Эдмунд Спенсер. Королева Фей Книга III Песнь 12

Королева Фей      Книга III      Песня XII


Эрота маска и чертог
волшебный для забав,
Спасает Бритомарта А-
моретту, чары сняв.

1.

Затем, когда покрыла быстро ночь
Прекраснейшее небо мрачной тучей,
Что стало существам от тьмы невмочь,
И в сон они впадали неминучий,
Раздался звук трубы вдали певучий,
Призыв к сраженью иль победы знак;
Не устрашил он ум её могучий,
Но лишь разжёг в ней доблести очаг,
Она всегда ждала – придёт какой-то враг.
 
2.

И страшная тут буря началась,
Гром, молнии, цвета все стали серы,
Земля трясётся, потерять боясь
Основу мира в середине сферы,
И смрад ползёт от дыма и от серы,
Тревогой наполняя всё вокруг
До полночи все два часа, без меры;
Не взял британку смелую испуг,
Ждала упорно, может, что случится вдруг.

3.

Смерч налетел внезапный неспроста,
Хоть двери все захлопали вначале,
Открылись лишь железные врата,
Их рычаги как будто бы сорвали,
И на подмостках сразу в этом зале
Явился театральный персонаж,
Держал он ветку лавра; привлекали
Его и миловидность и кураж,
Он представлял собой трагический типаж.

4.

Он вышел в центр в манере шутовской,
Как будто речь свою припоминая,
Махнул там в знак молчания рукой
Простолюдинам, пьесу начиная,
Сказал он пантомимой, в чем земная
Суть страстности, и в чём её устой,
Затем ушёл, себя не подгоняя,
Являя своё имя с прямотой
На платье: Праздность – вязью золотой.

5.

И дева благородная в тот миг
Всё удивлялась этому значенью;
Веселья шум потом её настиг:
Певцов-поэтов радостное пенье,
То рифмачей и бардов развлеченье,
И, сладостной гармонии полны,
Все пели о любовном наслажденье,
А после них пошли из глубины,
Как в маске принято, другие певуны.

6.

Прелестные созвучия кругом,
И в странных нотах сладкое звучанье,
Как будто пели все о всеблагом,
Смутились чувства слабые в молчанье,
Душа в восторге, словно при венчанье,
Лишь пенье стихло, рёв трубы звучит,
И слышно далеко её рычанье,
Труба лишь смолкла, вновь напев дивит,
И дева маскеров строй грациозный зрит.

7.

И вышел первым Вымысел вперёд,
Весь облик его редкостный, прекрасный,
Каким и был юнец троянский тот,
Любимец Зевса, виночерпий ясный,
Иль нежный парень, что любим был страстно
Алкидом, и когда погиб, рыдал
Герой в слезах по-женски громогласно,
И каждый лес и каждый дол видал
И помнил Гиласа, от нимф что пострадал.

8.

Ни в шёлк он не был и ни в шерсть одет,
Но перьями украшен очень ладно,
Так смуглые индейцы много лет
Их надевают в битве беспощадной:
Он ярок был, как перья, маскарадно
Явившись у ворот здесь, налегке,
Где танцевал с восторгом столь отрадно,
Размахивая веером в руке,
И здесь и там, как будто был на поводке.

9.

А рядом шёл другой через чертог,
Он старше был – любовное Желанье,
Тому юнцу он быть и предком мог,
Дать жизнь ему, у них одно призванье:
На нём тщеславно было одеянье,
Надёт был криво вышитый колпак,
Руками вызывал он искр мерцанье,
И раздувал их, после, сжав в кулак,
Огнём их выбросил, рассеяв полумрак.

10.

За ним пошёл Сомнение, был он
В цветастой куртке, и смотрелся странно:
Был на спине просторный капюшон,
А рукава – с албанского кафтана,
Глаза смотрели искоса, туманно,
Шагал он, словно тернии кругом,
Иль начал уменьшаться пол нежданно,
Он сломанным смотрелся тростником,
Шёл тяжело, коротким немощным шажком.

11.

С ним шла Опасность, весь в клочках наряд,
Что из медвежьей шкуры столь ужасной,
Лицо её отвратно, страшный взгляд,
Как будто дух бесплотный и безгласный,
В одной руке держала сеть, опасный
Клинок – в другой, несчастье то, беда;
Одной – врагам грозила ежечасно,
Другой – друзей к себе влекла тогда,
Коль не могла убить, ловила без труда.

12.

За ним шёл Страх, что с головы до ног
Вооружён был, всё же опасался
Он каждой тени, что увидеть мог,
И своего оружия пугался,
Услышав лязг его, и прочь скрывался.
Как пепел бледный, боязливый вид,
Но если вдруг с Опасностью встречался,
То выставлял вперёд свой медный щит
Он правою рукой, трусливый сей «гоплит».

13.

Веселая Надежда шла с ним в ряд,
Приятная, красивая девица,
Одета в светлый шёлковый наряд,
Златые пряди начинали виться;
С улыбкою, она святой водицей
Кропила многих в щедрости своей,
И всё ж не всех, пред кем могла явиться,
Она предпочитала из людей,
Мягка со многими, любовь – к немногим в ней.

14.

Притворщица с Ревнивцем после шли,
Хотя в одном ряду, они не сходны,
В ней кротость и спокойствие б нашли,
Она была любезна и свободна,
Всё в ней красиво было, превосходно,
Но взято у другого существа,
Хоть брови ярки – волос не природный,
Дела  - притворны, лживые слова,
Две нити шёлка всё крутила с озорства.

15.

Он нелюбезен был, неумолим,
Из-под бровей  глядит с неодобреньем,
Пошутит лишь Притворщица над ним,
Его глаза сверкают с устрашеньем,
Лицо своим пугает выраженьем,
Всегда глазами водит он кругом,
Идёт вперёд с каким-то раздраженьем,
Решётку держит пред своим лицом,
И сквозь неё глядит он злобным хитрецом.

16.

А следом Горе с Яростью идут,
И Горе среди них в одежде чёрной,
Что голову склонило низко тут,
Скорей скорбя душою непритворно,
В руке держало клещи, чем упорно
Сердца давило людям всякий раз,
Жизнь жалкую свою они покорно
Влачат отныне, не смыкая глаз,
И стрелы скорби ранят их не напоказ.

17.

А Ярость в злобу вся облачена,
В лохмотья, и почти что не прикрыта,
Ужасно скучной выглядит она,
И спину обнажила нарочито,
И волосы запутались, немыты,
В руке её пылает головня.
Она вращает ею столь сердито,
Что Милый, убегая от огня,
Забыл о верности, во всём себя казня.

18.

За ними следом Раздраженье шло,
Полно печали, рядом шла Услада,
Оно смотрело вяло, тяжело,
Она была бодра, свежа и рада,
Как будто не брала её досада,
Сопоставима пара та была:
Один – оса, с которой нету слада,
Другая – мёдоносная пчела,
Так, здесь последняя из шести пар прошла.

19.

Красавица явилась после всех,
За нею шли ужасных два виллана,
Злость и Жестокость, мерзки словно грех,
Она печальна, словно дух туманный,
Что в чарах вечной ночи долгожданной.
Она как смерть, её печальна стать,
Живым внушая грозный страх дурманный,
Но в страхе том сквозила благодать,
И продолжала она мило так шагать.

20.

Была её слоновой кости грудь
Обнажена, без всяких украшений
Из злата, серебра; так в чём же суть:
Её лишили чести, вне сомнений,
И зрелище печально тех ранений,
В груди её торчит проклятый нож, 
Душа устала от кровотечений;
Кто сделал это, был жесток, негож,
И кожа белая покрыта кровью сплошь.

21.

И сердце, вынуто её из раны той
В серебряном сосуде находилось,
Пронзённое смертельною стрелой –
Оно в крови её кипящей билось;
А два виллана оказали «милость» –
Ей на ногах держаться помогли,
Когда желанье жить в ней истощилось,
То с пыткою вперёд её вели,
И на терзающую муку обрекли.

22.

За ней явился сам крылатый бог,
Верхом на льве, что выглядел опасно,
И Шалуну лишь покориться мог,
Людей, зверей кто укрощает властно,
Тиранству подчиняя безучастно:
Повязку с глаз срывал он иногда,
Чтоб зреть свою добычу столь несчастной –
Красавицу, что так была горда,
Жестокий ум свой восхваляя без стыда.

23.

И, полный гордости, смотрел он свысока,
Всё оглядев с презреньем и сердито,
Своих людей осматривал, пока
Они вперёд шагали злобной свитой,
Натягивая лук свой знаменитый;
Ужасно тряс им, вызывая страх,
Крылами своими хлопал боевито,
Мол, все его боятся в двух мирах,
И вновь ослеп, чтоб все в любви терпели крах.

24.

За ним Упрёк шёл первым, после Стыд,
А позади всех было Покаянье:
Увечный тип, печальный, хилый вид;
Упрёк был зол, и полон осмеянья,
Стыд – слеп и дурен, грубое созданье,
Упрёк нахмурен, словно жалом жжёт,
Для Покаянья – хлыст есть воздаянье,
А Стыд в руке горящий прут несёт,
Все трое – разные, и всё ж един их род.
 
25.

Затем толпу увидел девы взор,
Назвать их имена мне будет сложно;
Средь них был Гнев, безжалостный Раздор,
Безделье и Заботливость, возможно,
Распутство, Скорбь, что умирает ложно,
Измена и Каприз - их круговерть,
Разгул и Немощь, Страх, что непреложно
Возмездье Неба будет лицезреть, 
Ужасная Нужда, в конце с бесчестьем Смерть.   

26.

Подобных было много там персон,
Запомнил все черты я их парада,
Фантазий столько может без препон
Ум женский породить, или услада
И боль любви, иль наказанья ада;
Они играли маску напоказ,
Бродить вокруг Девицы – им отрада,
Затем обратно трижды (вот мой сказ)
Входили в зал, откуда вышли в первый раз.

27.

Лишь внутрь они зашли, то сразу дверь
Закрылась, как от сильного порыва,
Открывшего её, ты мне поверь.
И Дева, что в тени глядела живо
На первый и последний акт ретивый,
Рванулась к двери, чтоб в неё войти,
Всё тщетно, она думала тоскливо,
Одна я оказалась взаперти,
Когда ей чары перекрыли все пути.

28.

Где сила бесполезна, ловкость есть,
Использовать её она решила
И в комнате той до утра засесть.
С началом утра планы завершила,
Лишь маска вновь явиться поспешила.
Заря послала радостный привет,
Людей от сна к труду растормошила,
Затем и Дева, так же как рассвет,
Из тени вышла, чтоб исполнить свой обет.

29.

Весь день она бродила взад-вперёд
И любовалась вновь красивым залом,
Затем пришедший вечер в свой черёд
Покрыл её собольим покрывалом,
Глаза затмив ей мрачным ритуалом:
Готовы в полночь бить колокола,
Открылась дверь под бронзовым порталом,
В зал Бритомарта храбрая вошла,
Но там ни лживых чар, ни зрелищ не нашла. 

30.

И лишь вошла туда, она вокруг
Взгляд бросила, увидеть, где сплочённый
Всех тех персон ужасных длинный цуг:
Их нет, и Купидон исчез озлённый,
Нет никого в сей зале отдалённой,
Кто б скорбной Леди мог спасти судьбу,
Она, железной лентой закалённой
Прикована там к медному столбу,
И руки связаны, похожа на рабу.

31.

Её связал так мерзкий Чародей,
Когорту странных знаков создавая,
Густою кровью их писал злодей,
Что с сердца её капала, живая,
Ей грудь стрела пронзила, разрывая,
Дабы его заставить полюбить.
Кто ж палача  полюбит, изнывая?
Он сотней чар хотел её сгубить,
Но прежнюю любовь не смог в ней истребить.

32.

Он, только деву-рыцаря узрел,
Свои все бросил книги, полн угара,
Не думая, чтоб труд его был цел,
Направившись к той милой леди яро,
Нож вытащил, чтоб нанести удары
Измученному телу поскорей,
И кровь пролить своей презренной карой,
Но Дева храбро подбегает к ней,
Его удар сдержала, будучи сильней.

33.

И от неё, кого сразить хотел,
Отвёл он всё же свой кинжал жестокий,
Рассвирепев, он оказался смел
И Бритомарту уколол вдруг сбоку,
Кровь показалась на груди высокой,
И Деву гнев тогда сумел разжечь:
Ведь рана не была её глубокой,
Она свой обнажила острый меч,
Чтоб голову снести злодею с мерзких плеч.

34.
 
Удар ему сильнейший нанесла,
Он раненный упал среди чертога,
Но леди, что там связана была,
Просила Бритомарту, ради бога,
Не убивать его, её тревога
В том, что лишь он своё исправит зло,
Заклятий от злодея было много,
Хотя её мученье не прошло,
Ей не хотелось, чтобы мщенье увлекло.

35.

Сказала Дева: «Грешный человек,
За это зло лишь смерть тебе награда,
Иль что превысит смерть твою навек;
Для смерти, для твоей, одна преграда:
Пусть эта леди снова будет рада,
Вернёт здоровье, будет полной сил,
Коль сделаешь – живи, иль муки ада
Познаешь. Ты о смерти не просил,
Но право жизнь свою продлить ты уступил.

36.

Поднявшись, снова начал Бусиран
Смотреть в свои листы, чтоб вспомнить чары;
В своих ужасных книгах сей тиран
Читал стихи размеренно; удары
Пронзили сердце девы , и кошмары
Её подняли локоны торчком,
Когда она услышала все кары;
Пока читал он, то она клинком
Ему грозила, не сорвался б он тайком.

37.

Вдруг ощутила, замок задрожал,
Загрохотали вкруг неё все двери,
Она не испугалась и кинжал
Не опустила, колдуну не веря,
Смотрела храбро, чтобы в должной мере
Закончилась печальная напасть.
Теперь же чары в этом изувере
Заставили оковы с Леди пасть,
Столп треснул бронзовый – сильна злодея власть.

38.

Из сердца Леди травящая сталь
Упала, по своей как будто воле,
И рана, вызывавшая печаль,
В груди, откуда кровь лилась дотоле,
Закрылась, и как будто нет в ней боли,
И тело всё её сохранено,
В нём крепость появилась много боле:
Чар лопнуло последнее звено,
И невредима, она пала ниц чудно.

39.

Пред Бритомартой милой, говоря:
«Ах, славный рыцарь, дать вознагражденье
Какое может леди, коль не зря
Второе подарил ты ей рожденье;
И мощь твоя – к награде побужденье;
Хвала и слава – это твой удел,
Увидят все моё освобожденье,
Мир доблестью ещё не оскудел,
Успешен тот, кто, сложа руки, не сидел».

40.

Но Бритомарта Леди подняла,
Сказала: «Мне хватает воздаянья
За все мои сраженья против зла,
Когда твои закончились страданья,
И ты теперь – свободное созданье.
Утешит Богородица тебя,
И горе всё останется в преданье,
Узнай теперь, что милый твой, скорбя,
Не меньше мук терпел, твой нежный вид любя.

41.

И Леди, лишь услышала о нём,
Кого всегда любила беззаветно,
Коснулась чародея, как огнём,
Рукою своей, кто мукой несусветной
Любить себя её неволил тщетно:
Её недавно цепью обвивал,
Свободной став, она его ответно
Сковала цепью – много ей похвал,
И с эти пленом он в несчастьях пребывал.

42.

Вернулась Бритомарта в залы те,
Что были все украшены богато,
Теперь она стояла в пустоте,
И пышность подевалась вся куда-то.
Немного стало Деве страшновато,
Она спустилась вниз и у ворот
Узрела, что горел там тускловато
Тот яростный огонь, что раньше вход
В дом защищал – сквозь пламя кто пройдёт.

43.

И наконец, они дошли туда,
Где Скудамор остался огорчённый,
Волнение рождала в нём беда:
И о своей любимой обречённой,
О Бритомарте, злом не устрашённой:
Его лежащим на земле нашли,
Он был в тоске безумной, охлаждённый,
Но голоса знакомые влекли
Его к себе, поднялся быстро он с земли.

44.

И он увидел ту, что всех милей,
Свою любовь, всей жизни утешенье,
Что без неё казалась тяжелей,
Он жизнь тянул в унылом копошенье;
И вот, отбросив горечь сокрушенья,
Он к ней поспешно с радостью бежал,
Возлюбленный её, кто в отрешенье
На почве хладной жаждущий лежал,
И запыхавшись, он к груди её прижал.

45.

Она дрожала меж знакомых рук:
Он обнимал прекраснейшее тело,–
Что раньше было лишь темницей мук,
Любви приютом ныне заблестело,
И Леди его милая всецело
Была полна желания услад,
В экстазе сладком будто бы летела:
Они молчали глупо, словно клад
Нашли в объятьях, ощущая в страсти лад.

46.

Увидели б вы их, наверняка
Подумали б, то вид гермафродита,
Что изваяла римская рука
И в термы поместила нарочито;
Казалось, эти двое вместе слиты,
И Бритомарта в зависти чуть-чуть,
Сочувствие в её душе разлито,
И счастья также хочется вдохнуть,
Но не дала ещё судьба ей верный путь.

47.

Влюблённые, кого взаимна страсть,
Любви друг друга горький плод сбирают.
Моя ослабла тема, эта часть,
И от трудов все люди замирают,
Так пусть они все плуги убирают
В конце своих борозд, и до утра:
Вы, Парни те, что до сих пор орают,
Труд свой кончайте, есть для вас игра,
Ведь завтра – день святой, и труд кончать пора.


FINIS.

Издание «Королевы Фей» 1590 года, которое было опубликовано, когда Спенсер закончил только первые три книги, заканчивается приведенными выше строфами: 43–47. Издание 1596 года, состоящее из книг с I по VI, опускает строфы с 43 по 47 и заменяет их следующими тремя строфами:  43а – 45а, чтобы обеспечить переход к IV книге.


Строфы Песни XII книги III в издании 1596 г.

43а

Был выход лёгче ей, чем ране вход,
Коль не пылало страшное то пламя,
Что закрывало путь у сих ворот
Для тех, кто приходил сюда долами,
Скрываясь за хорошими делами,
Но выпустило Деву, чтоб ушла.
Сам Чародей, звенящий кандалами,
Ему любовь коль дева не дала,
Страдал, мол, трачены впустую силы зла.

44а 

Когда ж туда с победою пришли,
Где оставался Скудамор в печали
С её оруженосцем ,  не нашли
Они обоих: или их не ждали,
Или они, быть может, пострадали?
И Аморетта, в радости своей
Питавшая надежду, в дальней дали
Желала оказаться поскорей,
С любимым встретиться, что был так дорог ей.

45а

Он был печален, в страхе пребывал,
И ждал всё Бритомарты возвращенье,
Что так быстра, он не подозревал,
В отчаянье впадал из-за сраженья,
Иль видел её в пламени сожженье;
От Главки получить хотел совет,
Скорбела тоже та в своём служенье,
Пойти искать им помощь, или нет?
Пускай идут, я отдохну от этих бед.



Удаление Спенсером более ясного окончания Книги III в пользу открытого финала, как мы увидим в дальнейшем, довольно логично. Первоначальный финал можно рассматривать как далеко не идеальный, учитывая, что он делает несколько резким переход Аморетты и Скудамора от самоистязающей тревоги к абсолютному счастью. По крайней мере, удаление прежнего финала позволяет Спенсеру развивать отношения Бритомарты и Аморетты. Бритомарта видела в Малекасте женщину чудовищно непохожей на себя (i.62–63), но попытка Бусирана заставить её избегать Аморетты по тем же причинам потерпела поражение, и песни книги IV, в которых Бритомарта и Аморетта поддерживают друг друга, плоды этого поражения.




Примечания к «Королеве Фей» Книга III, Песнь 12


Эпиграф. Эрота маска… – В общем виде, маска является одним из многочисленных детищ драматического представления. Обычно это были необычайно пышные и зрелищные развлечения с аллегорическими фигурами из классической мифологии, разыгрывающими сцену, написанную, чтобы ассоциироваться с событием, которое они праздновали. Её "существенной и неизменной особенностью являлось присутствие группы действующих лиц, называемых «маскерами». Их число которых варьировалось от восьми до шестнадцати, они не говорили и не пели, их функция заключалась в создании "впечатляющего представления" с помощью их великолепных костюмов и эффектного присутствия, а также вспомогательными средствами, которые украшали маску.
В то время как многие маски включали в себя песни, танцы и поэзию, Маска Купидона в доме Бусирана принадлежит к поджанру масок, в которых актеры проходили безмолвной процессией.

1.5. Раздался звук трубы вдали певучий – См: На горе были громы, и молнии, и густое облако и трубный звук весьма сильный (Исх 19:16, 19).
2.1-2. И страшная тут буря началась,// Гром, молнии… – Ср: Первый Ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю; и третья часть дерев сгорела, и вся трава зелёная сгорела (Откр. 8:7).
2.7. До полночи все два часа… – Ночь состояла из четырех «страж», по три часа в каждой, которые шли с 6 вечера до 6 утра. Буря здесь продолжается с 10 часов вечера до полуночи, когда начинается маска.
Строфы 3-4. Явился театральный персонаж,  и далее – Маску открывает актёр, который представляет спектакль через серию пантомимы, исполняя пролог. На его платье написано имя Праздность (Легкость). Роль Праздности состоит в том, чтобы установить эстетическую дистанцию между маскерами и «простонародьем». Здесь из своего укрытия наблюдает только Бритомарта (27.4–5), так что «театральный персонаж» манит воображаемую или невидимую аудиторию. Вопрос о том, кто составляет аллегорическую аудиторию всего спектакля, столь же важен и сложен, как и вопрос о том, кто является его автором. Аллегорически возможные зрители включают Бритомарту, Скудамора, Аморетту, Бусирана, королеву Елизавету и нас. Возможными авторами являются Спенсер, Бусиран, Аморетта, Скудамор и Бритомарта (последние трое как невольные авторы собственных тревог), а также Елизавета I, которую Спенсер, в конце концов, назовет источником всей поэмы. Интерпретация Маски Купидона может включать в себя большинство возможных комбинаций этих авторов и зрителей; они не исключают друг друга.
7.1 И вышел первым Вымысел вперёд, – В этом персонаже можно увидеть и смысл «причуда» или «желание». Поэты Возрождения были очарованы способностью любовника создавать в уме воображаемые и, следовательно, вводящие в заблуждение версии возлюбленной. Поэты-петраркисты иронизировали над собственной тенденцией предпочитать воображаемые версии своих любовниц реальным женщинам, которых они любили (типа Лауры Петрарки). Бритомарта пытается понять, что значит быть женщиной, которая хоть отчасти находится в положении традиционно петраркистского любовника, преследующего образ своей возлюбленной; и Бритомарта, и Аморетта по жизни пытаются понять, что означает для женщины стать замужней. Фигуры в представлении представляют самые бредовые и мучительные аспекты петраркистской любви. Бусиран хочет, чтобы его зрители узнали из представления, что им следует бояться любви, или хочет, чтобы Аморетта, в частности, научится бояться любви к Скудамору — однако, зрелище Бусирана также вызвано страхами, которые уже мучают Аморетту, Бритомарту и Скудамора.
7.4. Любимец Зевса, виночерпий ясный – Это Ганимед.
7.5-6. …нежный парень, что любим был страстно // Алкидом… – Это Гилас, один из аргонавтов, который был возлюбленным Геракла (Алкида) (Феокрит. Идиллии. XIII. 4-14). В одну из остановок аргонавтов Гилас пошёл пополнить запас воды, и его утащили в озеро влюбившиеся в него нимфы. О Гиласе и горе Геракла по поводу смерти Гиласа, см. Аполлоний Родосский. Аргонавтика. 1.1207-1362.
10.3. Был на спине просторный капюшон, – Капюшон является символом мошенничества.
11.1. С ним шла Опасность… – Спенсер, по-видимому, олицетворял Опасность по примеру Чосера, который сделал её очень значительным персонажем в своём переводе «Романа Розы», знаменитой старофранцузской любовной поэмы.
12.9. трусливый сей «гоплит». – Так назвался тяжеловооружённый древнегреческий воин.
14.7. Хоть брови ярки – волос не природный, – В сборниках эмблем, проповедях и трактатах о морали, женский макияж, парики и яркая одежда часто выдвигались как свидетельство лицемерия и использования физической красоты для сокрытия порочности.
15.8. Решётку держит пред своим лицом, – Ревнивец изображён с решеткой: намек на итальянское название gelosia (ревность и жалюзи): такие жалюзи или решетки, через которые они могут смотреть, но быть невидимыми; такие, какими пользуются подозрительные и ревнивые особы, чтобы подглядывать за продажной верностью своих любовниц.
17.6. В руке её пылает головня. – Ярость, в оригинале Fury, тождественная по имени с Фурией, богиней мести, которая изображается обычно с факелом в руке.
20.1. Была её слоновой кости грудь… – Традиционное изображение белого цвета кожи возлюбленной (или возлюбленного) в мировой поэзии. Например: «…живот его – как изваяние из слоновой кости…» (Песнь Песней, 5:14); «…и шею кости слоновой» (Овидий. Метаморфозы. III. 422./ Перевод С. Шервинского); «Там, где белей слоновой кости грудь...» (Шекспир. Венера и Адонис./ Перевод Б. Томашевского).
22.4. И Шалуну лишь покориться мог, – Так Спенсер называет Купидона.
24.9. Все трое – разные, и всё ж един их род.–  Постоянное повторение имён трёх фигур устанавливает сбивающую с толку и безжалостную особенность, в которой упрёк (или самоупрёк), стыд и покаяние могут напасть на влюблённого.
29.4. Покрыл её собольим покрывалом, – Это образ наступившей ночи.
29.6. Готовы в полночь бить колокола, – Это значит, что прошла вторая стража –  период между девятью часами и полуночью. Окончание каждой стражи озвучивалось ударом в колокол.
46.2-3. Подумали б, то вид гермафродита, // Что изваяла римская рука, –  Гермафродит — сын Гермеса и Афродиты, брат Пана, единоутробный брат Эрота. Юноша необычайной красоты, чьим именем стали называть двуполые тела. Гермафродитов считали либо богами, которые время от времени появляются среди людей, либо чудовищами. В Лувре находится одна из древнеримских мраморных копий – статуя «Спящий Гермафродит» (II в. до н. э.), отреставрированная Лоренцо Бернини, и привезённая в Париж в 1807 г.
В Риме, в галерее Боргезе, находится другая римская мраморная копия «Спящего Гермафродита» с бронзового малоазийского оригинала сер. II в. до н. э.
Здесь Спенсер сравнивает тесные объятия Аморетты и Скудамора со статуей гермафродита, человека с гениталиями обоих полов. Образ происходит от греческого мифа, в котором нимфа Салмакида так горячо любила юношу Гермафродита, что просила богов никогда не разлучать их, после чего боги превратили их два тела в одно (Овидий. Метаморфозы. IV. 285–388).