Хмельное лето. Глава 8

Глава 8.

– Что? Война? Я не хочу войны, Наденька. Я люблю тебя.
Но Надя не слышала, она уже скрылась в доме. А Павел стоял и смотрел ей вслед. Улыбнулся и сказал.
– Война, надо же, война. Ты в гневе ещё очаровательнее. Война! Ннда!
– Какая война? Павел Михайлович? Спросил Миша, он только, что вошёл в калитку, направляясь в дом, услышал слово война.

– Твоя мама объявила мне войну.
– Даже так? Михаил рассмеялся. А другого я и не ожидал от неё.
– Ты серьёзно? Миша?
– Серьёзней не бывает. Я говорил вам, и дяде, и тебе, что так нельзя с ней поступать. Если совершили ошибку, то надо было держать в неведении, что дом, её любимый дом, продан. Вы не представляете, что для неё этот дом. Это её крепость.
– Но мне надо было, чтобы она узнала.
– Для чего?
– Чтобы действия пошли.
– Ну, вот, она узнала. И что из этого получилось? Действия пошли. Война?

– Я отдал ей документы, просил сделать с ними, что угодно, по её усмотрению. Могла бы сжечь или порвать, но она даже не взглянула на них. Сказала, это ксерокопии.

–  Мама чувствует, где правда, а где ложь. В этом её не обмануть. Ведь в папке действительно ксерокопии, оригиналы-то вы все оставили у дяди. И тоже сказали и ему так же, делать, что захочет. Вот надо было сделать наоборот. Маме оригиналы, а дяде Грише копии. И войны бы не было. Ещё вопрос. А вам не жалко в пустую потраченных денег?

–  Что их жалеть? И не впустую.  Григорию дал на дело, а не на праздную жизнь. На жизнь ему своих с лихвой хватает. И потом, он сам мне предложил оформить эти деньги покупкой дома. И зачем я согласился? Он и без купчей оправдывает все мои ожидания. И потом, мы не чужие люди.

–  Возможно, Павел Михайлович. Возможно дядя хотел обезопасить вас от неожиданных случайностей.
–  Возможно. Не знаю. Но ему надо было своей квартирой распорядиться.
–  Там квартира его так не цениться. Да и здесь, удивительно.... Такие деньги... За такие деньги замок можно купить. И всё равно, с мамой поступать так не следовало.
–  Но я люблю её.
–  Тем более. И это ничего не значит.
–  Любовь моя не значит?
–  Не в этом дело. Вы, что косили? Посмотрел на агрегат, спросил Миша.  А почему старым агрегатом?
–  Это не я, это твоя мама косила.

–  Мама? Этой допотопной рухлядью? Как она его называет, техника времён Колчака. И, как она его смогла завести? А главное, как она вытащила? Агрегат стоял в дальнем углу, и на нём столько всего было.
–  Вот этого мне не известно. Я услышал адский шум, выглянул в окно, а она косит. Не могу понять, как она совладала с ним. Снова на пальцах раны открылись. И полечить не дала.
–  Вы умеете лечить?
–  Приходилось. От одной бабушки шаманки дар мне передался. Лет десять назад, она мне передала. Я случайно там оказался. И так получилось, больше никого не было, Григорий отстал, а она подозвала меня, попросила помочь.

–  Интересно явление встреча с шаманкой. Случайностей не бывает.
–  Это известно, не бывает, но так получилось. Она мне сказала: «Ты не тот, кого я ждала. Совсем другого человека ждала. А его всё нет. А у меня ни сил, ни время нет, вот, вот уйду, но раз уж ты здесь, тебе и помочь мне. Не бойся моего дара, он светлый». И руку протянула, я взял. вот так и получилось. И не жалею, мне это помогло. Не полностью ещё всё освоил, дар этот не вот так раскрывается. Всё постепенно. Помогал многим.
– Возможно для вас это и хорошо, если не обременительно и вам нравиться.
– А ты, Миша, не хотел бы получить?
– Мне своего достаточно. Это дяди он предназначался.
– Откуда ты знаешь? Миша?
– Да, всё оттуда. А дядя, лучше бы своей жизнью занялся, свою судьбу устроил, а не сестры своей. Всё не осмелиться. То она молоденькая была, теперь он староват.
– Кто? Григорий? Да у него физиологический возраст тридцать лет. Я его просмотрел. Он надолго застрял в этом возрасте. Настолько надолго, что ему фантастикой покажется. Порой я ему завидую.
– Вам ли завидовать. Чему?
– Его бурной молодости, его силе. Его оптимизму, и как он легко идёт по жизненному пути.
– А у вас будто не так.
– Он такой деятельный.

–  Вот и я говорю. Деятельный, но трус. Он такой сильный и волевой человек. А с женщиной любимой объясниться трусит. И у вас получилось некрасиво. Вы слишком напористо повели себя. Вам бы сначала познакомиться и поухаживать, встречаться, как все нормальные люди. А вы? Посчитали, что слишком в возрасте? Игнорируя букетный период? В первый же вечер, когда пошли провожать её повели себя некорректно.

– Откуда ты знаешь? Миша? Наденька рассказала? Удивлённо спросил Павел.
– Я сын своей матери, мы очень хорошо чувствуем друг друга. И потом я умею смотреть. А она в тот вечер была взволнована, я и следил за ней взглядом.
– Дааа? Откуда у тебя такой дар?
– Да всё оттуда. Я его получил ещё до рождения. С этим даром я родился. Рассказывал вам, что я помню момент воплощения в поле мамочки. Помню зарождение. Помню рождение. Так, что не стоит вам мне дарить ваш дар. Предки мои были волхвами.
– А, Григорий рассказывал.
– Дядя? Удивлённо спросил Миша. Он не мог знать обо мне такое. Или вы сами как-то прознали?
– Не имеет значения.
– Возможно.
– А мама знает о твоём даре?
– Нет, об этом знает только бабушка Софья. Она сама такая.
– Григорий тоже такой.
– Я это знаю. Я хотел с вами поговорить, да, что-то не удаётся. Вы в последнее время постоянно заняты на отвлечённые темы.
– Это не отвлечённая тема, Миша. В этом вся моя жизнь заключена.
– Так уж и вся? А раньше не заключалась? С усмешкой улыбнулся Миша. А мне, почему принесли деньги? Я у вас и не просил их.

– На дальнейшее расширение, ведь ты хотел что-то купить.
– Да. Хотел. Я и так купил. Мне ссуды хватало, там всё по себестоимости уходило. Им бы с рабочими рассчитаться. И всё. Всё уже было готово и запротоколировано, подписано, а тут вы пришли с пакетом. Видел, лежал пакет на столе, пока проводил Комаровых, а он исчез. Но Комаровы уходили с пустыми руками. Сделка прошла переводом. Я одно не могу понять, как пакет с деньгами к Геннадию попал? Просматривал, но почему-то закрыто.
– Ты никогда его отцом не называешь?
– А за что его называть отцом? У меня и в отчестве его нет. Он отказался от меня ещё до рождения. Мы совершенно посторонние люди. И почему я должен его считать отцом и даже называть? Нет. Я ему никогда ничего плохого не желал, но и не питаю к нему даже дружеских чувств.

– Я понимаю тебя.
– Нет, вы не понимаете, здесь так всё сложно. Разобраться нет возможности.
– Ты хочешь знать правду?
– Вы уверены, что я её не знаю?
– Не уверен. И как я увидел, ты своими способностями можешь узнать легко и свободно всё, что угодно.
– Возможно, я и её знаю. Михаил улыбнулся.
– Откуда такие способности?

– Вам интересно? Но вам же известно. Предки одарили. Не земные предки. А земные, как я вижу по отцовской линии, примитив. Удивительно, что он эти деньги принёс маме.
– Здесь нет ничего удивительного. Он легко контролируем, и внушить ему, куда надо деньги отнести, было легко. Сам же ответил, примитив.
– Так, как они попали к нему?
– Я подкинул их в его свалку рядом с гаражом у него. А он там что-то искал.
– Оригинально. Но это рискованно.  И для чего это вам надо было?
– Ты не поверишь, я и сам до сих пор не могу осознать и ответить на этот вопрос. Всё так быстро в моей голове завертелось, что на продумывание не осталось время, но следил за ним внимательно, не спуская глаз. Хотелось, чтобы всё сдвинулось с мёртвой точки, и как он поведёт себя. Чтобы хоть какие-то движения пошли.
–  И как пошли? Миша рассмеялся.
–  Как видишь. Павел тоже засмеялся.
–  Всё равно, не надо было так с мамой поступать.
–  Ты сердишься?
–  Что толку сердиться? Ведь эта подтасовка всё равно произошла. Надо  думать, как исправить ситуацию.
–  Я отлучусь на некоторое время. Павел направился к машине.
–  Как желаешь, Павел Михайлович. А я пойду маму успокою, может, войну всё же предотвратим.

А Надя?
Забежав в дом, она бросается на кухню, наливает в бокал ледяной воды и махом выпивает, пытаясь охладить своё пылающее сердце. Перед глазами предстало недавнее видение из обморочного состояния, где она прижимается к дубу. Сердце её сделало усиленный удар и она почему-то заплакала. Отчего заплакала?
От своего бессилия, что не может выгнать банкира рэкетира или от боли в руке. Она удивилась такой боли. Никогда не думала, что от порезов пальцев, может быть такая боль. У неё случались порезы, не на руке, а на ноге. И такой боли не испытывала. Просто обычная ноющая боль и то временами, если задеваешь. А может виновен этот рэкетир? Для чего он сделал себе порез и соединил наши раны? Вот здесь загадка? Может он всё же заразил меня чем-то? Вот хреновина, так хреновина. Завтра надо сделать анализ крови. Здесь у нас можно ли сделать глубокий анализ? Нет лучше в клинику съездить.

Да, на подушечках пальцев много рецепторов и Наде не хотелось потерять узор на подушечках, да ещё, чтобы пальцы её огрубели от шрамов. У неё в её профессии пальпация очень сильно развита. Порой и без анализов могла определить болезнь и как её искоренить, пальпировав пациента. Особенно детей. И вот сейчас такие порезы у неё на пальцах и главное на пальцах, самых важных для неё, указательный, средний и безымянный.

Она понимала, не должны так болеть порезанные пальцы. А они болят, да ещё, как болят. Боль пульсирует, кровь пульсирует так, что порой Наде кажется она хочет выйти из организма. Надя, словно, как музыкант всегда берегла свои пальчики. Никогда не работала без перчаток, а для трудной физической работы у неё всегда были усиленные перчатки.

И знала, боль что-то ей хочет сказать. Ведь боль всегда существует предупреждением, что-то в организме не так. И она, как врач это знала. А вот, что не так? Осознать ещё не могла. Главное в чужом организме моментально находила и физические и нервные расстройства, а вот в своём нет. Да и не было у неё таких ситуаций. Не было такого, чтобы нервная система реагировала на раздражитель.

А кто у нас раздражитель? Спросила она и тут же ответила.
Конечно же, банкир рэкетир. Все мои сенсорные нейроны взбунтовались из-за него.
Мамочка моя!
Вот всё и взбунтовавшись, и разболелось. Боль требует внимание. На что я должна обратить внимание? Что же случилось?
А то и случилось. Ответила она себе. С появлением рэкетира равновесие моё растерялось. Мне надо собраться и вернуть своё равновесие.

Да вот только как? Я даже слышать о нём не могу, не только видеть.
Перед глазами снова картинка дубовой рощи и даже в ушах зашумели кроны листьями.
Эх, мне бы сейчас там бы оказаться. Я бы попросила заживления. Но, как я могу там оказаться. Ведь это сон иллюзии. Боже, всё так запутанно.

Она прошла в кладовую и взяла с полки, где находилась аптечка, небольшой флакон с широким горлышком. В нём находился  бабушкин бальзам, как она называла его «Миро» с болеутоляющим и с заживляющим эффектом. И как говорила бабушка этот состав не имеет срока давности. В любое время годен, лишь коснись его рукой. Привезла ещё тогда, как Мишенька родился.
Говорила,
«Подрастёт наш сорванец, будут и ободранные коленочки, да локоточки, и прочее, прочее».
Но Миша рос спокойным ребёнком, не так много приходилось этим бальзамом пользоваться.

И вот вспомнив об этом бальзаме, Надя решила смазать свои пальцы. Забинтовав, она прошла в свою комнату, села в кресло, положила руку, как ребёнка, кисть больной руки на локоть левой руки и прижала к груди, мечтая о том, как сейчас боль пройдёт.

И прикрыв глаза, снова помечтала прислониться к дубу.
Но, как это возможно сделать?
Если бы можно, она бы поведала ему всю свою жизнь, и особенно последние дни, от которых болит рука, да так, что сердце замирает.

А, что мне мешает рассказать пространству? Ничего. Сейчас я всё поведаю. А может и получится.

Она сидела, прикрыв глаза, представила перед собой, ту дубовую рощу, тропинку, по которой она шла. Но ничего не получалось. Тогда она стала просто рассказывать.  Рассказывать всё то, что произошло с ней за последний месяц, за последние сутки.

Она плакала, раскачивалась, как бы убаюкивала свою руку, словно ребёнка. Умом она понимала, ну не должно быть такой боли во всей руке от этих ранок. Боль шла до плеча, а сердце огнём опалило.
Ей так хотелось поверить в существование этих дубов, в этих добрых Духов. В Духа её рода. И, что они действительно существуют и услышат её.
Рассказывала им, слёзы текли по её щекам. Просила о помощи. Просила помочь в исцелении руки, и чтобы её  пальцы не потеряли чувствительность, какая у неё была. Ведь от этого зависит её работа с её больными. Просила рэкетира  приструнить.

И ей показалась роща. Она в удивлении открыла глаза, и удостоверилась, что это действительно так. И даже  послышалось, как ветер шевельнул на дубах листья и травы вокруг дубов пригнулись и выпрямились, словно их погладила большая ладонь и почувствовала эту ладонь на своей голове.
Всё закрутилось, защемило её сердце, выворачивая из неё всю боль, все эмоции, страх, боль от потери любимого Дирамия, боль от одиночества.
Ведь она осталась в одиночестве, вот уже почти тридцать лет.

– Хранитель! Ты обещал мне счастье. И где оно? Столько лет прошло. А его, как не было, так и нет.

Простонала Надя, внутри неё разгорался жар, сквозь тело её прошла волна и вылетела из него, пронизала пространство. И Надя ясно увидела, как эта волна ударила в один из дубов и вернулась снова к ней. И всё застыло, замерло. Затем шевеление кроны дубов восстановилось и Наде стало легче, словно из неё вышло всё напряжение, собравшее за последние дни.
Дышать стало легче. И над головой она почувствовала шелест листьев. Не осознавая, она подняла голову, но ничего не увидела, посмотрела вперёд, где она чуть раньше в видении, видела дуб, когда рассказывала ему о себе.

Дуб светился. Каждый листик, каждая веточка сияли каким-то золотым сиянием, что Надя закрыла глаза, а открыла, сияние продолжилось.

– О, боже! Прошептала Надя, наблюдая, как от дерева отделилось небольшое сияние, оно пронизало пространство и застыло напротив неё.
– Это на самом деле? Я не схожу с ума?
Она почувствовала, что за ней кто-то наблюдает, заглядывая в самую душу. А затем увидела Дирамия. Он стоял возле дуба и улыбался, произнося слова, которые она ждала всю свою жизнь.

– Мы скоро встретимся, Зоренька моя ясная.  Потерпи ещё немного, моя любимая. Совсем чуть, чуть. Сейчас тебе помогут.

Надя почувствовала, как её кто-то невидимый поднял, и повертел её из стороны в сторону, так, что её сердце замирало, пропуская удары. Она хотела закричать, но ничего не вышло, даже стон не произвёлся. Она была в каком-то состоянии, что и не знала, как это назвать. А её всё вертело, и так же меняя её тело, то вниз головой, то снова вверх.
Надя с ужасом не понимала, что происходит,  и почему с ней такое, как раздался какой-то возглас, типа,
«Хм!» От этого она вздрогнула, и сердце её чуть не выскочило из груди, потеряв себя в равновесии.
А затем она услышала ещё один мужской голос. Голос исходил из сияния, что находилось перед ней.

– Так это она попадала к нам, в наш мир Двулуния? Она наш потомок? Значит, она крепко закрепилась в этом мире.
Задумчиво произнесло сияние. И снова подтянуло Надю к себе, осмотрев её ещё раз, усадило в кресло. А само сияние вытянулось и превратилось в человеческую мужскую фигуру. Он склонился над Надей, склонился, словно хирург над её больной рукой.

И Надя увидела, как размотался бинт, провёл своей ладонью по раненой ладони Нади. И вот тут пальцы этого сияния замелькали и зашевелились так, словно держали инструменты, которыми он зашивал и заживлял её ранки на пальцах, и на всей ладони.

Надя в немом удивлении смотрела, как от его пальцев тянулись золотые нити, которые стягивали края её ранок, и оживляя их своим свечением.

«Интересно. Это магия или новая технология в медицине? Подумала Надя. Вот это технологии у них там! Нам бы такую сюда. Да только, кто ею овладеет? Здесь должен быть золотой человек, в буквальном смысле.
Дааа! Вот ему, этому сиянию подходит наша поговорка, Золотой человек!
И очень даже верно. Действительно золотой человек».

Надя внимательно наблюдала за такой операцией, боясь хоть, что-то пропустить. Ранки затянулись так, что и следа не осталось. Даже шрамики исчезли, прямо на её глазах.
Золотой человек, ещё раз прошёлся своей ладонью по руке Нади и посмотрел ей в глаза, а Надя чего-то испугалась, до того был пронзительный взгляд у него. Человек-сияние улыбнулся и произнёс.

– Не бойся, я не причиню тебе вреда.
Сияние исчезло, и перед Надей стоял уже человек. Настоящий красивый слегка рыжеватый мужчина, такого же цвета была его одежда, рыжеватая. И по земным меркам, ему было лет тридцать. Сердце Нади пропустило снова удар.
«А он ведь мысли мои читает».
Подумала Надя, а человек улыбнулся, и попросил её.
– Дай руку.
Но Надя быстро убрала её за спину, а он ещё попросил.
– Дай мне твою руку. Не бойся меня. Я не могу причинить вреда своему потомку. Мне следует завершить операцию.

Наде показалась, рука сама потянулась к нему, а он нагнулся и едва касаясь губами, дунул на ладонь. Надя почувствовала касание и по ней пробежали горячие мурашки, ладонь защипало, закололо, и в середине ладони появилась дубовая веточка с тремя золотыми листиками

– Ай! Что это? Как это получается? Спросила Надя и пальцем потёрла этот рисунок, стирая его с ладони, но рисунок оставался на месте.
 – Так для тебя будет легче. Посмотри. И человек указал направление к дубу.

Там, вокруг дуба журчал ручеёк с кристально чистой водой с бликами от солнца. Корни дерева оплели родник со всех сторон. Оберегая его словно родители.

– Это твой родничок. В нём твоя сила. Посмотри какая гармония. Здесь и фауна – птицы, животные и флора – цветы, травы. Когда потребуется тебе сила или знания, ты всегда можешь его пригласить к себе. Живая вода.
– И это не сказки? Удивлённо спросила Надя.
– Нет. Мы не можем обманывать потомков, мы должны их поддерживать, где бы они не находились. Ты уже здорова и молодость в тебе восстановилась. А сейчас прощай. Мне пора.

Рыжеватый человек превратился в сияние, а затем и сияние исчезло. А Надя сидела в кресле, и никак в её голове не укладывалось всё то, что только, что происходило.
Сон не сон, какой-то пронисон, но на её коленях лежали размотанные бинты, рука не болела, и даже не было шрамов, весь рисунок пальцев и всей ладони восстановлен. Надя внимательно рассматривала ладонь. Хиромантию она, конечно, не знала, но основные линии на ладони и их названия, знала.

И вот в треугольнике, который образовался пересечениями от линий ума, здоровья и судьбы, находилась веточка дуба. Просто бросив взгляд на ладонь её не заметить, но вглядевшись, увидишь, как она золотиться.
Надя долго сидела, разглядывала свою ладонь, пальцы, и вспоминала то, что только здесь с ней, происходило, прошептала.

– Если рассказать кому, не поверят. Да уж! А я и не буду ничего и никому рассказывать. Зачем? Зачем шокировать людей. Даже Мишеньке не расскажу.

Послышались шаги, они приближались к её комнате, Надя быстро и очень не аккуратно намотала на ладонь бинт.

– Мама! Послышался голос Миши и стук в дверь.
– Заходи Мишенька. Ответила она, ладонью в бинте вытирая щёки.
– Ты плачешь? Мамочка?
– Нет, сыночек, всё уже прошло. Я успокоилась. Но плакала.
– Отчего, мамулечка, родная моя? Рука болит?
– Нет, уже не болит. Я смазала её бабушкином бальзамом. Вон стоит на столике.
– А это тем бальзамом, которым мне ободранные колени смазывала?  И этот бальзам до сих пор действует?
– Как видишь, боль утихла.

Михаил с лукавой улыбкой посмотрел матери в глаза, всматриваясь в глубину, что она не выдержала и спросила.

– Что? Сын, что ты так на меня смотришь? Не веришь?
– Верю, мамочка верю. Пойдём на кухню, я голоден.
– Ты не обедал?
– Обедал. Мы со Светланой в кафе обедали, но всё равно я хочу твоей еды. Ведь никто не готовит так вкусно, как моя мамочка.
– Так уж и никто?
– Нууу, так ещё готовят бабушки наши, ещё бабушка Лариса, крёстная и моя будущая ещё одна мама.

– Марина хорошо готовит, даже лучше чем я. Этого у неё не отнять. Идём. У меня от всех волнений снова заиграл аппетит. Надеюсь, нашего рэкетира там нет. Видеть его не хочу.
– Как ты назвала? Рэкетир?
– А кто же он. Бандит первой, нет, даже высшей масти. Или лиги.

Миша так хохотал, что упал на диван и сквозь смех произнёс.

– Вот так-то Павел Михайлович! Рэкетир высшей лиги. Мамуль, а давай мы не будем обращать на него внимание? Оставим его в покое.
– Да мне он, как-то всё равно, чтобы на него внимание своё тратить. Не волнуйся сыночек, я успокоилась. Так уж и быть пусть живёт пока, убивать не стану. Пока сам не приблизится ко мне меньше чем на пять шагов, тогда не обессудь. Огрею тем, что под руку подвернётся. Так и передай ему.
– Хорошо мам. Передам. Произнёс Михаил сквозь смех. И не волнуйся, я оберегу тебя от рэкетирства.
– Это я тебя оберегу от него. И потребую у него вернуть твой бизнес.
– Не стоит, мама, я сам справлюсь.
– Я мать, Мишенька и я отдам жизнь свою, чтобы продолжить твою. Ещё, когда ты родился, мне хранитель сказал, что ты важен для этого мира и я должна защитить тебя. И защищу.

– Мама, я уже взрослый и давно. Теперь не надо защищать меня, я справлюсь сам и у меня есть помощники.
– Да? А позволишь мне узнать, кто?
– Конечно мама, но позже и даже познакомлю вас. В мире есть разные люди. Есть осознающие то, что они делают, есть совершенно не знают, для чего они совершили тот или иной поступок. Даже в ущерб себе. А есть безразличные ко всему, как наш Геннадий.
– Он не безразличен, сын, он всегда хотел обогатиться.
– За чужой счёт.
– Да сыночек, это так. Но вот меня удивляет, он не пошёл на преступление.
– Он бы пошёл, но его сдерживали, мама.
– Кто?
– Ответ на этот вопрос ты знаешь. «Когда вязко,  о том тебя предупреждаю, а остальное строите сами.

– Хранитель?
– Вот и ответила на свой вопрос. Я люблю тебя, мама.
– Я тоже тебя, сыночек, очень люблю. А откуда ты знаешь про хранителя? И эти его слова?
– Слышал от тебя же.
– Когда?
– Давно мама, это было давно. Как-то ты рассказывала крёстной.
– Сын, это было так давно. Ты был совсем малышом. Тебе от роду –то было всего нечего. Я конечно знала, что ты с рождения был другой, не такой, как все дети. Хоть ты по-своему почти с первого дня разговаривал со мной, но всё же я думаю, ты не мог это помнить.
– Я помню всё мама. Даже то, что было ещё до рождения. Такая вот у меня память и ничего не забываю.

Надя удивлённо смотрела на сына, вспоминая слова хранителя, о том, как важен её сын для этого мира.
«А в чём его важность? И снова вспомнила.  «Всему своё время и это не твои дела, а его. В дальнейшем его судьба, его миссия будет известна лишь ему»
– Да-а-а-а? Ааааа? Такое.....
Надя в удивлении смотрела на сына, чуть помолчав, снова спросила.
Такое разве возможно? Так бывает?
– Всякое бывает и всё возможно, мамочка, возможно.

«Интересно, мне очень интересно. Он уже выполняет свою миссию или нет? А может он с рождения выполняет? Где-то читала, душа в человеке не просто так его одушевляет, они ещё и работают сами по себе, где-то там, на тонком уровне. Как у меня сны?»

– Меня не смогла захватила мыслеформа ментальной конструктивности социального организма, и моё информационное поле оставалось чистым и под защитой твоего поля любви. У тебя была обида, но любовь в тебе была всегда ей было за что держаться. Твоя любовь подпитывалась постоянно.

– Кем? Кто подпитывал? Удивлённо спросила Надя.
– Твоей мечтой, твоей мечтой любви, она у тебя и сейчас есть и очень сильная. А когда тебе надо было выходить в социум, приехала бабушка Софья. Она была рядом, пока я не окреп. Она была сильной защитой и тогда на меня не смогли действовать никакие деструктивные силы инфернальности. Их психическая атмосфера разваливалась ещё на подлёте. Твоё и бабушкино поле, это мощь. Мамочка. И вот сейчас я оберегаю тебя, твою мечту.

– Ты мне такого наговорил, что даже и не знаю, как это всё сложить и понять.
– И если верить поговорке моей крёстной. «Без пол-литра не понять».
Надя едва заметно улыбнулась, сдерживая свой смех, но всё равно не выдержала и рассмеялась.
– Да уж, Лида нахваталась разных словечков от отчима, что многие из этих слов так и до сих пор присутствуют в её обиходе.

Она отвернулась к холодильнику, открыв его, она с удивлением обнаружила в контейнере, что-то такое, что она не готовила. Взяв контейнер, открыла его и спросила.

– Что это? Сын?
– Эквивалент сочного стейка. Павел Михайлович приготовил.
– Дааа?
Произнесла удивлённо, чуть втянула воздух из контейнера, спросила. Пахнет мясом, но присутствует и ещё специи и что-то знакомое и поняв, что, спросила
– Фасоль?
– Разумеется.
– Надо же! Интересно. Готовить фасолевый стейк не сложно, но, чтобы этим занимался банкир? Это что-то! Не легче ли было ему просто купить мясо, да на углях пожарить?
– Вероятно, он хотел удивить тебя и пойти на примирение. Давай разогреем, покушаешь, мама. Очень вкусно.

– Да, вот ещё! Ещё я его стряпню не пробовала. Неизвестно чего он туда натолкал.
– Всё только полезное и вкусное мама, я вчера пробовал. Мне понравилось.
– Не буду. И закрыв контейнер, поставила назад. Пусть сам ест. Надо холодильник другой купить.
– Мама! Ну, что ты? Этот холодильник огромный и места там хватит для продуктов Павла Михайловича. Ты продолжаешь войну? Может, сделаешь перемирие?
– Ещё чего! Нет, примиряться я с ним не буду. Ни в коем случае.
– Мама.
– Что мама? Ладно. Могу попробовать не обращать на него внимания.
– И как я тебя оставлю? Мне уехать надо? А ты здесь настоящую войну устроишь?

– Куда? Куда тебе уехать требуется?
– По делам. Мне наметилась поездка в Голландию.
– Я с тобой поеду. Эх, вот уж фигушки. Никуда я поехать не смогу, мой отпуск в этом году накрылся. Этим летом я уступила фельдшеру. А я попробую за свой счёт взять.
– Мама! Миша посмотрел на мать.
– Что ты так на меня смотришь? Я не смогу остаться одна дома. Если рядом он будет, я его прибью.

Надя села за обеденный стол, положила руки на стол и сцепила в замок. Чуть посидев, что-то обдумывая. Продолжила.

–  Ха! Ладно, так и быть. Я приглашу свою подругу, дней моих суровых, которая выручала меня. Хотя я её тоже много раз выручала, защищала много раз её от отчима.
–  Крёстную, что ли?
–  Да, да. Лиду приглашу к себе на эти дни. Радостно рассмеялась Надя.
–  Ох, вот и не знаю, что будет лучше. Вдвоём вы с крёстной точно прибьёте его. Надо будет сказать Павлу Михайловичу, чтобы поберёгся и на время в гостиницу переехал.
– Да? Не смей ему ничего говорить. Это ему будет сюрприз. Сам сбежит.

Произнесла Надя, потирая ладони. Внутри ладони проявилось нагрев места, где был рисунок дуба. Надя приложила большой палец на это место и добавила.

– Не волнуйся сыночек, мамочка у тебя взрослая девочка и справится со всеми приключениями.
– Лучше бы, мама, приключения не допускать. Павел Михайлович умный человек, он и сам тебя не станет компрометировать, поживёт в гостинице.

– Эээй! Сыночек! Тогда жить будет не интересно. Как без приключений-то? Я с твоим папашкой двадцать восемь лет в разводе, а приключения сыпались, как из рога изобилия все эти года. Я привыкла к приключениям.
Уверяла Надя под смех сына, и сама засмеялась, и сквозь смех сказала.
Ладно, сын, я буду благоразумной. Давай кушать, а то мы с тобой с нашим рэкетиром про обед забыли, а он остывает. Покушаем в спокойствии пока его нет.

И они пообедали в спокойной обстановке и никакие приключения не проникли в их обед. Но так думала Надя, но не тут-то было. В конце обеда приключения всё же вернулись в её жизнь. Появился Павел с огромным букетом цветов, похожих на розы, но аромат был другим. Этот аромат проник ещё впереди букета и заполнил не только кухню, но и весь дом. Такие цветы Надя видела впервые. Сердце ёкнуло, как и любой женщины, которая любит цветы, но дарить было их не кому, кроме сына.

Сердце её, а может душа, а может вся суть Нади так и потянулись к букету, но зловредный ум, тут же встал между ними. Этот её ум или что там влезло, в общем, Надя  никак не могла приструнить в себе язву, та так и норовит, что-нибудь высказать язвительное. Хотя внешне она не показывала свое саркастичное отношение к ситуации, но всё же высказала.

– Оооо! Барин наш, банкир даже цветами нас облагоденствовал.
– Наденька, это тебе. Прими в знак примирения. Я не хочу войны.
– Я пока ещё не начинала войну и забыла о ней. Спасибо, что напомнили. Надо всё продумать. Как вести тактику войны. План составить.

Снова съязвила Надя, но её руки сами потянулись к букету, а он почему-то всё держал и не вручал.

– Дайте сюда. Строго произнесла Надя. Или вы это не мне принесли, а так подразнить. На мол, но не получишь.
– Что ты, Наденька, для тебя, только для тебя.
– То-то же.
Так же строгим голосом произнесла Надя, пряча улыбку в букете. Её гордость взлетела так высоко, что самой стало страшно и Надя испугалась наплывающего эгоцентризма.

«Что за муть лезет мне в голову?» Спросила она себя. Мало того, что сама чуть ли не вырвала букет для себя, так ещё... Ох и хреновина томатная, что-то творится во мне, сама не понимаю».
Но успокоившись, подняла лицо от букета, посмотрела ему в глаза и ответила.

– Не думайте, что я всё забыла. Вы не купите меня букетом. Просто я люблю цветы. А мне их никто не дарит, кроме Мишеньки. Откуда такая роскошь? Я таких ещё и не видывала. Где такое произрастает?
– Далеко.
– Далеко? И, как далеко? Где? На краю света? На краю вселенной? На краю галактики?
– Для тебя за цветами я куда угодно проберусь.
– Как? На самолёте? Кстати, у вас есть самолёт?

И посмотрела снова ему в глаза, затем взгляд перевела на сына, тот молча смеялся, лишь вздрагивали его плечи, и прищуривался взгляд.

«Интересно, интересно, а вот глаза у Мишеньки очень похожи на глаза этого не сносного рэкетира. Природа чудит? Ааа, таких глаз миллионы. С какого припёка этот рэкетир с его глазами? Да ни с какого. Бабушка говорила же, у деда были такие же синие глаза».

– Так откуда такие цветы?
– Мне их прислали из той страны, где они произрастают. Эта страна на берегу океана, которую ещё окружают огромные скалы. Сегодня утром прибыли самолётом, и я отлучился получить их.
– Интересно. Ну, а что банкирам-то.....
– Мама. А давай угостим Павла Михайловича обедом. Он вероятно тоже ещё не обедал.
– Угощай сын, а я займусь цветами.

Она отошла от стола, но увидев, что Павел держит ещё и пакет, решительно и снова строго спросила.

– А это что у вас?
– Фрукты, Наденька. Тебе.
– Фрукты? Надя, держа одной рукой букет, пальцем другой руки оттянула край пакета, и увидела верхний фрукт, удивилась. Ей сразу вспомнился хранитель в больничной палате, разламывающий вот такой фрукт. И в мыслях прозвучали его слова.

«Попробуй это очень вкусно. И не бойся, эти фрукты не аллергенны. На сыне не отразятся, а молоко у тебя полезнее станет».

Надя с удивлением посмотрела на Павла, на фрукты, затем на цветы и.... Подумав, она сообразила.

«А цветы очень похожи на тот цветок, что приносил хранитель. Я тогда подумала, это роза. Но нет. Сейчас вспоминаю и вижу, что это не так».

– В чём дело? Мама? Что-то не так?
– Все так и не так. Помойте мне вот этот фрукт и разломите. А я попробую и скажу так или не так. А вы не думайте, что я вас простила. И не надейся.

Она ткнула пальцем в Павла так, что он вздрогнул и чуть отступил на шаг назад. А Павел посмотрел, какой рукой она дотронулась до него, улыбнулся и спросил.

– Пальчики зажили? Наденька?
– Зажили. Да вот так. Зажили. Я нашла бабушкин бальзам и наложила на них повязку. И вот, как видите. Она покрутила ладонью перед его глазами. И ни шрамика не осталось.

Он поймал её руку, развернул ладонь и посмотрел, посмотрел в глаза ей, а в его глазах просияла такая улыбка, что у Нади снова сердце пропустило удар.

– Действительно, не осталось шрамов, вновь красивые пальчики.
Произнёс он и поцеловал её пальцы, а большим пальцем погладил ладонь.

– Но, но, не наглей. Строго произнесла Надя. И что за привычка хватать меня за руку. Вам больше делать нечего?
– Что за бальзам? Не покажите?
– Да счас, делать мне больше нечего. Фрукты помой.

– Детский сад! А вроде бы взрослые люди.
Произнёс Михаил, подошел, взял пакет с фруктами и выложил в раковину.
Надя взяла вазу, налила воды и распаковала цветы, поставила их в воду, оглянулась, произнесла.

– Миша. Я не тебе велела помыть фрукты. Я сейчас вернусь.
И понесла цветы в свою комнату.

– Я уже помыл, мама. Ты этот просила.
Миша разломил сочный фрукт, сок брызнул, как тогда в больничной палате. Надя поставила на стол вазу с цветами и взяла у сына кусочек, положила себе в рот и закрыла глаза, наслаждалась вкусом и ароматом фрукта, потихоньку языком раздавливала дольку незнакомого фрукта.

–  Уууумм! Божественно! Точно такой, как тогда.
–  Когда мама?
–  О, сын, давно. Меня угостил один хороший человек в день выписки нас с тобой. Что вы на меня так смотрите? Холодно спросила она у Павла.
И взяла вазу и ещё один такой же фрукт, но целиком, пошла к двери, и уже возле двери остановилась, но не оглянулась, а просто произнесла.

– Так уж быть. Спасибо за фрукты. Ими вы во мне воспроизвели ностальгию. Вспомнилось не только плохое, но и очень хорошее, такое хорошее, что моё сердце поёт.

Толкнув дверь, вышла и до оставшихся, Миши и Павла донеслось.

– Мысли построились чётко, в каждой из них только ты, знаю не быть нам вместе, и сожжены все мосты. Милый мой я не с тобой, но приходит ночь, я снова упаду в свой красивый сон. Боже, что  делать, скажи мне, с этой безумной любовью, что является ко мне во сне.

– Красивая песня. Произнёс Павел. Действительно для воспоминаний.
– Да. Красивая. Мама любит петь. Павел Михайлович, я завтра уезжаю.
– Я знаю, Миша, знаю. Постараюсь не проявлять войну с твоей мамой.
– Нет, вам лучше на время моего отсутствия съехать в гостиницу.
– Почему? Волнуешься о репутации матушки? Не волнуйся, всё будет в рамках приличия, я постараюсь не попадаться ей на глаза.

– Нет. Не о репутации я волнуюсь, а о вас. Мама себя в обиду не даст, и она пригласит свою подругу. Вот о вас я и волнуюсь.
– Что со мной может случиться?
– Да всё, что угодно. Вы не знаете мою крёстную.
– Она так опасна?
– Она очень хорошая женщина, во всём хорошая. Но, что касается мамы моей, она не знает границ. Может и покалечить.

– Лидия? Хм. Хотя я это заметил, как приехал сюда. Ты бы видел, как они меня встретили. Все трое. Наденькины подруги очень рьяно её защищали. Да. Такая может. А почему?
– Они с детства оберегают друг друга. Не знаю, как и почему, возможно родственные души. А ещё они не так давно узнали новость. Кажется, в одной из жизней Лидия была маме матерью.
– Даже так?
– Это им сказала предсказательница Тальмира. Вы её знаете, видели у Лидии на вечере.
– Да, помню. Она может сказать правду. Серьёзная предсказательница.
– Так, что имейте ввиду.
– Хорошо я съеду, можно и сегодня, чтобы не наступила настоящая война.
– Так будет лучше, Павел Михайлович. Ещё успеете завоевать маму. Куда вам торопиться. Раньше надо было с севера приезжать.
– Раньше не удавалось, Миша. Григорий так меня загрузил и интересно было.
– У вас так и получается. Что у дяди, что у тебя, Павел Михайлович. Интересные исследования превыше всего. А следовало бы создать реальность так, чтобы и любовь, и семья, и исследования, творчество, было всё созвучно, в балансе и в соответствии во всех желаниях и намерениях. Баланс должен быть. Теперь же решили догнать время, и идёте напором. Так не поступают.
Продолжение следует.....
Таисия-Лиция.
Фото из интернета.