Последний герой
Злых переливчатых ветров.
И громоздился дом на доме
Как стадо каменных слонов
Дождей протяжная октава
Печально пела как гитара.
Смотрел я сумрачно в окно
Быть иль не быть, не всё ль равно?
Так размышлял я сам с собой.
Но телефон звенел недобро.
Поднялась трубка словно кобра,
И прошипела: Умер Цой!
По туч разнеженным полям
Плясали зори как медведи.
Сказал я преданным друзьям:
«Мы едем в Питер! В Питер едем!
Скажу вам честно так и быть,
Цой умер,
...едем хоронить.
Сгубил его Балтийский бриз,
И злополучный Айзеншпис».
В вагон ввалились впопыхах
Пригрело солнышко елейно.
Бутылки красного портвейна
Звенели камерно в руках.
В купе уселися мы с лоском
Мелькали за окном берёзки.
В окне картины не менялись
Однообразный скучный вид
Подобием могильных плит
Лепились тучи.
Целовались
Со Светкой, пели понемногу:
Как странный стук зовёт в дорогу.
Так доползли змеёю куцей...
До колыбели революций.
Слепил глаза витой орнамент,
Дворцов, мостов, колон, аллей.
Гирляндой жёлтых фонарей
Светился Невский перед нами.
И протыкал небес пузырь...
Адмиралтейства острый шпиль.
Был Ленинград объят тоской
Сидели битники устало…
Прям на булыжной мостовой
Опёршись грузно о гитары.
Скорбь оплела тяжело-змейно
Я разбавлял её портвейном.
Их тормошил скупой рукой
«Пойдём со мной!
Пойдём со мной!»
Куда?.. Куда ты всех ведёшь?
Спросила Светка удивлённо.
За мной беспечною колонной
Шла Питерская молодёжь.
Всё разношёрстное отребье
Но общей скованные целью.
Мы шли вперёд, не зная путь.
Куда вести их? Знал я разве.
Будь я хотя бы Стенька Разин,
Придумал, может что-нибудь.
Но купала в лесном закуте
Вздымались как девичьи груди
У Александро-Невской лавры,
Разбили лагерь мы ударно...
И песни начали спевать
Все в унисон заголосили:
«Что, стоит смерть
того чтоб жили
Ну а любовь того чтоб ждать!»
И дух- «Последнего героя»
Витал незримо над толпою.
Повсюду сумрачно качались
Как рожь могильные кресты
А мы жгли свечи, обнимались
И пели аж до хрипоты.
Всё неразрывным, общим стало,
И сердце в унисон стучало.
Так слились в общем мы порыве.
И только ливень.
Жуткий ливень.
Звенел над вспененной Невою.
А я смотрел, смирив тоску,
Как бивни чёрные прибоя
Скребли по рыхлому песку.
К полудню люди на погосте
Слетелись словно вороньё
И дождь вколачивал как гвозди
В нас ледяные струи. Днём,
Возникли с миною трагичной
Гаркуша, Каспарян и Кинчев
Нёс Макаревич полупьяный
Ведёрко дымчатых тюльпанов.
Про смерть певца он спор затеял.
«Что рок-звезду могли убрать.»
Но я в убийство слабо верил.
Кому мог Витька Цой мешать?
Несчастный случай представлялся,
Но я в нём тоже сомневался.
Не мог Цой за рулём заснуть...
То шаг, спланированный был.
Узнать бы, что пронзало грудь,
Какой груз мыслей тяготил...
Предательств, лжи, любви-отравы,
Иль гнёт обрушившейся славы?
Зачем, с каких душевных ран,
Повёл «Москвич» свой на таран.
Икаруса? Эх, здесь не чисто!
Быть может, стал душевный криз,
Иль алчный Юрий Айзеншпис,
Причиною самоубийства?
Я размышлял. А бубен лунный
Звенел над городом всю ночь
И заунывно дёргал струны,
Холодный дождь.
Промозглый дождь.
Он скрежетал, протяжно воя
Надрывно как гитара Цоя.
Непроизвольно в дымке лет
Напомнив мне его концерт,
Перед показом фильма «Асса».
Где я впервые созерцал...
Как словно кобру заклинал
Он микрофон. И понял сразу,
Что в нерушимый взяли плен
Аккорды: «Мы ждём перемен!»
Все музыканты были в раже
Ну, а фанаты со сноровкой
В партер спускались с бельэтажа,
По флагам, бельевым верёвкам.
И обступали грозно сцену
Чтоб хором грянуть «Перемены»,
В десятый или в сотый раз.
О том, что синим цветком газ...
Ну и так далье, без изъятья.
Когда же шум гитар утихнул,
Троллейбус спой, я зычно крикнул.
И полилось «Все люди братья,
И что, седьмая мы вода...
И что мы едем, едем, едем....
Зачем не зная и куда!»
Непостижимым мне казался
Его напор… Его накал...
Цой анакондой извивался
И под конец спустился в зал.
И пел, в обнимку с нами, песни:
«Попробуй спеть со мною вместе!»
Итак, всё звонче, круче, дальше:
«Друзья идут по жизни маршем»
Меня пронзал какой-то ток ...
Визжали радостно девчонки.
Вдруг я увидел, как с галёрки,
Моя бабуля, сняв платок...
Запела звонко, как могла.
«Всю ночь гуляли до утра.»
Застрял во мне навеки с болью
Занозой острой тот концерт
Коль спросят, в чём разгадка Цоя?
Скажу: Не меркнет его след,
С того, что меткими словами
Он спел о том, чем мы дышали,
Урбанистической тоской...
И душной пылью городской.
Он прозаически несложно...
Как ленинградец, плоть от плоти
Воспел быт тесных подворотен
И показал, вообще как можно
То место - трепетно любить
Где нестерпимо сложно жить.
2020г
Свидетельство о публикации №124120104505