Грейс Бернард. Цель лет

 Грейс Бернард.

 Я знаю ход и цель лет;
 Воля, которая является магнитом души,
 Ещё обретёт новые силы, и человек
 Станет чем-то большим, чем человек. Скорлупа опадает;
 Старые цивилизации уходят, приходят новые.

1.
 Есть две фермы, которые, улыбаясь на солнце,
 Соседствуют друг с другом, и я верю, что однажды
 Соединятся два сердца, которые будут жить от их щедрот.
 Одна ферма принадлежит Джону Бернарду, а другая - мне;
 И она, единственная жемчужина в моих глазах,
 - его милая дочь, нежная Грейс Бернард.

 Три года назад мой отец последовал за ней,
Которая родила меня, домой, в свой тесный дом.
 Я был в колледже, когда пришло известие о смерти,
 И всё горе обрушилось на меня, сокрушая меня;
 И всё моё сердце кричало от горечи,
Стонало, чтобы замолчать, — слезами.
 Затем, когда мои профессиональные перспективы
 Рухнули и исчезли, я вернулся на ферму —
 Я вернулся к любви Грейс.Эйс Бернард.
 Она была голубкой, которая в порыве горя
 Принесла к моему окну оливковую ветвь любви.
 Из колледжа на ферму, где я жил,
 Я взял свои книги, друзей, которые никогда не остывают,
 Хрупкие химические приборы,
 Шкафы с минералами и камнями,
 С известняковыми энкринитами, астериями,
 Старыми, как горы, или белыми ресницами моря.
 То, чем он поражает берега;
 Я принёс тарантула и скарабея,
 И ещё я принёс свой алмазный микроскоп,
 Который увеличивает булавочную головку до размеров человека,
 И позволяет мне видеть в воде и в воздухе
 Натуралисты ещё не касались этого.
 Я часто брожу по своим полям,
Разбивая вдребезги прошлое, как скалы,
 В поисках особых экземпляров, которыми я мог бы наполнить свой дом;
 Но мои шаги всегда ведут меня туда,
 К дому на другой ферме,
 Где Грейс Бернард — полдень и радость.

 Когда я впервые взял её за руку, я полюбил,
 И держал его так, как мог бы держать незнакомец,
Какой-то невидимый наставник прошептал мне на ухо:
 «Вы двое — нити, которые Судьба сплетёт».
 А затем необъяснимое оцепенение
Опустилось на моё сердце холодной влагой.
 Милая Грейс, Бернард в Грейс не ошибся в выборе имени,
 В её глазах был мягкий взгляд Мадонны;
 Длинные густые ресницы, опущенные веки,
 Выражавшие на лице всю любовь и нежность.
 Её губы были насыщенного красного цвета,
 Как вишня, красная роза и водосбор.
 Её золотистые волосы, словно солнечный свет, превращались в шёлк,
 Они ниспадали ниже талии и были прекрасны.
 Возможно, какой-нибудь любовник, гораздо более храбрый, чем я,
 Возможно, осмелится взять его за руки или поцеловать.

II.

 Пришла весна и принесла ей благополучные дни.,
 Но в воздухе носится слух о смерти.--
 Эпидемия наполовину пересекла море.
 Пресса трубит о её вероятном приближении,
 И бедность, и богатство одинаково предвещают её.
 Холера, как шепчутся, родом из Азии,
 Может оставить больше пустых стульев у наших очагов,
 Чем красный хаос гражданской войны.
 Нет ноги, которую она не могла бы настигнуть;
 Нет щеки, которая не могла бы побледнеть от неё.
 Это дочь Грязи, и там, где низ
 Скопившись в грязном воздухе в тесных комнатах,
 она должна была появиться. Как все формы жизни,
 Живые и неживые, зарождаются
 в семенах и яйцах, так и все инфекции.
 Плавающие в атмосфере газы
 воздействуют на частицы, которые возникают из грязи,
 Смешайся с грязным браком — прорастай,
 И неси своё семя, как зерно, или размножайся, как мухи.
 Этот продукт, рассеянный в чистом воздухе,
 И уносимый потоками ветра,
 Вдыхается людьми, близкими и далёкими;
 И, попав в организм, болезнь
 Созревает и растёт, пока не умрёт больной.
 Жёлтая лихорадка — это болезнь растений,
 Потому что её убивает сильный мороз. Холера
 Животное по происхождению, оно выживает
 В самый сильный холод долгих тёмных зимних дней.

 Я молюсь о том, чтобы, если придёт холера,
 Она не коснулась моей милой Грейс, которая мне так дорога; Чтобы мы оба могли предстать перед алтарём,
 И пережить много невзгод на своём веку,
 И провести много дней в счастье и покое.

III.

 Внизу у ручья, разделяющего фермы,
 Стоит огромная скала, нависшая над ручьём,
 И кажется, что это какое-то чудовище из доисторических времён,
 Пришедшее к кромке воды, чтобы напиться,
 Окаменело и так и стоит, нависнув.
 Неделю назад я сидел на её спине,
 И мечтал о Грейс Бернард, и смотрел на ручей;
 И пока я мечтал, во сне появилось
 Предчувствие того, что еще будет.
 Лицо будущего, навсегда отвернутое,
 Теперь казалось, что все вернулось вспять, и его взгляд назад
 Был устремлен на меня.

 Они сделали неудачный слепок
 С черт лица Шекспира после его смерти.
 Я, видя лицо будущего, делаю здесь свой слепок.

 И это было моё предчувствие —
 совершенное предчувствие, полное и ясное —
 и, поскольку я знаю людей, которых оно касается,
 я не могу считать его невероятным.
 Так что запиши это, чтобы, когда пройдёт время,
 я мог сравнить факты с тем, что здесь.
 И всё же я вряд ли написал бы это,
 если бы сегодня не увидел его призрачное лицо —
 лицо, которое я никогда не видел раньше,
 кроме как в своём единственном сне на скале
 Тот, кто жаждет, склоняется над бурлящим потоком.

 Солдат, когда он идёт навстречу врагу,
 Может смутно понимать, что смерть близка,
 Но всё же смело идёт навстречу судьбе.
 Я тоже вижу тень на своём пути;
 Я тоже иду вперёд и не сворачиваю с пути.

 ПРЕДЧУВСТВИЕ.

Я.

 Вдали, за бушующими волнами,
 Мне кажется, я вижу жену, стоящую на коленях,
 Её умоляющие руки протянуты к тому,
 Кто бьёт её грубыми ударами по щеке и груди.
 Это её муж, и он оставляет её там,
 Забирает её драгоценности и единственный кошелёк,
 И отправляется на корабле к другим берегам.
 Это то лицо, которое я видел сегодня--
 Красивое лицо, каковы бы ни были его грехи:
 Твердый рот с большими блуждающими черными глазами,
 Нижняя губа с бородкой и белоснежные зубы;
 Длинные, прекрасные черные волосы, которые лениво ниспадают на плечи
 Сутулые от работы над книгами;
 Вместе с высоким интеллектуальным челом,
 Недостаточно широким, чтобы вместить щедрую душу.

II.

 Я вижу фермерский дом, где пребывает моя Грейс.;
 День ясный, трава зеленая.;
 И Грейс выходит и идет к ручью.
 Рядом с его берегом, который представляет собой склон, поросший мхом.,
 Я вижу лицо, сосредоточенно наблюдающее за происходящим.
 Теперь Грейс приближается и, обернувшись, видит
 Незнакомца в лощине, которую она любит больше всего,
 Наполовину очарованного его культурным видом,
 Наполовину отпрянувшего от противоречивых страхов.
 Он встает, низко кланяется и просит разрешения говорить:
 Он никогда в жизни не видел такой красоты;
 Он жаждет коснуться пальцем ее руки,
 Чтобы понять, земная ли она или послана с какой-то священной миссией из той страны
 К чему он стремится с помощью поста и многочисленных молитв,
 надеясь на Божью милость,

 и Джон Бернард, который работал неподалёку,
 засевая борозды для своих пустых амбаров,
 Этот незнакомец и моя Милость идут рука об руку.
 Я вижу, как она улыбается в ответ на его улыбки.
 Она вслушивается в его медоточивые речи;
 И всё же она, кажется, по какой-то причине его боится.
 Теперь, когда медлительное солнце задерживается на холмах,
 Я вижу, как они расстаются у двери фермерского дома —
 Широкой полуоткрытой двери, которая сейчас приоткрыта наполовину —
 И как он идёт по окаймлённой дорожке,
 Его поцелуй всё ещё горит на её руке,
 Она высовывается из двери и смотрит ему вслед,
 Пока он не исчезает между деревьями.
 Мне кажется, я вижу её лицо, такое милое,
 Я не могу отвести от него взгляд, хотя свет
 Украшает его изящным кольцом
 Над белым лбом и золотыми волосами.

III.

 Я вижу, как они едут по деревенской улице.:
 Он на коне, черном и сильном, как железо.,
 Она на своем белоснежном коне, одетая в зеленое.,
 Поводья в ослабевшей руке; лошади бок о бок.
 Даже когда я смотрю и пишу, мое сердце холодеет--
 Холодна, как птица, что в зимний день
 Борется с холодным ветром, паря в морозном воздухе.

IV.

 Я вижу город с обширной площадью,
 С освещёнными газом улицами и зданиями, а над ним,
 С милым лицом, спрятанным в облачных ладонях,
 Ночь склоняется, плача. На улице
 Я снова вижу лицо, которое видел сегодня.

 Я вижу, как он пишет в узкой комнате.
 Я читаю слова:
 _ Этой ночью я заканчиваю свою жизнь.
 Река говорит: "Обними, я предлагаю покой".
 Мир и я сошлись в честном бою,
 И я побежден. Обнаружив поражение,,
 Я жажду спуститься в его самые низкие глубины.
 Я лишь прошу, чтобы те, кто найдёт эти слова,
Отправили их моему народу за море;
 Сегодня ночью я пересекаю более широкое море: так что прощай._
 Майкл Джанни.

 Это его настоящее имя,
 А потом он пишет адрес своей жены.
 Он оставляет бумагу на подставке, не складывая.
 А затем уходит, но не для того, чтобы покончить с собой.
 Он мечтает о том, что теперь его жизнь только начинается.
 Он видит мою милость во всех грядущих днях;
 Он видит большой старый фермерский дом, где она живёт,
 И надеется счастливо провести там годы,
 Живя в мире и достатке до самой смерти.

 Большинство человеческих расчётов заканчиваются неудачей,
 И каждый, кто разработал план,
 Это как глупый ходок по канату,
 Сначала балансируя на этой стороне, потом на той,
 Рискуя многим, чтобы достичь ничтожного конца;
 И если веревка расчета порвется,
 Или если нога поскользнется, к несчастью добавится
 Пусть мир насмехается и насвистывает, так будет лучше.
 Если коварные планы полулюдей наконец-то увенчаются успехом,
 я боюсь, что для Божьих планов останется мало места.

 (Майкл Джанни, теперь я знаю твоё имя,
 и это предчувствие даёт мне подсказку,
 как подловить тебя на твоих изученных уловках.
 Ты не завоюешь мою милость, которая всё ещё любит меня;
 Ты больше не посмеешь поцеловать ей руку.)

V.

 Под деревенской беседкой, рядом с её домом,
 Влюблённые, беседуя, сидят в тени.
 Новая луна-меч на фоне фиолетового неба
 Поднимается на одной белой облачной руке,
 Поднявшейся с тёмного холма.
 Моя светлость и я сидим в беседке,
 И по моей груди и руке, обвивающей пояс
 Рассыпано чистое золото - ни один сплав не сравнится с ним--
 Чистая руда ее прекрасных золотых волос.
 Хитрые ткачи Аравии,
 Которые стремятся передать солнечный свет в своем шелке,
 Отдали бы бриллианты на вес золота за этот волос,,
 Из которого можно сделать ткань для своего короля.

 Я вижу деревья, окаймляющие ту долину,
 И там, где дорога спускается между их стволами,
 Я вижу фигуру, идущую туда-сюда.
 Вот он подходит ближе и, шагая по тропинке,
 Входит в беседку и замечает нас.
 Это Джанни; его сверкающие глаза
 Яростная, глубокая ненависть вырывается из его сердца,
 Как молния, предвещающая приближающуюся бурю,
 Зловеще сверкает над полуночными холмами.
 Под каким-то предлогом Джанни уходит,
 А Грейс с нежно растущей уверенностью
 Шепчет губами, слегка касающимися моего уха:
 «Я никогда не любила его, я всегда была твоей».

VI.

 Я вижу гостиную, которую украшает моя Грейс
 С цветами и в её присутствии, которое намного
 Ароматнее всех цветов.
 Грейс сидит за пианино; на её губах
 Песня сумерек и вечерней звезды.
 Там, где медленно сгущаются тени,
 Джанни приходит и прерывает её мрачные мысли;
 Она холодна к его ухаживаниям, он в отчаянии;
 Но прежде чем уйти, он вкладывает ей в руку
 Большой спелый апельсин, только что с Сицилии,
 И просит её принять его ради него самого.
 Она провожает его из комнаты и кладёт фрукт
 Перед собой на рояль, снова
 Мечтая обо мне и напевая какую-то дикую песню
 О Пане, который, бродя вдоль реки,
Срезал тростник и дул на него с такой силой,
 Что очаровывал лилии и стрекоз.
 Теперь, когда песня подходит к концу,
 Мне кажется, что я сам вхожу в комнату
 И обнимаю свою дорогую Грейс.
 Она вкладывает апельсин Джанни в мою руку
 И говорит, что я должен его съесть; она бы
 Не взяла его, но не хотела
 Обижать его отказом. Поэтому я говорю:
 "У этого незнакомца, должно быть, странный вкус,
 Если он принёс тебе апельсин — всего один.
 Возможно, в нём больше, чем мы знаем."

VII.

 Кажется, я оставил этот апельсин в своей комнате,
 И при утреннем свете поверни его.
 Я не нахожу в нём изъяна ни с одной стороны.
 Красивый апельсин, спелый, с нежной кожурой
 Глубокого красновато-жёлтого цвета, словно чистое золото.
 Возможно, дерево обвило своими корнями
 Сундук с сокровищами и притянуло богатство
 В сердцевину, чтобы использовать ее на плодах.
 Но пока я медленно переворачиваю апельсин.,
 И присматриваюсь повнимательнее, смотрите, малейший надрез!--
 Глубокий надрез, сделанный какой-то острой сталью.
 Я осторожно срезать кожуру, и не один раз
 Нарушая тонкую квартир плодов,
 Или вываливаются оттуда каплю золотого сока,
 Найти одну из комнат, через которые стали уже прошел.
 Я препарирую его и, как могу, пробую на вкус,
Но не нахожу ничего ядовитого.

VIII.

 Я беру свой микроскоп и на семени,
 Цепляющемся с ужасом, вижу форму,
 Чьи крылья покрыты отвратительной слизью, чьи глаза
 Сверкает демоническим блеском, рождённым болью.
 Его лицо чем-то напоминает человеческое,
 Нижняя челюсть слишком велика, а борода длинна;
 Лоб покрыт гноящимися язвами.
 Такой облик мог носить гений Данхаш.
 Возможно, это отвратительное лицо похоже
 На идола Кришны, от чьих пиршеств уходят
 Поражённые холерой индуистские верующие.
 Тело сочится отвратительной влагой.
 Голова красная, словно налитая кровью;
 Но всё остальное, сотня ног и хвост,
 Кольчужная спина и широкие перепончатые крылья,
 Зелёные, как эти подлые глаза, полные зависти.
 Я надеюсь увидеть тайное убийство.
 Я нахожу в доме самую тонкую иглу,
 И прижимаю острие к скользкой шкуре.
 Тупой край раздавливает, но не прокалывает,
 И я с удовольствием наблюдаю за мучениями.
 Ноги вытягиваются и пытаются убежать;
 Изо рта свисает язык с зазубринами и клыки-близнецы.
 Глаза выпучены и смотрят со смертельной ненавистью,
 Пока наконец не застывают в каменном спокойствии.

 Я долго размышляю о том, что это может быть за фигура.
 Несомненно, Джанни поместил её сюда;
 Если так, то где он поймал и посадил в клетку существо,
 Которого не может увидеть невооружённый глаз?
 Его использование должно быть смертельным. В отместку,
 Он надеется лишить жизни ту, которую я люблю.
 Хотя яды другого характера
 Могут быть обнаружены, это остается неизвестным.
 То, что я обнаружил - эта мерзкая форма,
 Должно быть, это частица какой-то отвратительной болезни!
 И теперь я знаю секрет. Несколько дней
 Джанни ухаживает за раненым человеком,,
 Который умирает, став жертвой холеры.
 Каким-то странным образом он нашёл этот микроб,
 И поместил его в апельсин, надеясь таким образом
 Передать страшную болезнь Грейс Бернард.

IX.

 Кажется, я снова с ним, я ненавижу его,
 И теперь обвиняю его в дьявольском поступке
 Которого я по счастливой случайности предотвратил. Теперь я тоже
 Приказываю ему вернуться к своей настоящей жене,
 И больше не попадаться мне на пути; если он останется,
 Он будет только ждать встречи с ней, моих слов
 Уже было отправлено сообщение о том, что он здесь.

X.

 Я знаю, что опасно заболею,
 И каким-то образом от руки смуглого Джанни.
 Кажется, я сплю на своей кровати.,
 И Грейс рядом и смотрит на мое спокойное лицо.
 Деревенский врач делает свой утренний визит,
 И берет мою вялую руку, чтобы пощупать пульс.
 Пульса нет! Его рука тянется к сердцу.
 Мое сердце перестало биться, и все стихло.
 Рука, которую держал врач, падает, как свинцовая.
 В зеркале не видно исчезающего тумана,
Налегла на ледяные и неподвижные губы.
 Мои глаза устремлены в одну точку; я смотрю на всех.
 Грейс обвивает мою шею своими вдовьими руками,
 Целует мои землистые щёки, заливаясь безнадёжными слезами,
 Зовёт меня по имени и умоляет вернуться;
 И, думая, что я умер, они закрывают мои застывшие глаза.
 И накройте моё белое лицо тканью,
 И тихо пройдитесь по комнате.
 Они не знают, что я в трансе.
 Я слышу каждый шёпот и вздохи,
 Которые сотрясают опустошённую грудь моей милости.

 XI.

 С тех пор, как они закрыли мне глаза, всё погрузилось во тьму;
 Я думаю, что с их стороны было жестоко так поступать —
 лишать меня дневного света и всякой надежды
 на то, что я когда-нибудь увижу Грейс.
 Я не могу пошевелить ни одним мускулом, но я пытаюсь,
 и стараюсь разлепить губы, чтобы произнести хоть слово;
 но всё напрасно; разум потерял контроль
 над бесполезным механизмом тела.

 Интересно, похоронят ли они меня,
Думая, что я мёртв? Проснуться в могиле,
 И услышать грохот телеги над головой,
 Или случайный шаг, проходящий рядом,
 А потом закричать и не получить ответа;
 Но услышать, как шаги удаляются прочь,
 И знаю, что холодная плесень заглушает все крики,
 И надо мной, и подо мной, и вокруг меня,
 Горькая мысль. Лечь бы тогда на спину и умереть,
 Медленно задыхаясь, пока я рву на себе волосы.,
 Мне становится дико думать об этом.

XII.

 Слушайте! Сейчас ночь.
 Ветер отчетливо различает этот час.
 Моя Милость сидит рядом со мной; теперь подходит ко мне сбоку,
 И к Тому, чье ухо повсюду,
 Она, преклонив колени, поднимает руки и молится.

 "О Отец всех милостей, будь по-прежнему милосерден,
 И подними меня из бездны этого отчаяния.
 Я не могу ни думать, ни чувствовать, что моя любовь мертва.
 Если он все еще жив и пребывает в трансе,,
 Подай мне какой-нибудь знак, чтобы я мог узнать правду.

 Я медленно поднимаю руку и опускаю ее.

 Грейс вскакивает от восторга и тянет ткань,
 Целуя меня в губы и умоляя очнуться.
 Я пытаюсь, но не могу снова поднять руку.
 Транс все еще длится. Мои глаза не разомкнутся;
 Мои губы отказываются выполнять свои функции.

XIII.

 На следующий день будут похороны;
 Но Грейс отложила их ещё на неделю;
 Но всё напрасно, я не просыпаюсь и не двигаюсь.

 Я слышу, как люди входят в дом,
 И прямо в своём гробу хочу подняться.
 Я слышу молитву пастора, а затем его слова,
Простые и добрые, полные нежной похвалы.
 Наконец они подходят, чтобы взглянуть на меня в последний раз,
 Цепочка лиц, выходящих за дверь.
 Я слышу, как они быстро завинчивают крышку;
 А теперь носильщики выносят меня из дома
 И кладут ногами вперёд в чёрный катафалк с плюмажем.
 Джанни несёт мою саван.
 И Грейс, задыхаясь от рыданий, идёт за нами.
 Мы подходим к могиле. Они медленно опускают меня вниз.
 Часть гравия сбоку осыпается и падает
 На узкую крышку гроба.

 Ужас на ужасе! Не дай мне больше этого видеть!

 ПОСЛЕ ПОХОРОН.

 Так и сбылось предчувствие; и сегодня
 я оглядываюсь на записанные здесь слова,
 сравнивая их с тем, что произошло с тех пор,


 и нахожу, что ни в одной сцене нет изъяна. Я всегда хотел рассказать Грейс о своём страхе,
 что однажды я могу быть заживо погребён,

 но всегда терпел неудачу, пока не стало слишком поздно. Но когда земляной холмик лёг на крышку гроба,
Мой транс рассеялся, и я звал и кричал,
Пока меня не вытащили из могилы,
 И, взломав мою темницу, не освободили.

 Джанни бежал, наконец-то испугавшись моего лица.
 Сегодня у меня есть его письмо из дома,
 Под далёкими итальянскими небесами.
 Прося прощения за то, что причинил мне боль;
 говоря, что он раскаивается во всём, что сделал в прошлом,
 и что с Божьей помощью он начнёт новую жизнь.
 Он увидел, что его жена и дети вне себя от радости,
 что он вернулся в их объятия.

 Завтра мы с Грейс Бернард поженимся.
 Колокол, который отбил мой горький похоронный звон,
 будет звонить, радуясь моей свадьбе и моей невесте...
 Звонко раздается ликующий колокольный звон.

 Теперь у меня нет предчувствия, которое показало бы мне,
 Что уготовано нам в далёком будущем;
 Но из своей двери я смотрю на закатное небо
 И вижу, как голубые горы возвышаются над золотыми равнинами,
 Одетая в чистую красоту, простирающуюся вдаль.
 Так выглядит будущее. Я жду утра.

 ВЕРА.

Я.

КОРОЛЕВСКАЯ ПЕЧАТЬ.

 Пока наш отец лежал на своем ложе,,
 Смертельно больной, братья мои, мы были едины во мнениях.,
 Я замышлял внезапное разрушение моей жизни.
 Я не сказал королю, потому что боялся
 Чтобы хоть на миг унять биение его сердца.
 Я опустился на колени у его ложа и склонил голову.--
 Я, его первенец, которого любил весь народ.
 Он положил свою горячую слабую руку мне на голову,
 И благословил меня, а затем сказал:
 «Ты видел весной тёмно-зелёную траву.
 Что пробивается сквозь неподатливую землю;
 Наконец, лето венчает его цветком.
 Так и ты, когда я уйду и превращусь в прах,
 Будешь носить венец, но более величественный, чем у кустарников, —
 Символ царства на твоём челе.
 Но прими этот урок близко к сердцу,
 И учись мудрости у травы; носи свой венец
 Кротко и без всякого хвастовства,
 Как кустарник, наполовину скрытый листвой.
 И он наклонился с болью и поцеловал меня в щёку,
 Как будто, издав великий закон, он
 Поставил на нём свою печать — королевскую печать.

 Мне не нужна была корона, разве что как средство
 Чтобы дать моей душе более возвышенную и благородную жизнь.
 Этому меня научил мой старый наставник — странный человек,
С небрежно одетый, с густыми косматыми бровями,
 нависшими над глазами, которые сияли, как огонь в печи.
 Моя воля была поглощена его волей. Я стал таким же, как он.
Я заботился только об учёбе и мечтах.
И это он, стоя в ночи
 между двумя колоннами на дворцовой террасе,
 Я увидел, как мимо прошли два моих брата, и услышал
 Их отвратительный шепот о коварном замысле.

II.

 НОЧЬ ПОБЕГА.

 В ночь перед убийством я вынул свой длинный острый кинжал из ножен
 И спустился по мраморной лестнице мимо
 В тронный зал, к занавешенной арке, где
 Спали мои братья. Никакие сны не омрачали
 Виновное Мертвое море их покоя. Они лежали,
 Укрытые подушками, как два корабля посреди волн.
 Я видел их лица, и одно было светлым.
 Длинные темно-каштановые волосы ниспадали с его благородного лба,
 И на шелковистой обивке дивана лежали, свернувшись,
 Как брызги. Лицо другого было холодным и темным
 Я не чувствовал жалости в своей разгневанной груди
 К этому старшему из братьев.
 И всё же именно он всегда хвалил меня больше всех.
 Хвала — это алмазная пыль, которая, если её бросить
 В глаза даже благородным людям,
 Ослепит их от множества вопиющих недостатков.
 Была полная луна, и из-за двух посеребренных облаков
 Выглядывала, как любая принцесса, из-за
 Украшенных кисточками занавесей своей пуховой кровати.
 Блуждающий ветер ворвался сквозь открытую штору,
 И прошептал о пустыне; своей рукой
 Раздувая пламя в серебряной урне
 Имитировал звезду. Под лучами я написал:
 _Я должен был убить вас обоих за ваши намерения
 Убить, но я пощажу вас, и я ухожу.
 Так что берите королевство и живите долго и счастливо._
 Я положил бумагу между ними,
Затем вонзил свой кинжал по самую золотую рукоять,
 Сквозь него, в глубине ложа. Так, проходя мимо,
я вошёл в ту высокую комнату, где мой отец,
 король, лежал больной и был близок к смерти.
 Мой наставник у его ног, на полу,
объятый сном, лежал, как собака.
 Я пришёл, чтобы ещё раз увидеть лицо короля,
прежде чем, подобно девушке, которая доверяет своему возлюбленному,
я отдал себя, тело и душу,
 В великую пустыню и мир за ее пределами.
 Как сладко спал король! Его длинная белая борода,
 И почтенное лицо не были потревожены
 Даже легким движением его дыхания.
 "Конечно, - подумал я, - лихорадка, должно быть, прошла".
 Я нежно наклонилась, чтобы поцеловать его в щёку.
 Как холодно! Боже, помоги мне, неужели король мёртв?
 Моё сердце бешено заколотилось, гоня волну
 Горя, огромную, как гора, по пескам
 Моего мрачного отчаяния. Волна разбилась
 В ослепительный туман слёз.
 Мне хотелось взвыть от отчаяния, но я остановилась,
 Сдерживая рыдания, чтобы ещё раз поцеловать его в лицо.
 Затем я вышел из странной комнаты, с осторожностью
 Распахнув массивные шёлковые шторы, опасаясь, что
 Их шорох может привлечь чьё-то чуткое ухо.
 Я нашёл драгоценности короны и положил их
 В свой собственный мешочек, надёжно спрятав.
 И висел у меня на шее, под халатом.
 Бесшумный, как привидение, я миновал холл.,
 И спустился по лестнице, сделанной из сандалового дерева.
 Ступая легчайшими шагами. Крадучись
 Вдоль альковов, где спали девушки.,
 Передо мной стояла леди. Она протянула
 Свои белые обнаженные руки и обвила мою шею.
 Обвила их. Она была пленницей, Вирой,
 Однажды её удерживали ради выкупа у какого-то бедуинского племени;
 Но когда принесли деньги, она не ушла;
 И король был доволен, потому что так она заключила
 Вечный мир между ним и её родом.
 Ни одна девушка в Мешеде не была найдена
 Соперничать с ней в красоте. Все ее слова
 Были уместны и хороши, и все ее поступки были сладки.
 Я, в ее счастливой тюрьме, зарешеченный слоновой костью
 Ее белыми руками, с нетерпением ждал освобождения.
 Она не хотела отпускать меня, пока я не расскажу
 О цели моего бдения и не укажу
 Место, куда завершится мое путешествие.
 Я не стал ждать, чтобы вернуть ей поцелуй.
 Я поспешил в конюшню, где нашёл
 Своего угольно-чёрного скакуна. Он заржал и ударил копытом по полу.
 Я крепко затянул подпругу, схватил поводья
 И через мгновение миновал городские ворота
 И помчался по пустыне, где дул ветер
 Состязался с нами, но в конце концов отстал.

III.

ДВЕ ЗАДАЧИ.

 Вена была взята, я посвятил себя книгам.
 Здесь я обещал Вире, что буду.
 Передо мной открылись новые пути, и я дни напролёт
 Учился. Всё, что знал мой наставник,
 Казалось тесным и скудным на этих широких путях
 Мысли и науки. Гораздо лучше, сказал я.,
 Знать, чем быть королем. Нет короны
 Которая так шла бы к челу, как знание.

 Решить две проблемы, которые сейчас поглотили мою жизнь.
 Мой наставник-бедуин потратил на них все свои дни
 но безуспешно. Мне
 Он привил всю цель своей души,
 Решив, что, хотя он и потерпел неудачу, я всё же могу
 Продолжать трудиться, когда его окружит смерть.
 Этими родственными проблемами были: _Как сделать чистое золото?_
 И _Как вечно жить на земле?_

 IV.

 ДВЕРЬ.

 Среди книг, которые я купил себе,
 Я нашёл Библию. Чтобы её изучить
 Вскоре я приступил к делу, но не успел я далеко продвинуться в чтении,
 как, о чудо! я нашёл дверь, за которой
 скрывались ответы на мои вопросы. Дверь была заперта и заколочена,
 но я знал, что это дверь.
 Ибо здесь я читал об Эдеме и о том, что посреди
 его стояло Древо Жизни, а по земле
 протекала река, разделявшаяся на четыре рукава.
 И один из них был Гихон, эфиопский поток;
 И один из них был Писон, великий хрустальный поток,
 Который наполняет Хавилу, где находят чистое золото,
 Редкий берилл и оникс.
 Итак, как сказал мой наставник, мои проблемы были
 Двойной тайной, и одна из них содержала
 Другую.  Всю долгую ночь я размышлял
 Над словами и целовал бессознательную страницу
 Благоговейными губами. Моё сердце было подобно губке,
 пропитанной водой мистических слов.

V.

КЛЮЧ.

 Как тот, кто ночью, проходя по пустынной улице,
 находит потерянный ключ, ржавый и старый,
 но знает, что он подойдёт к большой железной двери
 За которыми скрываются бесчисленные сокровища,
 Так и я, когда впервые обратился к трудам Месмера,
 Понял, что нашёл ключ, чтобы открыть дверь
  Моих проблем-близнецов. Затем, день за днём,
  Я посвятил их изучению. Я сильно скорбел
  О печальной, безрадостной жизни, которую вёл Месмер.
 Он никогда не знал, что такое успех;
  Но всё же его сильный, упорный гений до конца
 Оставался с ним. И всё же так было во все времена.
 Появляется один настоящий человек и высказывает свою мысль,
 на которую весь мир негодует или подло насмехается.
 Приходит следующий человек и неблагодарно использует
 То, что знал другой, и получает похвалу
 Первый мужчина, потерянный из-за того, что созрел слишком рано.

VI.

НОВОСТИ Из МЕШЕДА.

 Я ехал по длинной улице на своем вороном коне,
 Я ехал и размышлял. Где мне искать
 Милая душа, чистая, как заря, которая по моей воле станет
 Одновременно податливой и пластичной; которая может воспарить
 Над всей землей или вернуться в прошлое?
 Пока я размышлял, о чудо, на дорожке в саду,
 Женщина гналась за птицей. Пустая клетка
 Стояла в окне увитого виноградом коттеджа неподалеку.
 Птица была похожа на какую-то сладкую неуловимую мысль.;
 Служанка, Сафо, утомленная погоней.
 Она только взглянула в мою сторону, чтобы увидеть, как я прохожу,
 Потом развернулся и побежал ко мне, ее большие глаза
 С радостью scintillant. Это была горничная,
 Вера. Ее рука на моем плече, пешком
 Мы отправились, мой конь следовал за ней, в то время как ее птица,
 Устав от свободы, нашла свою клетку.
 Странные новости пришли к Вире. Здесь она жила спокойно.;
 Но по городу она долго искала меня.
 Когда я уехал из Мешеда, а мои братья читали
 Бумага, которую я написал, вызвала их гнев
 Против моего наставника, которого они считали шпионом.
 Его нашли спящим рядом с королём,
 Который лежал мёртвым, и к его двери они принесли
 Беспочвенное обвинение в убийстве. По улицам
 Они послали глашатаев, чтобы объявить о содеянном.
 И, требуя его жизни, люди пришли,
 И вытащили его, и привели к плахе,
 И убили его. Они насадили его голову на копьё,
 И поместили её высоко на башне над
 Восточными воротами. Птицы клевали его глаза,
 А из волос свили удобные гнёзда.
 Дождь лил на неё, и дул сильный ветер
 Увенчал его пылью пустыни. Солнце всегда
 Приветствовало его, согревая,
 Пока он не стал ещё более ужасным, чем прежде.
 Но после этого безумного преступления старший брат стал
 Завидовать младшему. Однажды тёмным утром
 Они нашли новорождённого бездыханным на улице,
 пронзённым длинным острым кинжалом в спину.
 За беззаконием последовало беззаконие, и правосудие бежало.
 Законы были отменены, и самый непристойный голос удовольствия
 разносился по рынку и улицам.
 Закончив свой рассказ, Вира попросила меня
 встретиться с рассветом.
 "Еще нет, - сказал я, - еще нет". И тогда я сделал
 Странные пассы руками и собрал свою волю,
 Чтобы поколебать ее волю; затем вопросительным взглядом
 Она погрузилась в спокойный гипнотический сон.
 Итак, я понял, что нашел душу.
 Моя цель была так необходима, и я приказал ей проснуться.

VII.

ПОЛУНОЧНЫЙ ГОСТЬ.

 В ту ночь я сидел и размышлял в своей комнате,
 Пока башни и шпили, ближние и дальние,
 Словно небесные стражи, не возвестили о наступлении
 Полуночи. Тогда я взмахнул руками,
 Словно магнитом, и сосредоточил свою непоколебимую волю
 На том, чтобы Вира приблизилась ко мне и чтобы никто
 Не причинил ей вреда и не увидел её, когда она будет проходить по улицам.
 Наконец я услышал её шаги на лестнице —
 лёгкое, как дождь, постукивание её ног,
 а затем она повернула ручку и вошла.
 Длинная белая накидка из атласа, расшитая
 золотыми кружевами и закреплённая на шее
 Она была одета в платье с пуговицами из огранённых бриллиантов.
 На шее у неё был ободок из опалов —
 сотня маленьких миров с центральным огнём.
 Её ноги были босыми, а волосы распущенными.
 Её большие глаза, широко раскрытые и неподвижные, не замечали
 ничего вокруг; так она спала.
 Я велел ей сесть рядом со мной, положил
 Библию ей на колени и взял её за руку
 В стихе, где упоминается древо жизни.
 «Скажи мне, — сказал я, — где можно найти это древо».
 «Путь долог, — ответила она мне наконец, —
 и я измучена и устала. Я прошла
 вдоль берега одной длинной реки много миль.
 Солнце палит, как огонь. Я жажду.
 Я не могу найти дерево; мои поиски окончены ".
 "Загляни в прошлое и узнай, знал ли кто-нибудь
 Где растет это дерево и как его можно найти".
 И снова ее губы произнесли ответ: "Я вижу того, кто,
 Давно умер, кто склоняется над исписанным свитком,
 И выводит на нем странные знаки, которые удерживают
 Какой-то скрытый смысл, связанный с этим деревом.
 В Милане, в Амброзианской библиотеке,
 я вижу этот свиток сегодня вечером; он пожелтел от времени.

 «Теперь возвращайся домой, — сказал я, — милая душа.
 Ты так же кротка и чиста, как тот, чья рука
 Сначала написала слова Божьи". И она встала и пошла
 По темной, пустынной улице, а я
 Внимательно следил за ней, пока не увидел, как она пересекает
 Порог своего дома; тогда я обернулся,
 И нашел свой дом, и спокойно проспал до рассвета.

VIII.

ПАЛИМПСЕСТ.

 В Милане, в тамошней амброзианской библиотеке,
 Среди пинеллианских рукописей, потрескавшихся от времени.,
 Я нашёл палимпсест пророка — свиток,
 который Анджело Майо извлёк на свет.
 И на полях этого свитка я нашёл
 загадочные знаки, которые поначалу сбивали меня с толку.
 После недели поисков я случайно нашёл
 смешанный диалект, на котором они были написаны.
 Я так и перевёл: «Гихон — это Нил.
 Совершенная душа может обрести долгую жизнь и золото._
 Конечно, я подумал, что Вира, служанка, чиста.
 На голубом небе её жизни нет ни облачка греха.
 Если её ноги ступают по земле, по которой впервые ступила Ева,
 я могу только последовать за ней и достичь её. Так я
 вернулся в Вену и нашёл Виру.
 Ей я открыл свои тайные намерения,
 И попросил её пойти со мной на поиски.
 Она улыбнулась в знак согласия. Она сказала, что приехала в Вену,
 Чтобы быть рядом со мной; это действительно
 Отвлекло её от родных. Книга её сердца
 Лежала передо мной открытой, и я прочёл её любовь.
 Так мы поженились, и наши жизни слились в одну.

IX.

ГИХОН.

 Теперь мы отправились к Нилу, добравшись сначала
 до города Гондокоро, где протекает
 Бахр-эль-Абиад, или Белый Нил.
 Оттуда мы двинулись дальше и остановились у диких королей
 Карагве, Уганды и Унгоро,
 чтобы дать отдых нашим усталым ногам или укрыться в их хижинах
 от палящего солнца. Наконец мы нашли
 Истоки Нила; два озера, которые сейчас
 Называются Ньянза и Нзиге. Если бы здесь
 Я только остановился и вернулся по своим следам,
 Весь мир узнал бы и прославил мое имя,
 Потому что я был первым, кто раскрыл секрет.
 Но тогда я не заботился об этом, путешествуя дальше.
 Через неделю мы вышли на пустынную землю,
 где не было ни единого листочка.
 Вира была бледна и измотана, хотя и переносила
 усталость с великодушным терпением ради меня.
 Наши ноги опухли, а горячий песок обжигал,
 наша одежда была в лохмотьях, и мы казались
 нищими в стране, где не было ничего, что можно было бы дать.
 Ночью мы спали у широкого прохладного ручья,
 Тогда мы утолили жажду и омыли ноги.
 У меня отросла борода, и все волосы свисали
 небрежно на плечи. Я был слаб,
 худ и измождён, и Вира тоже,
 я видел, была больна и чахла час за часом.

X.

ЗОЛОТО!

 На песке, о чудо! что-то сверкнуло на солнце,
 Отражаясь ярким блеском; когда я смахнул
 Пыль, я увидел, что это было золото!--
 Целый слиток золота, но я был так слаб,
 Что не мог сдвинуть его с места.
 Я бы отдал тогда этот слиток золота,
 Чтобы купить краюху хлеба, но не мог. Так мы и прошли мимо,
 И пришли туда, где расходились пути пяти великих рек.
 По какой из них нам идти? Одну я знал,
 Она вела к древу жизни, но все остальные
 Вели обратно к смерти. Здесь мы нашли мёртвую птицу,
 И, оторвав её яркое оперение, съели.
 На редких деревьях росли странные редкие плоды,
 И это поддерживало нас, пока мы шли вперёд.
 Мы прошли много миль вдоль берегов
 каждой из этих пяти рек, а затем вернулись.
 Так что все мои надежды рухнули, и я долго молился,
 чтобы дожить до того дня, когда я снова увижу свою землю.

 XI.

 ПОСЛАНИЕ ТРЁХ ЧЕЛОВЕК.

 Наступила ночь, и мы погрузились в сон,
 чтобы отдохнуть. Когда забрезжил золотой рассвет,
 Вира проснулась и рассказала мне свой сон:
 «Вот, ночью со мной разговаривали три человека —
 три странных добрых человека, которые говорили самые добрые слова,
 и сказали, что только те, кто освободился
 от греха, могут найти сад Господень.
 И это освобождение было куплено на кресте
 Одним из назарян бесценной кровью.
 Если бы Он понес наши грехи, тогда мы могли бы достичь
 сада; но мы не должны прикасаться к нему и есть
 Древо жизни, которое расцвело посреди.
 Тогда я смирил свою душу и снова помолился.,
 И сбросил с себя все бремя своих грехов.,
 Вырвав из своего сердца странное честолюбие.
 И Вира тоже приняла христианскую веру.
 Так мы встали и отправились в путь,
 И, путешествуя на восток, наконец нашли Эдем!

XII.

 САД.

 На деревьях были гнёзда, и каждое из них
 Было похоже на город песен. Реки тоже
 Они были разговорчивы, они смеялись и булькали там,
 Как люди, которые на пиру сидят, пьют
 И болтают. Вся трава была похожа на мантию
 Из бархата, и не было нужды в дожде.
 В долинах, покрытых зелёной листвой, природа раскинула
 Ложе, подходящее для сибарита. Сладкую пищу
 Деревья-слуги протягивали нам, чтобы мы поели
 С их длинных ветвистых рук. Даже солнце
 Был закалён, и небо всегда было голубым.
 Сочный виноград, растущий на хрустальных скалах,
Составлял пару с листьями, облачёнными в длинные одежды.
 Бабочка и пчела с утра до вечера
 Беседовали с розами, соприкасаясь губами.
 Которые росли в изобилии. Временами они
 Осмеливались вторгаться в травяную империю,
 И свергали ее облаченных в зеленые одежды и вооруженных копьями воинов.
 Лилии тоже были там как армия.,
 И каждую ночь они разбивали свои белоснежные палатки,
 В угоду своему великому командиру, круглой луне--
 Божественной лилии в вечном небе.

XIII.

ИЗГНАННЫЙ.

 Как к гелиотропу, порхая,
 Павлиноглазка подлетает,
 Так каждый радостный день, златокрылый,
 Приближался к земле,

 И пил глоток времени, и улетал. И вот в недобрый час я возжаждал и увидел

 Древо жизни, на котором росли запретные плоды. «Что плохого в том, чтобы всегда жить?»
 Жить — это счастье, но умирать — это боль.
 Смерть слишком рано требует свою плату.
 Поэтому я протянул руку, взял плод и съел его.
 Затем всё небо потемнело, и из земли
 Зловещие ужасы с воплями прогнали меня прочь;
 И когда я бежал, моя молодость покинула меня;
 Мои волосы поседели, плечи ссутулились, кровь
 Становилось холоднее, и моя совершенная форма изменилась.
 Слабый старик с морщинистым лицом, я бежал,
 Чтобы скитаться по пустошам. Однажды я оглянулся
 На сад; над ним было ясное небо,
 И в воздухе
 Я увидел Виру между двумя ангелами, возносящимися
 На небеса. Тогда я снова развернулся и убежал.

XIV.

"ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОРОЛЬ."

 Наконец я добрался до Мешеда. Была ночь.
 Луна, наполовину скрытая тенью, волочила свою серебряную мантию
 Над башней над восточными воротами,
 И там виднелись очертания черепа,
 Насаженного на копьё. Ворота были открыты.
 Я миновал арку, но остался в тени,
Пока точил свой нож о каменную стену.
 Затем я крался дальше, пока не добрался до крыльца
 Великого дворца. Там я убил стражника,
 Вошёл внутрь и нашёл спящего короля.
 Глубоко в его сердце я вонзил свой жаждущий крови нож.
 Весь следующий день я сидел у ворот,
 Просил милостыню и слушал слухи о городе;
 Затем, встав, я объявил себя их королём
 И рассказал им всю свою историю до конца.
 Никто не пожалел мёртвого правителя, потому что он знал,
 Что никто не пожалеет его, пока он жив. Так я наконец стал королём;
 Но вся моя жизнь и все мои надежды были со мной.
 Я — прах и пепел, зная, что Божья кара
 Неотвратима для меня. О, если бы я мог умереть!

 Нет духа добрее, чем довольный.
 И нет ничего лучше в мире,
 Чем творить добро и во всём полагаться на Бога.