Торнфаллет

Есть в Швеции большой зелёный луг,
На нем лежу сраженный я, раскинув руки.
А где-то в поле, обнажив изгибы рук,
Вдова из клевера плетет венок в разлуке.
В глазах моих плывут полоской облака,
Лучи, прощаясь, протянуло солнце,
Моя любимая сейчас так далека...
Не зная правды, пусть она смеётся.
Мы повстречались с нею далеко
И обвенчались в маленьком приходе.
Снег бледность придавал лицу её,
Застыли сосны в зимнем хороводе.
В овале озера дрожал прекрасный лик,
Где папоротники сомкнулись в раму,
Дрожало зеркало воды в тот светлый миг
И было счастливо оно, светясь опалом.
А ночью солнце золотых её волос
Теплом и светом мою душу заливало
И столько нежности тогда во мне нашлось,
Что на двоих её с лихвой хватало.
Как буд-то где-то песню "Ласточки" вдали
Я слышу снова. Подхватить нет силы...
Но даже, став щепоткою земли,
Всегда я буду слышать голос милый.
Ворует тьма  деревьев кроны на лугу,
Цветы теряют быстро яркость красок.
Я шевельнуть ничем уж больше не могу,
Навечно в тьме и холоде увязнув.
Плеяды звезд висят в свинцовой вышине,
И среди них горит во тьме моя Венера,
И ничего не может быть меж мной и ней,
Лишь света луч в пространстве темно-сером.
 
Иосиф Бродский
Перевод Ларисы Рудковской
«Tornfallet»
There is a meadow in Sweden
where I lie smitten,
eyes stained with clouds'
white ins and outs.
And about that meadow
roams my widow
plaiting a clover
wreath for her lover.
I took her in marriage
in a granite parish.
The snow lent her whiteness,
a pine was a witness.
She'd swim in the oval
lake whose opal
mirror, framed by bracken,
felt happy, broken.
And at night the stubborn
sun of her auburn
hair shone from my pillow
at post and pillar.
Now in the distance
I hear her descant.
She sings "Blue Swallow,"
but I can't follow.
The evening shadow
robs the meadow
of width and color.
It's getting colder.
As I lie dying
here, I'm eyeing
stars. Here's Venus;
no one between us.
1990 — 1993