Повесть, рассказанная на привале

"Мы отходили на восток.
Мы видели такое,
Когда наш полк попал в "мешок",
А нас осталось трое.

И лился п;том стыд в глаза
От жуткой массировки,
Когда бежали по лесам,
Крадучись, как полёвки.

Лес был бесшумен, будто мёртв.
Вдруг, где-то недалёко,
Как словно мячиком о корт
Стучал ракеткой кто-то.

Помедлив чуть, пошли на звук.
Там, рядом у околка,
Полусидел наш политрук,
Израненный осколком.

Плечо в крови, в глазах туман.
Уже дымил махоркой.
Я вышел первый: "Капитан!
Ну вот, и есть четвёртый!"

Узнав, он попытался встать,
Но, и, не сделав шага,
Упал (такая боль, видать),
Присел и, вдруг заплакал.

И потому, что не один,
И от несносной боли.
Нам он сквозь слёзы говорил:
"Какой я, к чёрту, воин!

Я не сумел сберечь наш полк!
Все, кроме нас, убиты..!
Какой от раненого толк", -
Закончив ядовито.

И, взяв наган, поднёс к виску,
Глаза зажмурив крепко.
Но мы здесь были начеку –
Схватили его цепко.

"Не дело это, а мура", -
Кричал я, не скрываясь,
Что нас услышит немчура,
Отборно выражаясь.

"Ну, нет, товарищ капитан,
Не будь бескомпромиссным.
Такой уход отдай врагам –
Адольфам ненавистным!

Кому фашистов дальше гнать:
Жене? Детишкам? Деду?
А кто же будет воевать
За общую победу?

Какой ты нам даёшь пример –
Врага так не осилить.
Ведь ты же русский офицер
Страны своей – России..!"

Отдав назад ему наган,
Я продолжал спокойней:
"Прости, товарищ капитан,
Подходу не по форме.

Возьми, и больше не дури…
Давай, плечо умою…
А пулю эту подари
Врагу на поле боя".

Он встал, и процедил сквозь боль:
"Здесь всем не до доклада.
Ты прав во многом, рядовой.
Пошли до Ленинграда".

Что дальше?.. Кто-то в медсанбат.
А нам – паёк штрафбатный…
Мне повезло, я Ленинград
Увидел безблокадный.

Сейчас вот, с чаем у костра
В лесу под Кенигсбергом…
А всё к чему я тут… Вчера,
Совсем забыв про это,

Услышал за своей спиной,
На узком перекрёстке:
"Ну, здравствуй, бывший рядовой,
Мой злой хороший крёстный!"

Я повернулся – капитан,
Тот, раненый, из леса.
Уже майор. Одет в реглан,
Был схож в нём на черкеса.

Я "честь" отдать, а он, смеясь,
Обнял меня за плечи:
"Есть у меня с собою язь –
Употребим за встречу!

Давай, товарищ старшина,
Пока нет генералов".
И зазвенели ордена
Под звон простых стаканов!

Язь – жирный, Волжский, – был хорош!
Майор, отставив фляжку,
Держа кисет промеж ладош,
Сказал, куря взатяжку:

"Я помню все твои слова –
Про дар врагу, про поле.
Про будущие торжества,
Как будет враг разгромлен.

Я эту пулю сохранил
В санчасти и в штрафбате.
Прошёл с ней тысячи горнил,
Фашиста колошматя…

…Я ненавижу болтовню,
Но это – как признанье:
Я пулю эту сохраню,
Но не в напоминанье.

Когда возьмём, войдем в Берлин,
Подобно урагану,
И будем рады как один,
То я её достану.

И вот, когда взовьётся флаг
Над сверженным Рейхстагом,
Я крепкий закурю табак
И – рассчитаюсь с гадом!

И, чтобы уж наверняка,
Я с пулей – всю обойму
Всажу в те стены варнака
И с радостью … и с болью.

За всё расплатится палач!
За всех придёт расплата!
За матерей! За детский плач!
За каждого солдата!

За боль сожжённых деревень!
За скорбь на похоронку!
За каждый выдержанный день!
За каждую воронку!

И краской,
Будто кумачом –
Любой, увидев, вникнет, –
Впишу –
КТО К НАМ ПРИДЁТ С МЕЧОМ,
ТОТ ОТ МЕЧА ПОГИБНЕТ!"