Кое-где за это убивают

Это случилось - не помню,
Кажется, ранней зимой.
Точно! Был иней на окнах.
Было не поздно, темно.

Мы на диване сидели,
Слушали магнитофон.
Я - в детском маленьком теле,
Ты - в своем взрослом, большом.

Ты говорил: «Знаешь, дочка,
Я ведь хороший отец,
Хоть не дарю я цепочек
И в бриллиантах колец.

Ты любишь нового папу
За шоколад и игрушки,
Я - лишь катаю на санках
И даю песенки слушать».

Это звучало так страшно!
Как же он мог так подумать!
Как же мне папочку жалко!
Что бы такого придумать,

Чтобы он точно поверил
В то, что он лучший на свете?
Мы на диване сидели,
Слушали грустные песни.

В комнате не было света.
К счастью, там было темно.
Только из под занавески
Тускло мерцало окно.

Помню горячую руку
В маленьких детских трусах.
Помню - оглохла от стука -
Так колотился мой страх.

Страх, что об этом узнают
Мама, родные, друзья.
Страх, что бесследно растает
Вера твоя в то, что я -

Самая лучшая дочка,
В то, что тебя я люблю.
Ты ведь мой папа - и точка.
Я - ничего, потреплю.

А утром, когда рассветало,
Так долго ждала я, когда
Оденешься под одеялом,
Я делала вид, что спала.

Я до сих пор очень рада,
Что это был мой секрет.
Ты бы уже лет так двадцать
Прахом томился в земле.

А я тебя б всё жалела.
Может, винила б себя.
Помнишь? Мне было лишь девять…
Помни, как помню всё я.