Генрих Гейне. В сказочной чаще липы цветут...

В сказочной чаще липы цветут
в лунном, волшебном сиянье,
новости-невести дива пождут
гостя меня –в старом зданье.

Прямо ступаю чаруемый я
чащей дремучей и вешней,
песней о муках любви соловья–
песней пречистой и грешной:

взлёты в зенит, в пропасти скач,
снова рулады о чуде,
грустный восторг, радостный плач 
грёзы забытые будят...

Вспышка открытья сердце разит–
тут не ступал я и не был:
поле-поляна, замок вблизи
горд и огромен– до неба.

Замок в запорах, и тишина–
смолк соловей за спиной:
гроб и унынье мёртвого сна
скрыты безлюдной весной.

Час своему любопытству не рад
кругом брожу– то ли будет...
вижу всевещую Сфингу у врат:
львица, а женские груди...

Прелести мёд, одержимости яд,
пропасть, полёт и погуба,
страстью безудержной всплыл её взгляд,
налились-скруглились губы.

Вновь соловей застонал и запел.
Я ей отдался, так вышло–
и целовал её, робок и смел,
видя-невидясь и слыша

стон её сладостный– не соловья–
выпила жар поцелуев–
львица, облапя меня, обовья,
ожила, жадно милуя,

тело вскогтила, душу пила
с трепетом– и замирая,–
жаркая, мраморно столь же бела,
жертву до капли вбирая.

Благо восторга, горькая казнь
губ её, лап– и унынье:
в рай– и на выход, вечный* отказ
тянется... к смерти пустыней?

Сфинга безмолвна–
                в песнь соловья
в тёмных раздумьях вникаю:
что есть любовь как не страсть за края,
горе и радость у края?

Сфинга, гадаю загадку твою,
даром не съеден тобою,
иль не любовь, о которой пою–
даром отдался без боя**.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы
* у Гейне тут– больше надуманный эпизод посвящения, которое– без этакой эротики! начистоту и коротко, см. в романе Оксаны Забужко "Дівчатка";
** см.официальный клип "Я не здамся без бою" "Океана Ельзы", см.и вникай в видеоряд ;) это кич, но добротный– так проще и дешевле, чем... прим.перев.



Снова я в сказочном старом лесу:
Липы осыпаны цветом;
Месяц, чаруя мне душу, глядит
С неба таинственным светом.

Лесом иду я. Из чащи ветвей
Слышатся чудные звуки:
Это поёт соловей про любовь
И про любовные муки.

Муки любовной та песня полна:
Слышны и смех в ней и слёзы,
Тёмная радость и светлая грусть…
Встали забытые грёзы.

Дальше иду я. Поляна в лесу;
Замок стоит на поляне.
Старые круглые башни его
Спят в серебристом тумане.

Заперты окна; унынье, и мрак,
И гробовое молчанье…
Словно безмолвная смерть обошла
Это заглохшее зданье.

Сфинкс, и роскошен и страшен, лежал
В месте, где вымерли люди:
Львиные лапы, спина; а лицо
Женское, женские груди.

Дивная женщина! В белых очах
Дико светилось желанье;
Страстной улыбкой немые уста
Страстное звали лобзанье.

Сладостно пел и рыдал соловей…
И, вожделеньем волнуем,
Весь задрожал я — и к белым устам
Жарким прильнул поцелуем.

Камень холодный вдруг начал дышать…
Груди со стоном вздымались;
Жадно огнём поцелуев моих
Губы, дрожа, упивались.

Душу мне выпить хотела она,
В неге и млея и тая…
Вот замерла — и меня обняла,
Когти мне в тело вонзая.

Сладкая мука! блаженная боль!
Нега и скорбь без предела!
Райским блаженством поит поцелуй;
Когти терзают мне тело.

«Эту загадку, о Сфинкс! о Любовь! —
Пел соловей, — разреши ты...
Как в тебе счастье и смертная скорбь,
Горе и радости слиты?»

«Сфинкс! над разгадкою тайны твоей
Мучусь я многие ле;та.
Или загадкою будет она
И до скончания света?»

перевод М. Л. Михайлова (1829—1865)
<1858>



Das ist der alte Maerchenwald!
Es duftet die Lindenbluete!
Der wunderbare Mondenglanz
Bezaubert mein Gemuete.

Ich ging fuerbass, und wie ich ging,
Erklang es in der Hoehe.
Das ist die Nachtigall, sie singt
Von Lieb und Liebeswehe.

Sie singt von Lieb und Liebesweh,
Von Traenen und von Lachen,
Sie jubelt so traurig, sie schluchzet so froh,
Vergessene Traeume erwachen. —

Ich ging fuerbass, und wie ich ging,
Da sah ich vor mir liegen,
Auf freiem Platz, ein grosses Schloss,
Die Giebel hoch aufstiegen.

Verschlossene Fenster, ueberall
Ein Schweigen und ein Trauern;
Es schien, als wohne der stille Tod
In diesen oeden Mauern.

Dort vor dem Tor lag eine Sphinx,
Ein Zwitter von Schrecken und Lursten,
Der Leib und die Tatze wie ein Loew,
Ein Weib an Haupt und Bruesten.

Ein schoenes Weib! Der weisse Blick,
Er sprach von wildem Begehren;
Die stummen Lippen woelbten sich
Und laechelten stilles Gewaehren.

Die Nachtigall, sie sang so suess —
Ich konnt nicht widerstehen —
Und als ich kuesste das holde Gesicht,
Da wars um mich geschehen.

Lebendig ward das Marmorbild,
der Stein begann zu aechzen —
Sie trank meiner Kuesse lodernde Glut
Mit Duersten und mit Lechzen.

Sie trank mir fast den Odem aus —
Und endlich, wollustheischend,
Umschlang sie mich, meinen armen Leib
Mit den Loewentatzen zerfleischend.

Entzueckende Marter und wonniges Weh!
Der Schmerz wie die Lust unermesslich!
Derweilen des Mundes Kuss mich beglueckt,
Verwunden die Tatzen mich graesslich.

Die Nachtigall sang: »O schoene Sphinx!
O Liebe! was soll es bedeuten,
Dass du vermischest mit Todesqual
All deine Seligkeiten?

O schoene Sphinx! O loese mir
Das Raetsel, das wunderbare!
Ich hab darueber nachgedacht
Schon manche tausend Jahre.«

Heinrich Heine (1797—1856)