Чи то, тату, тую брати

ИЗ ЗАПИСОК ВАЛЛИЙСКОГО ПЛОТНИКА

Годы летят быстро как ракеты над головой моей сестры не пожелавшей уехать, и сносят крыши. И претендовать на высокое звание мастера кровельных дел с гордостью, как в песне про высотников, азарт пропал. Уже привыкаешь обходиться без горячительного, и почти готов представить себя прибившимся к компании божьих одуванчиков. Для дриблинга по клавиатуре покоцанными подушечками указательных, убыток силы в пятернях не столь критичен. Но в театре абсурда без накопленных тактильных ощущений, одним запасом слов от роли пустомели не отбояриться.

Зная что безрассудное занятие это – парусить над скатами крыш – ещё и зрелище для других, непоследняя забота теперь, не сорвать бы репетицию встречи скопытнувшись с последней сцены. Разлет занавесей все ближе и время генеральной подходит. Слава богу, ни суфлеров, ни режиссеров в жизни не было. Пусть у закулисных по-прежнему зудит в задницах – как бы засветиться, но ты уже знаешь, что срывать аплодисменты у похрустывающих попкорном, как рвать жопу перед начальством на старости лет – крайне неприлично. Да и зачем надрываться под небитыми.


Вот и обитаем в необитаемом. Облетаем как дикие одуванчики вдоль пересохших на солнце троп. Может, однажды, после слепого дождя, наши парашютики позолотят дорогу идущим мимо дармового хлеба и зрелищ за своим, и они с неё не собьются. Противно знать, что в нашем возрасте есть считающие себя вершителями судеб. Но превратить парашютики в пепельных мушек, разметав над  голыми стропилами, даже снося крыши не получится. Вроде, дунь на них и ничего от меня не останется вовсе, а не тут-то было, согласись. Построенное мной разрушить нетрудно, но то, чего не вырубить топором, попробуй развей.


Знаю, отстроиться снова вряд ли получится. Но сочинять не отвык. И имею право хоть с этой стороны не дать себя прикончить бесследно. А умел бы играть на баяне, как мой подельщик, прибив шиферным гвоздем пачку честно заработанных, сразу после расчета, к коньку с изнанки, и играл бы, сидя на переломе кровли, чувствуя яйцами теплынь крыши,  и орал бы: — Чи то, тату, тую брати, Що воли-корови, Чи то, тату, тую брати, Що чорнії брови?