт попечитель. Осмотрев, все ли пуговицы на его мундире и нет ли лишних, он без всякого объяснения пригласил Полежаева в свою карету и увёз.
     Привёз он его к министру народного просвещения. Министр сажает Полежаева в свою карету и тоже везёт – но, на этот раз, уж прямо к государю.
     Князь Ливен** оставил Полежаева в зале, где дожидались несколько придворных и других высших чиновников, несмотря на то что был шестой час утра, и пошёл во внутренние комнаты. Придворные вообразили себе, что молодой человек чем-нибудь отличился, и тотчас вступили с ним в разговор. Какой-то сенатор предложил ему давать уроки сыну.
     Полежаева позвали в кабинет. Государь стоял, опершись на бюро, и говорил с Ливеном. Он бросил на взошедшего испытующий и злой взгляд, в руке у него была тетрадь.
     – Ты ли, – спросил он, – сочинил эти стихи?
     – Я, – отвечал Полежаев.
     – Вот, князь, – продолжал государь, – вот я вам дам образчик университетского воспитания, я вам покажу, чему учатся там молодые люди. Читай эту тетрадь вслух, – прибавил он, обращаясь снова к Полежаеву.
     Волнение Полежаева было так сильно, что он не мог читать. Взгляд Николая неподвижно остановился на нём. Я знаю этот взгляд и ни одного не знаю страшнее, безнадёжнее этого серо-бесцветного, холодного, оловянного взгляда.
     – Я не могу, – сказал Полежаев.
     – Читай! – закричал высочайший фельдфебель.
     Этот крик воротил силу Полежаеву, он развернул тетрадь. Никогда, говорил он, я не видывал «Сашку» так переписанного и на такой славной бумаге.
     Сначала ему было трудно читать, потом, одушевляясь более и более, он громко и живо дочитал поэму до конца. В местах особенно резких государь делал знак рукой министру. Министр закрывал глаза от ужаса.
     – Что скажете? – спросил Николай по окончании чтения. – Я положу предел этому разврату, это всё ещё следы, последние остатки, я их искореню. Какого он поведения?
     Министр, разумеется, не знал его поведения, но в нём проснулось что-то человеческое, и он сказал:
     – Превосходнейшего поведения, в. в.
     – Этот отзыв тебя спас, но наказать тебя надобно, для примера другим. Хочешь в военную службу?
     Полежаев молчал.
     – Я тебе даю военной службой средство очиститься. Что же, хочешь?
     – Я должен повиноваться, – отвечал Полежаев.
     Государь подошёл к нему, положил руку на плечо и, сказав:
     – От тебя зависит твоя судьба; если я забуду, ты можешь мне писать, – поцеловал его в лоб.
     Я десять раз заставлял Полежаева повторять рассказ о поцелуе – так он мне казался невероятным. Полежаев клялся, что это правда.
     От государя Полежаева свели к Дибичу, который жил тут же, во дворце. Дибич спал, его разбудили, он вышел, зевая, и, прочитав бумагу, спросил флигель-адъютанта:
     – Это он?
     – Он, в. с.
     – Что же! Доброе дело, послужите в военной; я всё в военной службе был – видите, дослужился, и вы, может, будете фельдмаршалом.
     Эта неуместная, тупая, немецкая шутка была поцелуем Дибича. Полежаева свезли в лагерь и отдали в солдаты.
     Прошли года три, Полежаев вспомнил слова государя и написал ему письмо. Ответа не было. Через несколько месяцев он написал другое – тоже нет ответа. Уверенный, что его письма не доходят, он бежал, и бежал для того, чтоб лично подать просьбу. Он вёл себя неосторожно, виделся в Москве с товарищами, был ими угощаем; разумеется, это не могло
остаться в тайне. В Твери его схватили и отправили в полк, как беглого солдата, в цепях, пешком. Военный суд приговорил его прогнать сквозь строй***; приговор послали к государю на утверждение.
     Полежаев хотел лишить себя жизни перед наказанием. Долго отыскивая в тюрьме какое-нибудь острое орудие, он доверился старому солдату, который его любил. Солдат понял его и оценил его желание. Когда старик узнал, что ответ пришёл, он принёс ему штык и, отдавая, сказал сквозь слезы:
     – Я сам отточил его.
     Государь не велел наказывать Полежаева.
     Тогда-то написал он свое превосходное стихотворение:

Без утешений
Я погибал,
Мой злобный гений
Торжествовал...****

     Полежаева отправили на Кавказ; там он был произведён за отличие в унтер-офицеры. Годы шли и шли; безвыходное, скучное положение сломило его; сделаться полицейским поэтом и петь доблести Николая он не мог, а это был единственный путь отделаться от ранца.
     Был, впрочем, ещё другой, и он предпочёл его: он пил для того, чтоб забыться. Есть страшное стихотворение его «К сивухе».
     Он перепросился в карабинерный полк, стоявший в Москве*****. Это значительно улучшило его судьбу, но уже злая чахотка разъедала его грудь. В это время я познакомился с ним, около 1833 года. Помаялся он ещё года четыре и умер в солдатской больнице.
     Когда один из друзей его явился просить тело для погребения, никто не знал, где оно; солдатская больница торгует трупами: она их продаёт в университет, в медицинскую академию, вываривает скелеты и пр. Наконец он нашёл в подвале труп бедного Полежаева, – он валялся под другими, крысы объели ему одну ногу.
     После его смерти издали его сочинения и при них хотели приложить его портрет в солдатской шинели******. Цензура нашла это неприличным, и бедный страдалец представлен в офицерских эполетах, – он был произведён в больнице.

     * Праздника божества (франц.). – Ред.
     ** Князь Ливен... – Пост министра народного просвещения в то время занимал не К.А. Ливен, а А.С. Шишков. – Ред.
     *** За побег из Бутырского полка Полежаев был разжалован в рядовые «с лишением личного дворянства и без выслуги» – Ред.
     **** Без утешений... – Неточная цитата из стихотворения Полежаева «Провидение». – Ред.
     ***** В 1833 г. Московский полк, в котором служил Полежаев, был возвращён с Кавказа и расположился в г. Коврове, Владимирской губ. – Ред.
     ****** Герцен имеет в виду издание: «Арфа. Стихотворения Александра Полежаева», М., в типографии В. Кирилова, 1838. – Ред.
(стр. 165-168)