Кабачки вы мои, кабачки

Кабачки вы мои, кабачки
сколько ж было вас с разным фасадом?
Сердце-птица стучалась в бочки,
рёбер медь откликалась, под градом.

Кулачки вы мои, кулачки
все бойки обтесались о кости...
Схоронил я все в поле значки,
нет во мне больше страсти и злости!

Винтовые ступени в земле,
бра по боку, нарядные стены,
зеркала, шум веселий... во сне
вижу, словно корабль, все крены.

Ох, качало меня, Ох трясло:
и трагедии были и драмы...
Как снарядом, в клочки, разнесло
пол и крышу, и стены, и рамы.

Удивляюсь что я ещё тут,
вижу море, и небо, и солнце...
Мне смеётся из прошлого шут,
из заветного сердцу оконца!

Ничего не вернуть — жизнь идёт.
Было весело — пей же страданье.
От макушки до пятки всё лёд,
и зима — эта тишь покаянья.

Как же любо вокруг — всё бело,
в фонарях пляшут чудно снежинки.
На пруду, дно колеблет, тепло:
конденсатом, на сердце, росинки.

Если б заново песнь затянул
я бы спел каждый вопль, каждый выблев.
И взбирался на гору, как мул,
как осёл весь от дурости выпрев.

Чтобы кожу отбросить, Изыдь! —
прорычать, чтобы стало понятно,
мне нужна была адская прыть,
в том тумане, где всё безвозвратно.

Кулачки, вы мои кулачки
как приятно вас видеть ладошкой.
Боль вычерпывали, как дурачки,
муть орали придавленной кошкой.

Кабачки, вы мои кабачки —
режу в фартуке на кругляшочки.
Мы толкались с ней, с смехом, в бочки...
Жаль не склеить те кожи-горшочки!
Словно гвозди распятия — точки!
Сын мой и не рождённые дочки
обходите, как ад, кабачки!