Анчутка

АНЧУТКА

Порой и мне неведомо, где правда, а где шутка?!
Но меж землёю грешною и пологом небес
На колокольне каменной жил маленький Анчутка,
Бесхитростный, расхристанный, курчавый русский бес!

Монастырёк Рязанщины, Окою окаймлённый,
Давным-давно приходами и службою исчах.
Лишь держат обезлиственные старенькие клёны
Поклажу дней безмолвствия на высохших плечах.

Пустые кельи с норами мышиными сравнимы.
В них Книги Моисеевы, Псалмы Давида, Руфь
Пролистывались некогда в заснеженные зимы
И даже в малооблачную летнюю жару.

Здесь постный запах трапезной, не выветренный веком.
И не успела выцвести в соборе роспись стен.
Напудренная пылью времён библиотека
Уже забыла начисто читателей совсем!

Недогоревшие свечей обрубки по кандилам
Подобны иглам восковым латуневых ежей.
Виляющий затропочек к монашеским могилам
Зарос дурным багульником и березгой уже!

Но помнятся без искажи Анчутке фрески лета
Далёкого, рассветного, завёрнутого в сырь,
В котором был гонимый он всем миром и всем светом,
И как его Нечистая сослала в монастырь!

Смешалось всё! Пономари, просфорники, резничьи...
От трудников к послушникам метался долго бес.
Ему хотелось волком выть и гоготать по-птичьи,
Пока на колокольню он от клира не залез!

Под скрипы ветхой лестницы с гурчаньем голубиным
Анчутке покорилась вмиг затворничная высь.
Здесь бес впервые встретился со звонарём Гаврилой,
Слепым церковным иноком, влюблённым в эту жизнь.

Скуфья, подрясник с поясом чисты, как новь, пригожи,
И посохом заранее ощупаны шаги.
Площадку колокольную с количеством порожек
Запомнили Гаврилины большие сапоги!

И с первых встреч звонарных дел с незрячей долей мастер
Душой к Анчутке прикипел, как к дворовому псу.
Носил его в подряснике и слушал бесьи страсти
О падших с неба ангелах, жевавших колбасу,

О слабости евангельских словес пред сытым людом,
О новых поклонениях Мамоне и Тельцу…
О том, как русское «авось» сравнялось с Божьим Чудом,
И что молитвы кончились Небесному Отцу!

Степенно поглощало дни прожорливое время.
Всё копошился дружно клир с рассвета и до мглы.
Подкармливал просвирками звонарь ручного зверя,
Который задом на перёд читал ему Псалмы.

И на плечах Гаврилиных прижился бес Анчутка,
Щипал от скуки бороду слепого звонаря
И прятался в подряснике, как пёс шкодливый в будке,
Пока в округе колокол, как мух, чертей гонял!

Над избами рязанскими, над полем и над лесом
Стегал, как будто плёткою, святой церковный звон
Измазанные сажею и пеплом тучи бесов,
Ползущих к Свету Божьему врагом со всех сторон.

В такие потрясения Анчутка боязливо
За душу православную ховался без стыда.
Звонящий русский колокол порол бесячью силу
И пробуждал селения, деревни, города!

И снова тишь привычная лилась на мир рекою.
В монастырьке расписаны заботы и труды.
Анчутка снова иноку всё не давал покоя!
Не знал Гаврила горя с ним, не ведал и беды!

Иссякло лето знойное, зажглись, как свечки, клёны
Сентябрьской прихожанкою в игреневом платке.
Но принесло течение ушат воды солёной
К монастюрьку Рязанщины по вьющейся Оке!

В тот день, скрипя ступеньками, влетел на колокольню
Давно привычной ощупью Гаврила впопыхах,
Чтоб как всегда над избами, над лесом и над полем
Стегать зло звоном утренним, вселяя Божий Страх!

Но вражьей бесьей тучею накрылся околоток,
А в колокол ударила зловещая гроза!
Как будто разом тысячи стегающих плоть плёток
Обрушились на инока, до смерти истязав!

Впервые в келье крохотной, в минутах предрассветных
Анчутка сны додрёмывать остался с темнотой.
Очнулся бес испуганно с раскатом грозной плети
И понял сразу, маленький, что стал он сиротой!

С тех пор листва осыпалась. Напастями раздавлен
И выкошен болезнями рязанский монастырь,
Лишь в памяти Анчуткиной о днях счастливых, давних
Без устали кленовые вновь дыбились костры!

Ночами в одиночестве читал он вслух Заветы,
Как будто был по-прежнему Гаврила рядом с ним,
Грызя сухарь просвирочный и свечкой обогретый,
С рассветами рассказывал, какие видел сны!

Скрипящей длинной лестницей на колокольню снова
Осмелился вскарабкаться Анчутка в тишь да рань.
Он тягловой верёвкою и крепким Божьим Словом
Звонить заставил колокол в пылу на всю Рязань!

С тоской неодолимою и болью неуёмной
Из чайных глаз, слезящихся ночами без конца,
Меж высохших, безлиственных осенних старых клёнов
Стегал Анчутка бесов рой за инока-слепца!

Вновь в целое единое: и Альфа, и Омега
Сплелись своими вихрями в стенах монастыря!
И белыми пушинками декабрьского снега
Укрылась православная рязанская земля!

Порой и мне неведомо: где правда, а где шутка?!
Но меж землёю грешною и пологом небес
На колокольне каменной жил маленький Анчутка,
Бесхитростный, расхристанный, курчавый русский бес!