Слушая Город Луны

осталось  двигаться,  не  проявляясь  на  страшной  траве,
где  в  пухе  волос  одуванчика  валяется  крик  совы,
и  только  последний  фрагмент, 
без  начала  и  без  конца,
терял  слова  из  ненужной  книги  в  тонких  листах, 
спадал  новорождённой  прожилкой
переплётом  пульсов…

не  расставаясь  со  взглядом
затаил  дыханье  гипноз,
и  сжалось  плохо  скрытое  ровно,   
мозг  катал  желваки,
сбивал  кегли,  где  вместо – вон, 
расщепление  голосового  покрова,
а  провал  остро - щедрых  порций  жидкого  неба
крал  штиль,  мазал  рыб  на  плавник,
преступила  закон  лихорадка,
локти  толпы  стёрлись  восторгу  упрямиться…

и  стало  бесконфликтно  замкнутым  пространством  владеть,
это  поток,
это  разная  степень  очистки  непредсказуема,
систему  хаоса  сегодня  вот - вот  пересчитать,
наобум  вырвать  слой  баса,
сделать  сначала,
подумать  потом, 
опёршись  на  планку  перегрева,
подвох  пролезет  в  густой  шелест  истлевших  цветов
и  речь  возьмёт  оратор  великого  сумрака,
он  хорошо  загорел,
но  побледнеть  окаменелому  ритму
это  не  помешает… 

на  угли  пожечь  надлом  надвигающейся  харизмы,
искушённый  зритель  отслушает,
не  искушённый  обуглится,
наглядней  упрётся  в  рык 
чувство  мощи  равных,
и  психоз  выест 
жилистоплоскую  массу 
закостеневшей  судорогой
без  грима  бесцветного  света,
не  жил  я,  слушая  Город  Луны, – бредил,
на  слом  наматывали  гусеницы  чтива.