Не до сплетен II

Спустя три месяца в тюряге,
В сортире, кончились деньки
«Кудряшки»-чмошника: в «пресс-хате»
(«Почётно» даже, чёрт дери)
Спросонья, с верхних нар, «случайно»,
Об унитаз – башкой... «Шикарно»!
«Упал. Несчастный случай». Вот
От опера вся «ксива» в морг.
Не по нутру, знать, не по масти
Отцеубийца и ворам,
И «пастухам» их – операм
(Прости, Господь, грехи их, страсти).
Тюряга – ад сей на земле –
Видать, похлеще… чем на дне!

Сам Алигьери – тот, что Данте –
Побыв в «гостях» тут месяцок,
Познав всю «прелесть» быта в «хате»,
Свалился б, видно, в аут-шок.
Не кончил классик чёрный список
Веков тех средних мук и пыток;
Неполный круг в его аду, –
Ему б взгляд бросить на тюрьму
Сегодня, здесь… Да ахнул б Гений!
Душонки тут – болот грязней;
В телах орудует зверь-змей,
Знать, круче, чем тот самый, древний.
…Могила Вовки – без креста:
Мать открестилась от сынка.

А осень тихо-золотая
Листвой последней на ветру
Дрожала, шорохом вздыхая,
За зло и дурь в людском роду.
С небес же синяя бездонность
Глядела так в людскую бытность, –
Как мать на выросших детей,
Застыв от глупых их затей.
…Вот – облак стая над деревней;
И сыро стало, и темно.
И хлев, сарай, амбар, гумно
Укрылись тенью уж предзимней.
Селенье. Осень. Пусто. Грусть.
Лишь снег белит к погосту путь.
***