Буратино

Ванька и Дина хоронят хомяка, строят ему мавзолей.
Дети впервые увидели смерть – и она им противна.
Девочка, как мать, махнула рукой: «Налей!»
и залпом выпила лимонад с дурацким названием «Буратино».
Мальчик  ладонями утрамбовал сорный сырой песок,
сверху воткнул сплетённый из прутьев крестик.
«Ванька, а ты не знаешь, что такое усоп?
Мамка так говорила, когда умер сосед Колесник…»
Ванька пожал плечами, поднял  разболтанный самокат,
вытер робкие слёзы засаленным краем футболки.
«Знаешь,  Динка, я больше никогда не заведу хомяка,
а ты поклянись мне, что жить будешь долго-предолго!»
 
…Много дождей утекло с того хмурого четверга.
Динка сбежала от матери – растворилась в столице.
Ванька остался. Заматерел. Смотрит на мир из окон грузовика.
Стольких с тех пор схоронил – впору со счёта сбиться.
Мыло, хлеб, керосин возит по пустеющим деревням,
сыр, колбасу и водку – на очередные поминки.
Бывает, что возит гробы. Но не проходит и дня,
чтобы Ваня не думал  про пряное лето с Динкой,
когда мальвы цвели у плетня и будили всех соловьи,
когда смерть ещё не стала такой вот замшелой рутиной,
а лёгкие слёзы то ли первого горя, то ли первой любви, 
были с привкусом тёплого,
липкого, как липовый мёд, «Буратино».
 
…Дождь после солнца грохочет, как божеский дырокол,
Ваньке бы тоже сбежать от хляби, да врос пуповиной.
Трудно вот только хорошему парню в стране дураков
без чудес и Мальвины.