Джон Гей Художник, который никому не нравился...

Художник, который никому не нравился, но понравился всем (басня)




в чан вранья мы пару ложек
правды искренней положим,
коли в книжке так напишут-
слог печатный всяк расслышит
языком врагов громили,
свою храбрость позабыли
лесть откроет все нам двери,
ведь льстецу любой поверит
всё, что не было, возможно,
похвалу принять не сложно!

правда! правда! как иначе?
от людей неправду пряча,
жил художник, речь о нём
выжигал он ложь огнём
жизнь, как есть в его картинах,
рты кривы, сутулы спины,
не рисует он румяна
деве, что давно увяла,
каждый заслужил свой рост,
цвет лица, живот и нос

и честнейший карандаш
вмиг раскроет возраст ваш,
только правдою своею
всех клиентов и друзей он
потерял, и видит небо:
без куска остался хлеба!
когда в миске так негусто,
он вздохнул, и взял два бюста
Аполлон с Венерой. ясно,
будут все теперь прекрасны!

все черты богов красивых
перейдут сейчас в картины,
в мастерской зажегся свет,
мой художник знал секрет!
Господин приходит важный,
в кресле он сидит вальяжно,
кисть художник держит крепко,
говорит о древних греках,
мастерах всех поколений:
ТициАн и ГвИдо РЕни,


ложь все гуще, все смелее:
«вы достойны Рафаэля!
мне поверьте, очень трудно
передать Ваш образ умный,
душу всю вложу и чувство,
вот что делает искусство!»
лесть лилась легко, умело,
но сказал Милорд несмело:
«рот мой шире, непохоже,
я гораздо здесь моложе?»

возразил мой льстец безбожно:
«всё решает здесь художник,
он так видит, знает, может
чувствует своей он кожей»
глянул вновь Милорд, смутился
покраснел и...согласился
тут супруга в кресло села,
ликом станет как Венера,
а Милорд похвалит тоже,
так любимая похожа!!!

всех сразил художник разом,
вновь пошли к нему заказы
вдохновения Весна,
и цена его росла!
слава деньги, чего ради?
ну, а если жить по правде,
и себе не изменять ???
он одно сумел понять:
здесь серьёзно, не шутя,
верят в то, во что хотят…






John Gay (1685-1732)

The Painter Who Pleased Nobody and Everybody

Lest men suspect your tale untrue,
Keep probability in view.
The traveller leaping o'er those bounds,
The credit of his book confounds.
Who with his tongue hath armies routed,
Makes even his real courage doubted:
But flattery never seems absurd;
The flattered always take your word:
Impossibilities seem just;
They take the strongest praise on trust.

Hyperboles, though ne'er so great,
Will still come short of self-conceit.
So very like a painter drew,
That every eye the picture knew;
He hit complexion, feature, air,
So just, the life itself was there.
No flattery with his colours laid,
To bloom restored the faded maid;
He gave each muscle all its strength,
The mouth, the chin, the nose's length.

His honest pencil touched with truth,
And marked the date of age and youth.
He lost his friends, his practice failed;
Truth should not always be revealed;
In dusty piles his pictures lay,
For no one sent the second pay.
Two busts, fraught with every grace
A Venus' and Apollo's face,
He placed in view; resolved to please,
Whoever sat, he drew from these,

From these corrected every feature,
And spirited each awkward creature.
All things were set; the hour was come,
His pallet ready o'er his thumb,
My lord appeared; and seated right
In proper attitude and light,
The painter looked, he sketched the piece,
Then dipp'd his pencil, talked of Greece,
Of Titian's tints, of Guido's air;
'Those eyes, my lord, the spirit there

Might well a Raphael's hand require,
To give them all the native fire;
The features fraught with sense and wit,
You'll grant are very hard to hit;
But yet with patience you shall view
As much as paint and art can do.
Observe the work.' My lord replied:
'Till now I thought my mouth was wide;
Besides, my mouth is somewhat long;
Dear sir, for me, 'tis far too young.'

'Oh! pardon me,' the artist cried,
'In this, the painters must decide.
The piece even common eyes must strike,
I warrant it extremely like.'
My lord examined it anew;
No looking-glass seemed half so true.
A lady came, with borrowed grace
He from his Venus formed her face.
Her lover praised the painter's art;
So like the picture in his heart!

To every age some charm he lent;
Even beauties were almost content.
Through all the town his art they praised;
His custom grew, his price was raised.
Had he the real likeness shown,
Would any man the picture own?
But when thus happily he wrought,
Each found the likeness in his thought.