выгнали из себя

меня словно выгнали из себя на жесточайший мороз, я стучался в кажущееся посуровевшим тело, но никто не открывал, над безлюдным пространством висело абсолютно безоблачное, ярко-голубое небо, будто желая мне смерти, а ведь надо продолжать жить, думал я, сходить на почту или в пятёрочку, я цеплялся за привычные детали пейзажа, вдруг я увидел спешащую по улице девушку в рыжей шубке, девушка, милая, закричал я, который час, остановитесь, я болен, я очень болен, я пытался схватиться за брелок в виде кошки, болтающийся на её сумке, но она ничего не ответила и, наступив мне на ногу, исчезла за углом.. боже, как равнодушен мир, прошептал я, как бесприютны мы в леденючей вселенной, где до ближайшей звезды миллионы световых лет пути, где ночь не кончается никогда, а день.. день лишь иллюзия, сплетённая из лучей любого равнодушного светила, рябящий фильм на экране старенького телевизора, через неделю он сломается и постепенно покроется пылью, я мёртв, осенило меня, а это мой персональный ад, одиночество посмертия, порождённое одиночеством моей жизни, я зажмурился и постарался выудить из памяти какиe-нибудь приятные моменты, но попадались всё только неопределённо унылые, например, пахнущий невкусными щами детский сад с огромным каштаном около входа, от скуки я часами стоял у окна и смотрел, как он цветёт весной или роняет плоды осенью, я терпеть не мог других детей, и они отвечали мне тем же, однажды мальчишки напали на меня стайкой и хотели побить, но я с такой силой впился зубами в плечо самому высокому из них, что его визг, вероятно, был слышен на противоположном конце города, я до сих пор ощущаю вкус чужой, противно тёплой крови, хлынувшей мне в рот, от отвращения я разжал зубы, и она ручейком побежала по предплечью агрессора и закапала на пол.. боль и удивление, испытанные одним представителем человечества от взаимодействия со мной, будто заставили всех прочих держаться подальше, я был отделён от них прозрачной, но совершенно непроницаемой стеной, одноклассники и коллеги были со мной до странности тактичны, хотя практически срали в портфели или плевали в кофе друг другу, они делали всё, чтобы случайно не коснуться меня и не потревожить моего оцепенения, они чувствовали, что если я уроню чашу ненависти, которую я, впрочем, довольно крепко держал руках, из неё, точно из бездонной бочки, полезет чёрная густая жижа, и всё живое захлебнётся и погибнет.. как-то раз в на уроке литературы - учительница нудно рассказывала о том, как крепостные надевали ботинки маленькому обломову - в класс влетела синица, пичуга металась по помещению, огибая стены и стучась в стёкла, пока методом проб и ошибок наконец не нашла распахнутой форточки, она показалась мне до боли похожей на мою душу, по недоразумению попавшую в это худенькое, острое, как маникюрные ножнички, тельце и ищущую, будто маминых объятий, тихого, практически ласкающего своей анестезией небытия.. звук опрокинувшейся урны вернул меня к настоящему времени .. я поёжился и поднял глаза кверху: с идеально ясного неба, словно возникнувшая из чрезмерности голубизны, упала единственная снежинка