Перекрёстки судьбы

«Свобода – это не главное,
Свобода – это всё!»
©Гуцериев М.С.


               ***


Первый год нулевых,
или третьего тысячелетия.


По причине конфликта
ушедших из отчего края,


Сотни тысяч людей
у себя приняла Ингушетия,


Это — кодекс вайнахов*,
с — рождаясь и до — умирая.


Я тогда проживал
у приятеля папы, в Назрани,


Ожидая хороших вестей
из Чечни и весны,


Бередили душевные,
свежие, рваные раны,


Телевизора ложь о войне
и кошмарные сны.


Зимним вечером, вместе
с сестрёнками, дядей и мамой,


Мы сидели за ужином,
кошка ласкалась в ногах,


Мятный чай ароматно
дымился в гранёных стаканах,


Перед каждым стояла
тарелка с куском пирога.


Когда после заставки
на глади экрана предстали,


Гость программы с ведущей
и после приветственных слов,


Молодая ведущая
гостя учтиво представив,


Приступила к работе
читая письмо за письмом.


Это было в эфире
по просьбам простого народа,


Преисполненным света
надежд и отчаяний боли,


Где коляску просил
для отца инвалидную
кто—то,


А другой — провести
поскорей отопление в школе...


Программистов команду
по профилю трудоустроить...


Протянуть по селу
километров двенадцать трубы...


На лечение средства...
Мечеть для посёлка построить...


И во всяком конверте
мерцал перекрёсток судьбы.


Не осталось под занавес
ни одного обращения,


От немалого вороха писем
— без доли внимания.


С характерным для юноши
рвением и восхищением,


Обратился с вопросом
к сидевшей задумчиво
маме я


— Правда — это возможно,
лишь с благословения божьего,


Не нуждаясь ни в чём —
сохранить в себе дух филантропа?


Не припомню, чтоб мне
доводилось, хоть что-то похожее,


Лицезреть за прошедший
этап предрешённого срока —


С запредельной серьёзностью
мама ответила — Правда...


Только избранный может
добро созидать и творить,


Я его уже видела как-то...
У Листьева Влада,


Он тогда говорил,
что чеченцев — нельзя покорить—


Незаметно прошли времена,
как грунтовые воды,


Превращая военные сцены
в зловещую быль,


Но подобно цветку на бетоне,
сквозь долгие годы,


Возвращается в памяти
день перекрестков судьбы.


Лишь столетия четвертью
позже мне стало известно,


Что герой передачи
ступал на дорожную пыль,


По которой я бегал в сюжетах
из раннего  детства,


Босиком по «Урицкого»,
около «Дома слепых».


Ну а счастье...
(О как выражение это — не ново!)


Заключается счастье, отнюдь
— не в огромных деньгах.


Если не олигарх
потерявший ребенка родного,


Кто постиг эту  истину?
Кто, если не олигарх?


А Господни пути,
как известно — неисповедимы


И у каждого свой,
никому не известный Парнас,


По извилистым тропам
которого, мысленно шли мы,


Когда наши дороги сошлись
в предначертанный час


И подобно печати по факту
такого схождения,


Неожиданно уведомление
в мой телефон,


Поступило о том,
что на сайте пришло сообщение...


Трудно было поверить,
Но всё—таки — это был — он.


( После крайнего слога,
в открытую створку балкона,


Мне по роже ударила
гарью взрывная волна,


В сотнях метров шарахнули
дроном казарму ОМОНа,


Как похоже — не так уж и
в быль превратилась война )


Бог — Свидетель — в моем,
поэтическом хобби — ярчайшим,


Стал момент,  когда мне
стихотворец оценку прислал,


Написав — Добрый день!
Ознакомился с творчеством Вашим...


И скажу Вам одно —
Вы  — поэт  — настоящий, Бислан!—


Среди разных наград и побед
преходящего века,


Для меня ничего,
однозначно, бесценнее — нет!


Чем мелодия сказанных слов
— Вы — поэт — от поэта,


Это может понять...
Разве что — неизвестный поэт.


А  здоровье — о нём
Шопенгауэр верно подметил,


Лаконично предельно,
лет двести назад говоря:


«Не болеющий нищий —
счастливей больного царя»


(Полагаю — согласен любой здравомыслящий с этим.)


Я далёк от того, чтоб открыв
ожидания двери,


От кого-то удела,
помимо Щедрейшего, ждать,


А того, кто...
(а—ля — Станиславский)
— Не верит!.. Не верит!..


Не имею желанья
малейшего — разубеждать.


Мне присуще презренье к тому,
чтоб посредством искусства,


Попирать между честью
и лестью  запретную грань,


Вместе с тем — неуёмная тяга,
о мыслях и чувствах,


На дисплее планшета
печатать в рассветную рань.


Лишь Единому Господу звёзд,
полумесяца, солнца,


Посвящаю надежду и страх
совершая поклон


И поистине — Он,
мальчугана из мрака колодца,


Через рабство и плен
превознёс на египетский трон.


Только жажду безумно,
добиться успеха стихами,


Словно вдоха утопленник,
что умирает на дне,


Мне сейчас ровно столько,
как было ему или маме,


(Они, кстати, ровесники
и рождены а Астане)


В первый год нулевых,
или третьего тысячелетия.


С каждым годом тусклее
типичный для юности пыл,


Ни к чему отступления,
лирика и междометия


Ведь моё откровение
о перекрёстках судьбы.


А свобода — ей цену
не знает лишенным не бывший,


Тот о ком повествуется
в произведении сём,


Виртуозно сказал про неё
(как написано выше)


В двух словах, что свобода
— не главное вовсе, а—всё!


Я иду к своей матери
на «Гуцериева 40»,


Под подошвами стелется
непогрешимый асфальт,


Благодарные гойтинцы,
без разногласий и споров,


Его именем улицу эту
решили назвать.


С ними, искренне, фибрами
всеми души — солидарен.


За асфальт, за поэта
и за перекрёстки судьбы,


Несказанно, безмерно,
сердечно ему благодарен!


(Извиняюсь, что так
многословен избыточно был)


В заключение — жизнь —
это то, что с живым происходит,


Пока планы с делами
уносят в забвение нас,


Человек суетится,
она торопливо проходит,


Её место и время свидания
— здесь и сейчас.




*Вайнах
(перевод — наши люди)
так называют два близких,
кавказских народа:
чеченцев и ингушей.