Белые снегири - 64 -3-

3. ПРОЗА
Рассказы

Александр ВОРОНИН
(Московская обл., г. Дубна),
Член Союза писателей России


              РАСПЛАТА

Отец всю жизнь прожил, не занимаясь активным физическим трудом. Работа всегда у него была сидячая, с бумагами. Если он на огороде что сделает, так потом два дня отлеживается - всё болит у него с непривычки. Техники никакой не имел, даже на велосипеде в зрелые года не ездил, кроме одного периода, когда купил маленький велосипедик “Десну” и на нём добирался на работу на  площадку ЛЯП в ОИЯИ.
Читал газеты, книги и ходил с мамой под ручку на работу пешком. Зарядку тоже не делал по утрам. В редких случаях по выходным - помашет руками, побалуется с нами, детьми, чтобы нас сонных растормошить. И то только тогда, когда у него хорошее настроение с утра. По выходным он, вялый и хмурый, нальёт в ванну воды, вроде как мыться, и полдня ходит из угла в угол - приборка-уборка, приборка-уборка. (Эта непреодолимая  тяга отца к чистоте и порядку, сыграла с ним в жизни злую шутку - большую часть времени он потратил на то, чтобы прибираться за другими, и пытаться навести хоть подобие какого-то порядка среди всей кучи мелочей, накопившихся у него к концу жизни. В последние годы он уже стал чем-то напоминать знаменитого Плюшкина - выбросить ненужные вещи ему было жалко, легче было перекладывать их с места на место.  Март 1999 г.)
Вова, любимый  сын мамы, после 30 лет тоже стал вылитый папа. Живет по коммуналкам уже несколько лет, там в грязных ваннах мыться не любит, приходит к маме, наливает воды в ванну и сидит в комнате сиднем, как Илья Муромец до набега татар. То ли выжидает чего-то, то ли не может решиться залезть в воду. Дождётся, пока вода остынет, сольёт её,  наливает новую и опять сидит. И так несколько раз. Копия папы.
А до этого, когда с Галочкой-красоткой жил в хрущёвке, там тоже не мылся, бегал к маме. У них была такая  грязная ванна, что из неё с визгом и поросенок бы выскочил. К тому же Вова жаловался нам, что при мытье кран бьет его током. Видимо, Галя подключала что-то к чему-то, чтобы избавиться от надоевшего мужа. А может,  это ему только казалось, так как он мылся обычно с большого бодуна, который  они  с Галей  частенько  устраивали  вместе.
Так вот, с утра, как ни спросишь у папы, что будем делать, ответ всегда один - сначала прибраться в квартире, а потом видно будет. Пока он прибирается, порядок наводит, полдня прошло, уже и устал изрядно. Потом пообедал, полежал - и день кончился. А к вечеру летом ещё и мама пристает, на огород его тащит поливать, урожай собирать. Только злит этим, потому что папа и его копия  Вова выросли чисто городскими пижонами, бесконечно далекими от  жизни природы, не говоря уже о каком-то огороде, который они считают глупой пародией на настоящую природу и пустой  тратой  времени.
В деревню папа ездил как настоящий чеховский дачник. Ничего из крестьянской работы он делать не умел, так как вырос в центре Тамбова, где крестьян  видели только по выходным на базаре. Ни косить, ни сено огребать, ни картошку сажать-копать папа не умел. Дед с бабкой над ним всё время добродушно посмеивались: “- Городской зять Тамарке попался, это не Коля Волков. У того руки золотые, за что ни возьмется, всё сделает. Ох, и повезло Вальке с ним, как за каменной стеной живет. Вот если бы ещё выпивать бросил, вообще бы ему цены не было”. 
Зато папа ходил по деревне разодетый как павлин - соломенная шляпа в дырочках, рубашка в клеточку навыпуск с короткими рукавами, светлые брюки с отворотами внизу и плетёные сандалии. Деревенские бабы уж очень маме всегда завидовали: не муж, а картинка ей достался – чисто профессор  или академик. На старых фотографиях есть они все вместе, молодые, улыбающиеся: отец, дядя Ваня Чижов, дядя Коля Волков, грудинские, прокинские,  дорские  питеряки - все в таких же одинаковых одеждах.
Пока отец был молодой, всё было хорошо, ему хватало запаса прочности организма. Даже аппендицит его не беспокоил до старости - вырезали уже после 60-ти лет. Но годами нетренированный организм начал давать сбои. Первым стало барахлить сердце - два инфаркта уже было, сейчас отец лежит в больнице с подозрением на третий. Вот так оно и бывает. В жизни за всё приходится платить, даже за то, чего ты никогда не делал. Не работал физически, не тренировал своё тело, не закалял его трудностями, вот жизнь тебя и ударила с этого бока. А был бы отец Шварценеггером или одесским биндюжником, к нему жизнь подкралась бы с дубиной с другой стороны и тоже шарахнула бы так, что мало не показалось бы. 
И если бы не сердце, то наш дедушка Лёня ещё довольно крепкий. И зубы почти все целы, и почки, и печень, и желудок - все работает как надо. А вот нетренированное сердце первым отомстило ему за беззаботную легкую жизнь. И дышать стало тяжело, лёгкие тоже не привыкли работать с нагрузкой,  ходить быстро не может – не хватает дыхания.
 Он и сам это понял в последние годы. Осенью 1998 года я с мамой приезжал в выходные проведать его в городскую больницу на Тридцатке, в левобережье. Отец был уже очень слаб, стал плохо помнить события и даты, его и положили в стационар, чтобы поднакачать лекарствами, провести какие-то процедуры. И вот мы сидим за столом в столовой, он всё время улыбается от радости, что мы к нему приехали, старается говорить какие-то смешные вещи. Несколько раз жал мне руку выше локтя и говорил: занимайся, Саша, спортом, тренируй организм, вот мне в молодости не пришлось позаниматься, видишь, сейчас все болит. И что-то ещё в этом же духе. Видно, болезнь допекла его.
Мама как-то приехала одна на неделе, смотрит, а он стоит в коридоре у стенки один, маленький, худенький, какой-то уже не от мира сего, о чём-то своем думает. Ей так жалко его стало, прямо до слез. А отец увидел её, обрадовался, пошёл навстречу и опять стал таким же,  как всегда - с доброй улыбкой  и  внимательным  к  собеседнику.
Дедушка Константин Петрович Хитев, Танин отец, каждый день утром зарядку делает, даёт сердцу накачку. Он тоже два инфаркта перенёс, и приступы часто бывают,  особенно  по ночам почему-то. Но у него инфаркты были от противоположного образа жизни ещё в зрелом возрасте, а не от старости, как у дедушки Лёни.
Так  что все мы от этого никуда не денемся. Не за одно, так за другое платить в конце пути всё равно  придётся. Только каждый будет платить за свои ошибки.
(25.02.1991 – 1999.)
 2016, с. 7.)


     “ПАПА, ПРОСТИ  МЕНЯ...”

Приехал я как-то из костромской глубинки, где отрабатывал три года после техникума, домой, в отпуск. Был конец мая, всё цвело. Ну, думаю, отдохну, порадую душу и тело. И время-то к веселью располагало - 1976 год.
Только стал налаживать старые связи, вдруг - телеграмма из Тамбова: бабушка умерла. Тут всё и началось. Отец в этот день рано утром уехал в Москву в командировку. А два его младших брата, недолго думая, взяли телеграмму и скоренько улетели самолётом. Поздно вечером, весь разбитый радикулитом, вернулся папа - телеграммы нет, билетов не достать, а его братаны уже в Тамбове маме последний долг отдают. Тут и здоровый от обиды полез бы на стенку, а он ни сесть, ни лечь сам не может, только трясётся и зубами скрипит. И не ехать нельзя. Вот тогда оставшаяся родня на общем совете даёт мне наказ - будешь носильщиком. Понесёшь в Тамбов папу и чемодан с его лекарствами. Как я мог отказаться? Тем более, что единственный из всей родни не работал.
Пришлось отложить на время все амурные дела и рано утром выехать в Москву. В тамбовский поезд вскочили на ходу, добыв билеты со слезами и криками. И лишь на второй полке, между папой и его чемоданом на третьей, я снова почувствовал себя отпускником.
В Тамбове, у всей пожилой родни глаза были на мокром месте. Стоило одному дрогнуть голосом - и все лезли за платками в карман. Нам, молодым, тоже радости было мало на похоронах, но у нас были свои интересы, мы несколько лет не виделись и временами забывали, зачем мы тут собрались. Потом спохватывались, затихали, делали скорбные лица и принюхивались, что там ещё вкусненького готовят на кухне. Горе горем, а молодой организм своего требует.
На третий день забрали бабушку из морга, простились дома и вынесли на улицу. Дальше надо до машины  нести на плечах и на кладбище до могилы.  А все три её сына не в форме: старшего радикулит согнул, у среднего сердце останавливается, а младший, незадолго перед этим, жилу над пяткой стружкой перерезал, неделю как ему гипс сняли.  Но  справились, донесли внуки бабушку до места. Попотели мы изрядно. Бабушка-то была в традициях русских народных сказок - добрая и душой и телом. Поставили гроб на скамеечку - последнее прощание на кладбище.  Когда чужой человек уходит из жизни - и то жалко. Услышишь где похоронную музыку, и сразу сердце заноет. А тут родная бабушка, которая  каждую зиму  жила  в Дубне. Разве словами опишешь, что творится в душе. Горе всегда очищает, как гроза летом, и я  там  увидел свою тамбовскую родню новыми глазами. Плохое забылось, ушло –   я  их всех  тогда   любил  по-настоящему и сильно.
  Это  были первые мои похороны близких родственников. Даже сейчас, годы спустя, перехоронив многих - и родных, и знакомых, и начальников (одних генсеков на моей памяти закопали четверых) - я всё равно теряюсь в такие минуты. Что-то есть неземное, какой-то вселенский ужас, когда, ещё несколько дней назад живого человека, навсегда засыпают землёй. Каждый думает в это время о своём: кто о бренности жизни, кто о детях, кто о памяти, что останется после него, а  кто и о том, как бы скорей за поминальный стол.  Разные люди и жизнь у всех разная.
Дошла очередь и до бабушки. Заколотили гроб и стали опускать. Но не тут-то было. Кладбище старое, хоронили в ограде у дедушки, умершего четырнадцать лет  назад. И  то ли ограду сдвинули, то ли просто неправильно  могилу выкопали - прямо на дедушкин гроб  попали. Тогда сделали боковой подкоп, чтобы положить их рядом, как и положено у нас на Руси. Кладём, а полотенца мешают - бабушкин гроб опрокидывается раз за разом вниз крышкой. Все растерялись - что делать? Лезть в могилу? Страшно.  Да и ногами вставать надо на гроб деда. А он почернел весь, вдруг проломится. А бабушка на боку  там  лежит,  ждёт.
И вот пока все мужчины чесали затылки, а женщины ахали и охали, средний сын бабушки, лёгкий на ногу (и на острое словцо тоже), быстро спрыгнул в яму, упёрся руками в гроб и положил родителей рядом. Все облегчённо вздохнули. Худому маленькому смельчаку подали руку, вытянули наверх и разрешили первым бросить горсть земли в могилу.  Дело  сделано.
На поминках то одному, то другому было плохо с сердцем. И я, в силу доброты моего характера, помогал двум своим тётям отпаивать лекарствами занедуживших, и выводить их полежать в соседнюю комнату. Поэтому всех речей не слышал, но главное, кажется, всё  же  не  упустил.
У среднего моего дядьки, прыгуна в могилу, на почве страшного горя произошло затемнение в мозгу. Он через каждые 15-20 минут вставал за столом, просил тишины, поднимал стопку и говорил: “- Папа, прости меня! Я наступил ногой на твой дом! Я нарушил твой покой! Но я выполнил волю мамы - я положил вас рядом. Пусть земля будет вам пухом. Папа, прости меня!”
Затем он по-гусарски опрокидывал содержимое рюмки в рот, падал на стул и, закатывая глаза под лоб, хватался за сердце.  Все, кто был рядом, бросались к нему с лекарством. Он выпивал его, а затем, как раненый  комиссар   на поле боя, отводил нас от себя движением руки  в  сторону  и  вновь включался в суровый и тягостный  ритуал  поминок.
23.04.1990г.

P.S. Сын дяди Бори Юра запомнился такой же пьяной бубнёжкой на своей свадьбе. Он время от времени вставал за столом и говорил тост, обращаясь к молодой жене: “- Зина, я знаю, что ты такая-сякая, но я тебя прощаю и не обижаюсь на тебя…” Она, бедняжка, сидит рядом в белой фате, худенькая, в веснушках, с острым носиком и всем так было её жалко. Соседи хватают Юру за пиджак, за руки, сажают, успокаивают,  мол,  мало ли  что в жизни было.  Он  выпьет, закусит  и  встаёт  снова:
“- Зина, я знаю, кем ты была в Запрудне до меня, но я тебя прощаю…” Его снова усаживают, успокаивают и дальше так идёт весь вечер по кругу. Яблоко от яблони недалеко укатилось. Хотя Юра не был в Тамбове на похоронах бабушки, но, видимо, слышал наши рассказы про отца-чудика.


               
    
                ГАЗОВЫЙ БАЛЛОНЧИК

Самым первым в нашей родне газовый баллончик купил Boпa. В годы перестройки он пытался заняться частной коммерцией - ездил в Москву, в Карелию к сестре. И, видимо, в целях безопасности приобрёл себе красивый газовый баллончик (далее просто ГБ). Не знаю, удалось ли ему когда-нибудь применить его по назначению, он об этом не рассказывал, но хвастался им регулярно перед всеми при каждом удобном случае. Достанет из кармана и начнёт махать у кого-нибудь перед носом, при этом по-идиотски хихикая и предлагая бесплатно понюхать, чем оттуда пахнет. Так он нам демонстрировал, что стал  крутой   и  никого теперь не  боится.
И однажды он додемонстрировался. Приехал в деревню и пошёл в гости к своему лучшему другу Толе Смирнову. Они по вечерам играли в карты на калявочки – тот, кто выиграл, выпивает маленькую стопочку (калявочку) из общей бутылки, кто проиграл - пропускает. Когда хорошо поднабрались ближе к ночи, Boпa как обычно достал свой любимый ГБ и стал хвастаться. Мол, никого теперь не боюсь, по ночам один хожу и езжу туда-сюда без опаски и вам советую такие же баллончики купить, в деревне тоже жить стало страшно. Если кто ночью в окно постучит или в дверь ломиться будет, открыл - фык! ему в рыло и порядок! Бери верёвку и вяжи пока он тёплый.
Нюша Смирнова ещё больше зауважала Вопочку за его светлую голову и коммерческую смекалку, разахалась, разохалась и осторожно взяла ГБ, чтобы рассмотреть его поближе. Вертела, вертела его в руках, направила шутя на Толю и неожиданно от души на него пыхнула. Как на муху на стекле. Толя закатил глаза, открыл рот и грохнулся со стула на пол. Перепуганные Boпa с Нюшей начали трясти его, бить по щекам, опрыскивать водой - боялись, как бы дуба не дал с непривычки к таким химикатам. Но могучий организм почти двухметрового Толи выдерживал и не такие удары судьбы - он очнулся. Бить никого не стал, но долго тряс головой и без конца удивлялся, что такая маленькая штучка свалила его с ног. И всё Вопу нахваливал - ну ты удивил меня, ну ты молодец! Дальше, до самого утра они пили за успех Вопиной коммерции, за смычку города с деревней и за светлые головы наших учёных, создавших ещё одно чудо - газовый баллончик.
Когда моя дочь Инна в 1996 году поступила в институт в Москве, я ей сразу же купил газовый баллончик. Тогда в Москве убивали каждый день пачками всех подряд. Но Инна по молодости и по неопытности ещё не понимала всей сложности жизни молодой девушки в таком городе-вертепе, как Москва  девяностых годов. И поэтому газовый баллончик брала с собой редко, а потом и вообще то ли отдала кому-то, то ли потеряла. Я её обычно встречал  в Дубне по субботам и провожал по воскресеньям на электричку. Первым делом просил её показать баллончик, а она почти всегда его забывала. Слава Богу, что он ей так ни разу  и  не  понадобился.  Повезло.
Когда я на работе показал сослуживцам ГБ для Инны и сказал, что теперь буду спать спокойно, у дочки есть свой защитник, то почти все, у кого дети тоже учились в Москве, решили купить и своим. На всякий пожарный. Чуть кто пристал - достал  ГБ,  фыкнул - и  полный  порядок,  дядя  лежит  отдыхает.


     “МАМА,  Я   БЕРЕМЕННАЯ...”

 - Расскажи    что-нибудь  интересненькое про себя,   - прошу    я    свою
весёлую подругу  как-то    под    утро,    когда      кофе    ещё    не    хочется,  а
заниматься   любовью  уже  сил   нет.
- А про  что?   У меня  вся  жизнь  интересная.  Сплошная  кинокомедия.
Ну, как ты замуж   вышла,  как первый  раз  всё было?
Ой, ты знаешь, я молодая такая глупая была. До седьмого класса  не 
знала, как дети на свет появляются.   То  ли   в  куклы   много   играла, то  ли
компания не та была. Да и все мои подружки такие же тёмные были. Мы
думали, что если с парнем поцелуешься, то дети могут появиться. Вот  дурехи-то!  И как раз в седьмом классе меня знакомый мальчик первый раз поцеловал.
Проводил  вечером до подъезда  и  чмокнул  в   щёку.  Как   я   после   этого
домой идти    боялась - кто  бы  знал!   Уже поздно, стою  у двери,  а  войти
боюсь - ноги    как    ватные.  Всё,  думаю,     мама     сейчас убьёт     меня.
Опозорилась   дочка  -  беременная. На всю семью пятно несмываемое.
Кое-как собралась с духом, захожу, встала виновато в коридоре и  жду,  что дальше   будет. Мама  из кухни выходит, осматривает меня, в каком   я  виде пришла  -  время-то  позднее. И  с  упрёком  мне:
- Что ж  ты  так загулялась, дочка?  Я  уже волноваться  начала...
А   я  ей   шёпотом:
- Мама,   я  беременная...
И сразу в рёв, чтобы, значит, не сильно  лупила. Сквозь слёзы вижу,  как  мама  побледнела  и  по  стенке  вниз  сползает,  шепча:
Дочка  как  же  так?   Что хоть у  вас было?
Мы, - захлёбываюсь  я  слезами,  - целовались сейчас в подъезде.
И   всё?
Всё.
Фу-у-у-у! - Мама фартуком закрывает лицо и по её вздрагивающим
плечам я не могу понять, плачет   она или смеётся. - Ну,  дочь,  с тобой
не соскучишься!   Ещё  пару  таких  шуточек  и  ты меня,   в гроб вгонишь!
Мама! – Радостно  кричу я.  - Так   значит,  я   не беременная?
Конечно, нет, дурёха! Целуйся,  сколько хочешь, только больше ни-
ни!   Договорились?
Мамочка, - говорю, - миленькая  моя,  я больше  и целоваться-то  никогда
не  буду!  Это так  сегодня,   случайно  получилось.
- Ладно, иди,  умывайся  и  поешь что-нибудь, беременная, - улыбается мама.   - Тебе  теперь  усиленное  питание   положено.
Вот  такое  наше поколение  было  чистое  и невинное  в этом  плане.  Цени! Какая тебе девушка целомудренная досталась.
-  А забеременела по-настоящему  я с первого раза. И так  глупо всё вышло, что и вспоминать не  хочется. Но это уже совсем другая история, грустная.  Я  тебе  её  в  другой  раз  расскажу.  Спи,  давай.                (1985 год.)

Оказывается, не одна моя подруга была в то время такой наивной. Всё, что связано с сексом и семейными отношениями было под негласным запретом и об этом не принято было говорить – ни дома, ни в школе, ни в обществе. Только в  компаниях во дворе можно было кое-что узнать. Особенно от таких запретов страдали наивные и мечтательные девушки.  Ещё их называют – тургеневские.
Народная артистка РСФСР  Татьяна Лаврова (1938-2007) попала в такую же историю. После первого поцелуя с Евгением Урбанским она пришла домой и спросила у бабушки: “- Я  что,  теперь беременная?”  Он был женат, а она была наивной девушкой с тонкой талией и крутыми бёдрами. В 17 лет ушла из дома. Она так запала Урбанскому в душу, что он ушёл из семьи и женился на ней. Но вскоре не простила ему измены и ушла к Олегу Далю.
Уверен, что многие девушки в советские времена боялись забеременеть от поцелуев. Просто признаваться в своей наивности и дремучести не всем хочется. Нам, парням, было намного проще. Если мы чего  и боялись, то подцепить какую-нибудь болезнь или того, что придётся сразу жениться на забеременевшей от тебя подруге.


Надежда СЕРЕДИНА
(г. Чехов, Московской обл.),
Член Союза писателей России

БЛОНДИН

Рассказ

Борис очень хотел спать, но мерс под окном всё никак не уезжал. Пять утра. О! Каждую ночь.
Голос из окна первого этажа:
- Вам что, здесь гараж? Тут люди живут. Сейчас сниму и отправлю участковому.
- Отправляй! Тут знаков нет. Закрой окно. Зачем покупали на первом этаже?
- Парковка за десять метров.
Пенсионерка вышла, стала фотографировать машину и водителя.
Водитель подошёл к ней и с высоты своего роста ударил её головой.
 
Наконец мерс уехал, и стало благословенно тихо. Солнце освещало высокий овальный потолок так ярко, словно в операционной. Борис поджал ноги, словно в утробе матери, и попытался расслабиться. Сегодня экзамен, а завтра день рождения. Девятнадцать. Он стал думать о ребятах, которые подписали контракт, чтобы  уйти на войну, точнее на  специальную военную операцию. Какая разница, где их убьют, как будто от названия что-то меняется. Он тоже хотел уйти, но отец не разрешил.
Проворочаюсь час, и встану.
- Ты куда так рано? – спросил отец из соседней комнаты, где он спал с молодой женой.
Полугодовалый малыш заворочался, закашлял, заплакал.
В комнату вошла Наташа:
- Разбудил. Чего не спишь.
- Мерс угнали.
- Твой?
- Нет.
- Тогда спи. Замёрз?
- Я не замёрз. Хотя здесь всегда как в холодильнике.
- А что ты хочешь, стены метровые, а перестали топить ещё в апреле. Надень свитер. Согрей чай.
Она взяла ребёнка и унесла его кормить. И оставила у себя, между мужем и собой.
Борис включил чайник. Тот заурчал, закряхтел, зашмыгал.
- Ты что?! Сам не спишь, и чтобы все не спали?!
- Пап, я подпишу контракт.
- Комиссию не пройдёшь. С твоим сердцем только фотографом быть.
- Я буду военным фотокорреспондентом.
- Нет! – сказал резко отец, и добавил спокойнее. – А твоя мать как на это смотрит?
- Я ей не говорил.
- А мне и Наташе нервы трепать можно, да?!
Борис взял рюкзак и вышел. Первый автобус в 6, следующий в 8. Первым рано, вторым поздно. Отец свою машину не давал.
Подъехала то ли полиция, то ли ГИБДД. Обругали пенсионерку за ложный вызов.
- Я нас вас жалобу напишу.
- Кому, - смеялись молодые силовики.
- Путину.
- Пишите, ваше право.
На экзамен Борис опоздал. Зашел в парк и на солнышке уснул. Потом нашел экзаменатора в учительской, тот грубо спросил:
- Что? Проспал?
- Проспал в парке.
- В парке? – удивился преподаватель колледжа. – А не рано начинаешь спать по паркам, господин блондин.
- Не рано, - усмехнулся Борис. – Я готов сдать экзамен.
Преподаватель задал вопрос.
Борис ответил:
- Мы это не проходили.
- Вы это проспали, молодой человек. Пересдавать будете за плату?
- А я к Пригожину уйду. Он Родину защищает, а вы штаны протираете.
- Или отчисление. Или платная пересдача.
Борис вышел, как ошпаренный кипятком. Он не двоечник. Он думал даже о четвёрке. Но ему было как-то странно, всё равно, пофиг. И он ответил.
Вдруг зазвонил телефон: «Ты где? Я тебя ждала. Ты экзамен сдал? – Сдал. - У тебя завтра день рождения, блондин. В наше кафе приходи».
«Пойдём. Только не зови меня блондином, - ответил он и отключил звук не телефоне.

* * *
В кафе были друзья и подружки из колледжа. Обмывали экзамен.
Девушку его звали Наташа, как мачеху, и его сегодня это веселило.
- Наташа, а сколько у тебя будет детей?
- У нас.
- Ага.
- А сколько раз ты будешь выходить замуж?
- Ты делаешь мне предложение?
- А ты зачем здесь, блондин? – подошёл высокий черноглазый брюнет. - Ты ведь не сдал экзамен?
- У блондина завтра день рождения.
- А! Тогда за мной подарок.
Танцевали, пели. Смеялись. Была живая музыка.
- А вот мой подарок, я завтра женюсь на твоей Наташке. У нас новая любовь. – Никита обнял девушку и увлёк её к выходу. Они оба смеялись, словно всё это было во сне.
-Что? – начал подниматься Борис, но не смог встать, что-то выпил не «то».

* * *
На электричку он опоздал. На звонки отца не отвечал. Последний автобус ушёл. Он привычно пошёл пешком со станции. Идти нужно было через весь Чехов час-полтора. Такси 250 рублей, таких денег ему не давали, а сам зарабатывать он не умел, хотя делал хорошие фотографии. Но что-то было не так, кружилась голова и тошнило.
Вдруг завибрировал телефон. Он усмехнулся:
- Слушаю и слушаюсь, Наташа, - сказал он весело, как подружке.
- Я не подружка. Я твоя мама.
- Мачеха.
- Пусть. Но где ты? Почему не отвечаешь отцу?
- Он где?
- Рядом. Говори!
- Пап…
- Ты где? Мне позвонили, что ты не сдал экзамен! Трус! Ты знаешь, сколько времени? Мы из-за тебя не спим.
- Вы не спите из-за себя – у вас новая любовь. Вам весело? Ха!
- Ты пьян?
- А ты?
- Пьяный домой не приходи!
Связь оборвалась, но Борис продолжал говорить отцу: «Зачем ты отнял меня у матери? Зачем судился? Зачем использовал своего адвоката? Зачем я тебе нужен был? Вот, ты родил себе сына и сказал мне, что я тебе не нужен. Зачем ты запрещал мне общаться с матерью? Я её любил больше, чем тебя. А на суде, ты заставил сказать меня, что я не хочу жить с мамой. Это ты трус, а не я! Я люблю маму больше, чем тебя».
Он свернул в парк: справа пруд, слева пруд. Каскад прудов с пушкинских времен. А можно вызвать на дуэль отца? Дантес, Мартынов… Нет. Это не то.
Он сел на скамейку. Было холодно и сыро среди каскадных прудов. Лето только начиналось, медленно и неуверенно.
Его начало знобить.

* * *
Утром женщина шла в церковь на раннюю службу.
Оцеплено место у пруда. Красивый парень висит. Высокий. В белой рубашке и костюме. Светлая чёлка на бок сбилась.
- Это что, съёмки кино? Какой красивый блондин.
- Проходите мимо.
- Кино тут снимаете?
- Не кино.
- А что?
- Повесился.
- Как? Такой красивый. Кто его?
- Сам. Никто ему не помогал.
Она вошла в церковь. Тепло. Тихо. Свечи горят. Служба уже началась.
После службы она позвонила журналистке. И рассказала историю с «кино». «Узнай, кто этот красивый молодой человек. Что-то сподвигло же?»

В час ночи приехала Наташа с ребёнком. Ребёнок спал. Она остановила машину у окна первого этажа.
- Выключи мотор! – вдруг закричала пенсионерка с первого этажа. – Люди спят. Ставьте машину на парковку.
- А как вы себе это представляете? Здесь знаков нет.
- А совесть есть? Весь месяц не сплю из-за ваших машин. Сочувствовать надо, и вам будут сочувствовать.
На следующих день на скамейке сидели три пенсионерки и просили водителей и пешеходов:
- Деньги сдавайте на похороны.
- Кто?
- 19 лет парень. Блондин. Да видели вы его, видели…

 10 июля, 2023