А. С. Пушкин и Дантес. Какая страшная игра. Новое

А.С. ПУШКИН И ДАНТЕС: КАКАЯ СТРАШНАЯ ИГРА. НОВОЕ


               


                1



                Историки и биографы А.С. Пушкина оставили нам в памяти поэта в его последние годы жизни в тяжелом эмоциональном состоянии (едва ли не сумасшедшим) и практически нищим. Не удивительно, что к некоторым современникам после знакомства с этими описаниями закрадывается подозрение, что поэт хотел покончить жизнь самоубийством и для исполнения своего намерения выбрал дуэль с Дантесом. В немалой степени  такому впечатлению содействовал граф Соллогуб, написавший  воспоминания о своей дружбе с А.С. Пушкиным, в которых красочно изобразил его «африканский» характер и сопутствующие ему недостатки. По свидетельствам же современников поэта, близких ему  людей высшего литературного круга, эти воспоминания не имеют ничего общего с действительным обликом А.С. Пушкина.
             Соллогуб в поздней редакции воспоминаний  уделяет много внимания описанию «африканских страстей»: здесь и задрожавшие губы, и сверкающие глаза и «бешенный порыв страсти». Тем самым он подхватывает мотив Геккерена об африканском происхождении Пушкина (расовой ущербности поэта) как главной причине случившегося. Но текстологическое исследование специалистами всех документов, возникших в ходе подготовки ноябрьской дуэльной истории и отражающих различные нюансы ее развития свидетельствует о том, что в этой ситуации поэт действовал на редкость обдуманно и хладнокровно.
          Соллогуб пишет: «Мне пришлось быть свидетелем и актером драмы, окончившейся смертью великого Пушкина». Драму  видит в том, что Пушкин «жил в Петербурге и жил светской жизнью, его убившей». «К сожалению, поэт имел «какое-то непостижимое пристрастие к аристократической среде, в которой он тем не менее чувствовал себя постоянно униженным и по достатку и по значению». Поэт «страшился светской молвы, страшился сделаться еще более смешным перед светским мнением». По словам мемуариста, вот эта боязнь, а вовсе не Дантес, была причиной смерти Пушкина, который «в лице Дантеса искал или смерти, или расправы со всем светским обществом». Когда поэт получил подметное письмо, «мера терпения преисполнилась». «Все хотели остановить Пушкина. Один Пушкин того не хотел». Провидению было угодно, «чтобы Пушкин погиб», «он увлекался к смерти силою почти сверхъестественной и, так сказать, осязательною».
         К сожалению,  инсинуации этого человека для ученых  советского времени стали истиной в последней инстанции, они заявили, что «Соллогуб был одним из немногих современников, кто понял и сформулировал в своих мемуарах общественный смысл гибели Пушкина». Такая позиция снимает даже тень вины с подлинных виновников в смерти поэта, в том числе, возможно, и самого автора воспоминаний. А там есть, что исследовать более подробно, поскольку граф был участником даже не одной, а двух дуэльных историй Пушкина (Дантеса и его собственной в 1836 году), что очень важно.
      Вот что пишет в воспоминаниях Соллогуб о чтении Пушкиным письма Геккерену 21 ноября 1836 года: «Губы Пушкина задрожали, глаза налились кровью. Он был до того страшен, что только тогда я понял, что он действительно африканского происхождения».
       Многие годы спустя после гибели поэта Соллогуб снова навязывает российскому обществу его негативный образ, связанный с африканским предком, любимцем Петра Первого, Абрамом Ганнибалом, перекладывая вину за его смерть на дуэли с Дантесом на него же самого. Между тем обстановка  вокруг Пушкина в январе 1837 года искусственно накалялась все сильнее, и виной тому уже была не одна сплетня о Натали и Дантесе, а также и самом государе, но возникла новая грязная клевета. Теперь  говорили о связи поэта с сестрой его жены Александрой. И связывали его ревность именно с тем, что она якобы собирается уехать вместе с Дантесом и Екатериной Гончаровой во Францию. На вечере в дружеском доме Мещерских-Карамзиных 24 января Александр Сергеевич, по словам уже Софи Карамзиной, скрежетал зубами. Хозяйка же дома Мещерская описала состояние поэта следующим образом: «…я была поражена лихорадочным состоянием Пушкина и какими-то судорожными движениями, которые начинались в его лице… при появлении будущего его убийцы».
       Софья Карамзина писала:  «…Александрина по всем правилам кокетничает с Пушкиным, который серьёзно в неё влюблён и если ревнует свою жену из принципа, то свояченицу — по чувству. В общем всё это очень странно, и дядюшка Вяземский утверждает, что закрывает своё лицо и отвращает его от дома Пушкиных». Да, в это время Вяземский отвратил лицо от дома Пушкиных. Он был на пороге разрыва со старым другом, повторяя грязную сплетню, приближавшую катастрофу. Александр Тургенев, который в эти дни почти не отходил от поэта, отчаянно пытался защитить его. 1 декабря 1836 года он писал в дневнике: «Пушкины. Вранье Вяземского досадно». Всё это повлекло за собой ссору с Верой Вяземской, его супругой. Князь Пётр Вяземский отвратил лицо от дома Пушкина, а его жена, очевидно, заняла ещё более непримиримую позицию в отношении поэта. Нападки на него возмутили Тургенева и привели к форменной ссоре. После посещения раута у Мещерских 24 января 1837 года Тургенев записал в своём дневнике: «К княгине Мещерской. Едва взошёл, как повздорил опять с княгиней Вяземской. Взбалмошная! Разговор с Пушкиной». Накануне отъезда в Михайловское с телом Пушкина Тургенев отказался от визита к Вяземским и 2 февраля 1837 года записал в дневнике: «Вяземский… Не поехал к нему для жены», т.е. из-за ссоры с ней.

            А ведь Карамзины и Вяземские были самыми дружескими для поэта семьями. Салон Карамзина много лет был одним из центров интеллектуальной жизни столицы. После смерти историографа его дом не утратил прежнего значения. Один из посетителей карамзинского салона писал: «В доме
Е. А. Карамзиной собирались литераторы и умные люди разных направлений. Тут часто бывал Блудов и своими рассказами всех занимал. Тут бывали Жуковский, Пушкин, А. И. Тургенев, Хомяков, П. Муханов, Титов и многие другие. Вечера начинались в 10 и длились до 1 или 2 часов ночи; разговор редко умолкал. Эти вечера были единственными в Петербурге, где не играли в карты и где говорили по-русски». В салоне обсуждали новинки западной и русской литературы, политические события в мире.

          Екатерина Карамзина, вдова историографа Николая Карамзина, делила роль хозяйки дома с падчерицей, его дочерью Софьей. Будучи влюблена в Дантеса, та пристрастно излагала историю его взаимоотношений с Пушкиным накануне дуэли. Братья Софи гордились дружбой с кавалергардом, который был приближен к самой императрице и проводил известные вечера в ее Красной гостиной с избранными кавалергардами. Юные Карамзины встали на сторону модного француза. А Пушкин, между тем, продолжал безгранично доверять их семье. Настоящую цену злому языку Софьи знала тетка Натали Пушкиной Наталья Загряжская, сводная сестра ее матери. Не доверяя ей ни на грош, она без церемоний запретила ей провожать в церковь Катерину и Дантеса. По свидетельству баронессы Катерины Геккерен (Гончаровой, сестры Натали), Загряжская называла отвратительным «общество Карамзиных, Вяземских и Валуевых, и она хорошо знала — почему». Соглашаясь с тёткой, Екатерина негодовала, что Наталья Николаевна погрязла в этом обществе, «которое Натали должна была бы упрекать во многих несчастьях».
      Несколько лет спустя после гибели поэта Вяземский  обличил дом Карамзиных, нисколько не щадя родню: «Вы знаете, что в этом доме спешат разгласить на всех перекрёстках не только то, что происходит и не происходит в самых сокровенных тайниках души и сердца. Семейные шутки предаются нескромной гласности, а следовательно, пересуживаются сплетницами и недоброжелателями… Все ваши так называемые друзья, с их советами, проектами и шутками — ваши самые жестокие и ярые враги». Вяземский яркими красками описал нескромность и недоброжелательность, царившую в доме его племянницы Софи Карамзиной. Но сам же он после смерти поэта так грязно волочился за его вдовой, что Наталья Николаевна была вынуждена удалить его из своего окружения.
        Одну-две недели спустя после похорон Александра Сергеевича князь Пётр заклеймил людей, запачкавших себя кровью Пушкина, видимо, не испытывая стыда за собственное злоязычие и не считая себя одним из виновников трагедии. И он, и Карамзины, и Соллогуб, лгавшие Пушкину и представляясь перед ним его доброжелателями, теперь, возможно, опасались последствий расследования дуэли. В котором мог фигурировать злосчастный «диплом рогоносца». А в нем ключевым словом было все-таки «историограф», которое облекалось в издевательскую форму:  «Великие кавалеры, командоры и рыцари светлейшего Ордена Рогоносцев в полном собрании своем, под председательством великого магистра Ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина, единогласно выбрали Александра Пушкина коадъютором (заместителем) великого магистра Ордена Рогоносцев и историографом ордена. Непременный секретарь: граф И. Борх».  И именно это был след к организации преступления, который вел в дом Карамзиных и к графу Соллогубу. Семейство Карамзиных и князь Вяземский, как супруг Веры Карамзиной, не могли смириться с фактом назначения Пушкина на место придворного историографа, которое с почетом занимал их отец, знаменитый историк Николай Карамзин. Возможно, опасения детей носили серьезный характер: помня злые юношеские эпиграммы Пушкина на их отца, в которых высмеивалась его работа над историей государства Российского с подачи либералов и наставников юноши - Тургенева, Жуковского, Батюшкова, Уварова - они боялись, что поэт поднимет руку на концепции Карамзина в его работе и вызовет нежелательные споры вокруг нее, что принизит авторитет великого историка. Эти опасения были вовсе не беспочвенны.
       Активное участие графа Соллогуба в преддуэльной истории Пушкина и Дантеса становится весьма подозрительным, если вспомнить – кто же стал придворным историографом в России после Пушкина. Да, это был граф Соллогуб, который назначался на эту должность дважды. В 1856 году он получил звание придворного историографа и в 1877-м был назначен официальным историографом при императорской штаб-квартире в действующей армии. Он вёл «Дневник высочайшего пребывания за Дунаем императора Александра II». Как говорится: хочешь найти виновного, ищи, кому это было нужно…
       Современные историки утверждают, что А.С. Пушкин официально, как Карамзин, не назначался придворным историографом. Этот титул в России после смерти Карамзина не возобновлялся, хотя его и пытались получить М. П. Погодин и С. М. Соловьёв. Но факты говорят об обратном. Просто нужно внимательно прочитать резолюцию Николая Первого для Бенкендорфа.   Император Александр I именным указом от 31 октября 1803 года даровал звание историографа Николаю Михайловичу Карамзину; к званию тогда же было добавлено 2 тыс. руб. ежегодного жалования, что равнялось «профессорскому» жалованию. В июле 1831 года  Николай Первый издал резолюцию на просьбу поэта о дозволении работать в архивах, изложенная А. Х. Бенкендорфом, она сообщает: «Написать гр. Нессельроде, что государь велел его принять в Иностранную коллегию с позволением рыться в старых архивах для написания истории Петра Первого». Такое изложение кажется рядовым указанием. Но заметим суть его содержания: государь позволил поэту «рыться» в архивах для написания истории Петра Первого. Надо понимать – не для хобби Пушкина, а для государственной нужды иметь в России еще одну историю Петра. И за это Николай назначил жалованье поэту в пять тысяч рублей (вспомним: Александр Первый прилагал к званию  историографа Карамзину две тысячи рублей). Очень многие биографы А.С. Пушкина пишут об этом так, что он получил от царя благодеяние числиться в Министерстве иностранных дел, ничего не делать и получать за это в год пять тысяч рублей. И при том относят это на счет увлечения Николая женой поэта, усиливая негативное впечатление об отношениях между Пушкиным и императором из-за Натали, даже не вникая в факт напряженного и огромного труда над документами, которых Пушкин изучил более двух тысяч только во время написания «Истории пугачевского бунта». И это были секретные документы, которые пересылались ему в Омск по распоряжению Бенкендорфа. Поэт не просто читал их, скорее всего, он в соответствии с ними  посещал места, где действовали восставшие, стараясь воспроизвести историческую точность события. Поэтому пушкинская работа была высоко оценена царем, ей было можно верить. Если бы не гибель поэта, возможно, Россия получила бы не расхристанную историю Петра от поддельного графа Алексея Толстого, а глубокий и поучительный академический документ от А.С. Пушкина.
         Еще одна, на мой взгляд, несуразность – измышления биографов и историков об отношении Пушкина к пожалованию звания камер-юнкера 11 января 1834 года. К этому времени у него уже было звание титулярного советника с жалованием 750 рублей в год (750 тысяч рублей на «наши» деньги), теперь к нему прибавилось «бесплатное» звание камер-юнкера. Званием камер-юнкера дорожили даже высокопоставленные чиновники, поскольку оно давало доступ к мероприятиям, проводимым императорским двором (официальным церемониям, балам и т. д.) и таким образом предоставляло возможность непосредственного общения с государственной элитой. ( Камер-юнкер (от нем. Kammerjunker — дословно: комнатный молодой дворянин) — должность, чин и звание, существовавшие в ряде европейских государств, почётное придворное звание, ниже камергера). Камер-юнкер в придворных должностях означает: комнатный, ближний, окольный служитель, состоящий при внутренних покоях государя. Первоначально камер-юнкером назывался дворянин, обслуживающий особу императора, короля или курфюрста в его комнатах. Должность камер-юнкера существовала в Дании и германских государствах. В России существовали чин камер-юнкера (пожалование производилось с 1711 года по 1809 год) и придворное звание камер-юнкера (пожалование производилось с 1809 года по 1917 год). Интересно, что нетитулованные дворяне Пушкины никогда не поднимались в званиях при дворе выше стольника, а это то же самое, что и камер-юнкер. За что же было обижаться Пушкину, если он повторял карьерное продвижение своих предков?
          В дневнике 34-летний поэт написал: "Я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам)" (это случилось в январе 1834 года). И вот эту строку биографы используют как доказательство чуть ли не «смертельной» обиды поэта на царя. Но почему они не принимают к сведению, что фраза – всего лишь шутка, поскольку еще за год до этого события Пушкин стал академиком,  в Российскую академию его приняли единогласно, и он заседал там и работал наряду с самыми известными и заслуженными людьми, такими, как  князь Воронцов, в 1823–1854 годах — новороссийский и бессарабский генерал-губернатор, который в Одессе посылал своего подчиненного молодого Пушкина считать саранчу в поля и тем нанес ему действительно невыносимые страдания.

         В той же записи Пушкин объясняет, что новое звание позволит его супруге Наталье танцевать в личной резиденции императора, и пишет: "Государь имел намерение отличить меня, а не сделать смешным, – а по мне, хоть в камер-пажи, только б не заставили меня учиться французским вокабулам и арифметике". В последних словах нужно также видеть особую иронию поэта, который уже познал славу и признание и вел себя соответствующе, по словам того же Соллогуба, осознавая свое высокое общественное положение. Но биографы на протяжение полутора веков все раздувают и раздувают  историю с камер-юнкерством Пушкина, даже не вдаваясь в истинное положение дел. При которых Наталья Николаевна и ее сестры должны были танцевать на интимных царских балах в личной резиденции государя, где было всего 200–300 гостей, и куда мог попасть мужчина не ниже камер-юнкера. Жена просто титулярного советника, коим являлся Пушкин с 1831 года, когда был зачислен на службу в Коллегию Иностранных дел, не могла посещать балы такого уровня. Дворцовая администрация приводила  в систему  положение при дворе поэта. Так, как того требовал придворный протокол. А в описании жизни поэта мы имеем в прибавление к «африканской ревности» еще якобы и его бешенство от полученного звания. Ну как понять подобную оценку событий личной жизни А.С. Пушкина, который впадал в ярость, истерику и депрессию от полученных званий академика, титулярного советника и камер-юнкера? Что, в том числе, якобы довело его до желания покончить жизнь самоубийством. Что может быть глупее этой советской (большевистской, политически ангажированной) «исследовательской» чуши? Если уж на кого и должен был обижаться Пушкин, лишенный высоких чинов, то на своих предков, которые не  только не сумели добиться титулов, но еще и попадали в тяжелейшие истории, напрочь ломая жизнь себе и будущему потомству на века.
      Среди них – подготовка убийства Петра Первого в заговоре Цыклера Федором Пушкиным и убийство жены дедом поэта Александром Пушкиным. Эта жена была племянницей Степана Глебова, любовника первой жены Петра Первого Евдокии Лопухиной, которого царь посадил на кол перед окнами ее светелки в монастыре. Сам же Петр был на свадьбе посаженным отцом у невесты деда поэта, которую тот из ревности лишил жизни. Это страшные факты  родословной Александра Сергеевича, но все-таки Романовы не лишили Пушкиных дворянства и состояния и даже, как видим, Николай Первый решил упрочить его положение среди аристократов.


                2

       Больше всего Александр Сергеевич с начала тридцатых годов ценил возможность изучать исторические документы в государственном архиве, которые открывали перед ним  невиданные дали творчества. А возможность эту как раз давали ему полученные звания и должности:  академика, титулярного советника, камер-юнкера и официальная служба в архиве. Не случайно Николай Первый отказал ему в последней, когда он написал заявление об отставке от службы при дворе – не по личной прихоти, а по закону: или служи, или уходи.
        Что же касается танцев при дворе, то Наталья Николаевна  эту возможность высоко ценила – не для себя, свою карьеру в высшем свете, благодаря мужу, она сделала и могла быть довольна, но ей нужно было вытянуть в высший свет сестер, о которых не могли позаботиться в такой степени ни сумасшедший отец, ни мать, ни братья. Вытянуть можно было лишь с помощью  удачных браков. И что плохого было в намерениях Натали? Советские биографы большевики-марксисты, оценивая биографию великого поэта с позиций коммунистической идеологии и приспосабливая давние события монархической эпохи государства к советской, осуждали все, что касалось законов и общественных и семейных нравов царизма, которыми, естественно, жила и семья Пушкина. А мы сегодня кроме благородства и заботы в отношении к мужу, к детям и сестрам  тут ничего иного не видим. Но биографы видят иное: только стремление к выгоде, легкомысленность, ветреность и неразумные траты денег, чтобы блистать в  высшем свете. И основываются на переписке и дневниковых записях все тех же недоброжелателей и хулителей поэта. Софья Карамзина подробно описала вечеринку в письме брату. Дантес и Катерина, отметила она, «продолжают разыгрывать свою сентиментальную комедию к удовольствию общества»; зато Натали «краснеет под долгим и страстным взглядом своего зятя, — это начинает становиться чем-то большим обыкновенной безнравственности; Катрин направляет на них обоих свой ревнивый лорнет».
           Но именно Натали изо всех сил старалась, чтобы брак Екатерины Гончаровой и Дантеса состоялся, несмотря на сложности в отношениях  сына  нидерландского посла и Пушкина. И тот пошел навстречу жене и уступил, отменив дуэль. Это же сугубо семейные дела, а в данном случае брак бесприданницы и не красавицы Екатерины и Дантеса был просто феерическим семейным успехом Натали, или, проще говоря, очень выгодной сделкой, к которой семьи Пушкиных и Гончаровых шли очень сложным и даже смертельно опасным путем. Если говорить «правильным» современным деловым языком, то на кону для будущего Екатерины стояли огромные деньги и сытая жизнь ее и ее детей в Европе. Это же было так очевидно, так понятно, но высший свет беззастенчиво лез и лез в семью, пытаясь изо всех сил разрушить и успех Натали, и ее собственную семью. Причиной были зависть и ненависть недоброжелателей. Ведь все ожидали скандала и дуэли, а  получили свадьбу и счастье некрасивой бесприданницы с Дантесом, в которого были влюблены многие влиятельные львицы великого света Петербурга. Но выгоду и красавца получила семья Пушкина! Не из мести ли тут же явилась на свет гнусная сплетня о связи поэта и сестры Натали – Александры? Сплетня, которую поддержал Вяземский, а его жена ее распространяла.
        А всего несколько месяцев назад в свете ходили совсем иные слухи – о влюбленности Пушкина в сестру графа Соллогуба Надежду, которая не уступала по красоте Натали и занимала высокое положение при дворе – она была фрейлиной великой княгини Елены Павловны. Как говорили, не устоял перед очарованием юной графини и уже женатый Пушкин. Впоследствии друзья Пушкина, супруги Вяземские, рассказывали издателю "Русского архива" П. И. Бартеневу, что Пушкин на светских вечерах "открыто ухаживал" за Соллогуб. Судя по письмам Пушкина, Наталья Николаевна ревновала супруга ко всем хоть немного привлекательным женщинам и своими упреками постоянно заставляла оправдываться в том, что его поведение не выходит за рамки благопристойности. П. Е. Щеголев в исследовании "Дуэль и смерть Пушкина" по-большевистски предполагал, что происходило это вовсе не из-за глубокой сердечной привязанности Натальи Николаевны к мужу: "Увлечение Пушкина, его предпочтение другой женщине было тяжким оскорблением, жестокой обидой ей, первой красавице, заласканной неустанным обожанием света, двора и самого государя".
       Что за чушь!   Надежда Соллогуб, соперничавшая с Натали на придворных балах, вызывала у нее самые неприязненные чувства, прежде всего, банальную женскую ревность, разумеется. И тут ее характер не уступал пылкому «африканскому» нраву Александра Сергеевича. С мстительным торжеством Натали сообщала в одном из писем к мужу, как ей удалось отбить поклонника у графини Соллогуб. Андрей Карамзин в письме В. Ф. Вяземской (17-18 октября 1834 года) рассказывал о Наталье Николаевне, дружившей с дочерью Вяземских Марией: "Она сердится на Мари за молчание и за дружбу с графиней Соллогуб; постоянство ее ненависти к последней заставляет хохотать до слез". Уехав в 1834 году в калужское имение родителей Полотняный Завод, Наталья Николаевна никак не может отрешиться от злых мыслей о сопернице. Пушкин в конце мая 1834 года выговаривал ей в письме: "Лучше бы ты о себе писала, чем о Sollogoub, о которой забираешь в голову всякий вздор - нa смех всем честным людям и полиции, которая читает наши письма".
           Рассказ Пушкина о том, как он представлялся великой княгине Елене Павловне, опять вызывает ревнивые предположения Натальи Николаевны, что самым знаменательным в этом событии была встреча с фрейлиной княгини Надиной. И Пушкину в ответном письме приходится терпеливо объяснять, что в тот день дежурной при княгине была другая фрейлина.
        Ну а как же тогда легкомысленная влюбленность Натали в Дантеса, ее «девичья» смущенность на балах при виде красавца, о котором так красочно пишут Софи Карамзина и ее подруги? Как это сочетается с ее «африканской» ревностью к мужу? Кто и кому на самом деле устраивал ревнивые скандалы в семье Пушкиных? Поэту приходилось обо всех женщинах отзываться с нарочито грубоватым пренебрежением. А. П. Керн, которую поэт некогда воспел как "гения чистой красоты", в письме к Наталье Николаевне 29 сентября 1835 года он презрительно называет "дурой". А в то же время деловую записочку, посланную самой Керн, заканчивает словами: "Прощайте, прекрасная дама, будьте покойны и довольны и верьте моей преданности".
        По поводу графини Надины Пушкин писал супруге 21 октября 1833 года: "Охота тебе, женка, соперничать с графиней Соллогуб. Ты красавица, ты бой-баба, а она шкурка. Что тебе перебивать у ней поклонников? Все равно кабы граф Шереметев стал оттягивать у меня кистеневских моих мужиков".  Но как же сумели  биографы заставить нас поверить тому же, о чем бессовестно лгали недруги Пушкина из круга Карамзиных, притворяясь его самыми близкими друзьями, беспардонно клеветавшие на него и его жену! Они вот уже двести лет внушают нам «истину» этих сплетен, исходя из дневников и писем клеветников и сплетников!
       Особая история ревности Натальи Николаевны мужа к светским красавицам – баронесса Амалия фон Крюденер, урожденная графиня Лерхенфельд, двоюродная сестра жены Николая Первого. В нее были влюблены многие известные мужчины, в том числе, Вяземский, Тютчев, Тургенев, Бенкендорф и сам император. Заподозрив супруга в излишнем увлечении красавицей, Натали пришла в неистовство и … побила поэта. Она влепила ему такую пощечину, что, жалуясь Вяземскому, Пушкин говорил – у его женки очень тяжелая рука. Ревность все-таки свидетельство влюбленности. Пушкина влюбленная Натали ревновала по-африкански, а Дантеса  страстно желала женить на своей сестре Екатерине. Ну и где здесь любовь между французом и женой поэта, которая лупила муженька за  измены, а с Дантесом осуществляла  серьезный и очень выгодный коммерческий проект в виде брака с сестрой?
         А вот это представление Пушкина 27 мая 1834 года в Каменноостровском дворце  великой княгине Елене Павловне, фрейлиной у которой была сестра Соллогуба Надежда Соллогуб, надуманный адюльтер с которой остался в истории биографии поэта, представляет особый интерес. Если мы рассмотрим сферу интересов и деятельности свояченицы Николая Первого, то зададимся вопросом: а не было ли у Пушкина  совсем иного интереса к дружбе с красавицей Надеждой Соллогуб, родственницей Романовых? Можно не сомневаться – это был очень большой интерес, связанный с его  деятельностью литератора, журналиста и политика.
          Елена Павловна, надо сказать, своей деятельностью в деле преобразования России  стояла гораздо выше, чем декабристы. Именно она была во главе подготовки освобождения крестьян от крепостного права после бунта декабристов и именно благодаря ее деятельности это освобождение было осуществлено. Разумеется, осуществляла она  программу Романовых, которая тщательно разрабатывалась на протяжении тридцати лет. Видимо, от Надежды Соллогуб, ближайшей помощницы Елены Павловны, Пушкин что-то узнал о ее тайной работе и, разумеется, хотел быть представленным великой княгине, чтобы оказаться вблизи этой деятельности. Ну а его жена видела в этом лишь его мужское увлечение графиней, как бы Пушкин не убеждал ее в ошибке. И в его официальной биографии данный факт остался как  пылкое чувство к Надежде Соллогуб. Так чем же на самом деле мог быть увлечен А.С. Пушкин в отношениях с нею? Для понимания необходимо рассмотреть деятельность великой княгини Елены Павловны.
         До принятия православия принцесса Фредерика Шарлотта Мария Вюртембергская  ( 28 декабря 1806 [9 января 1807], Штутгарт, Королевство Вюртемберг — 9 [21] января 1873, Санкт-Петербург, Российская империя) — русская великая княгиня, супруга великого князя Михаила Павловича (брата Николая Первого), благотворительница, государственная и общественная деятельница, известная сторонница отмены крепостного права и великих либеральных реформ, деятельность которой была гораздо эффективнее, нежели деятельность декабристов. После кончины супруга в ее владение перешел Михайловский дворец, в котором с конца 1840-х годов проводились вечера — «четверги», на которых обсуждались вопросы политики и культуры, литературные новинки. Собиравшийся на «четвергах» кружок Великой княгини Елены Павловны стал центром общения ведущих государственных деятелей — разработчиков и проводников Великих Реформ середины XIX века, особое место среди которых занимал близкий друг Великой княгини Н. А. Милютин, племянник графа П.Д. Киселева, который занимался вопросами освобождения крестьян еще при Александре Первом.
           В 1834 году Киселев был произведён в генералы от инфантерии и 6 декабря 1834 года назначен членом Государственного совета по Департаменту Государственной экономии. После беседы с императором Николаем I Киселёв вошёл в Секретный комитет «для изыскания средств к улучшению состояния крестьян разных званий», работавший под председательством графа Васильчикова. В феврале 1835 года, получив новое назначение, он составил ещё один проект, записку «Взгляд на юго-западные губернии в отношении господствующего духа и необходимости оному дать другое направление». На этот раз речь шла об упорядочивании повинностей крестьян Украины. Это должно было «улучшить их положение и „утвердить“ их преданность русскому правительству». Однако заседания комитета, возобновившиеся осенью 1835 и продолжившиеся в январе 1836 года, были безрезультатны. Дневник Киселёва того времени свидетельствует о его уверенности в том, что деятельность комитета не принесёт никаких плодов. В этих же записях он аккуратно критикует самого Николая. Император понял, что решение вопроса о помещичьих крестьянах не будет «ни скорым, ни лёгким». Таково было и мнение Сперанского, которому Николай более всего доверял в этом вопросе. К тому же ещё в 1827 году Сперанский обращал его внимание на то, что начинать решение проблемы нужно с изменения положения казённых крестьян, которые «беднели и разорялись не менее крестьян помещичьих». 
         Киселёв выступил последовательным противником крепостного права, сторонником освобождения крестьян. Считал, что необходимо идти путём постепенной ликвидации крепостного права, чтобы «рабство уничтожилось само собою и без потрясений государства». Освобождение, по мнению Киселёва, должно было сочетаться с расширением крестьянского землепользования, облегчением тяжести феодальных повинностей, введением агрономических и культурно-бытовых улучшений, что требовало активной государственной политики и эффективной администрации. Собственно, главным образом после углубленного изучения проблемы основной вопрос заключался  в усиленном финансировании аграрной отрасли. Вопрос, увы, остро стоящий и по сей день и решение которому невероятно трудно находить и сегодня, хотя, к примеру, на 2025 год российским аграриям решено выделить 500 миллиардов рублей из госбюджета. Это сумма, равная той, что страна получает в год от продажи алмазов за рубеж. А в СССР сельскохозяйственной отрасли выделяли средств в пять раз меньше – по миллиарду на регион, хотя сельхозпроизводители просили по пять. Не давали и получали с гектара в лучшем случае 15 центнеров зерна ( 25 были рекордом). Сегодня дали и получают по 40-80 центнеров. Во времена царизма в России получали с гектара  3-6 центнеров зерна и с этого мизера правительство еще умудрялось продавать его за рубеж. К началу 20 века уже как полвека свободная от рабства Россия «приползла» с урожайностью в 9 центнеров. И с такими результатами во многих регионах жила почти постоянно до 21 века.
           Милютин в 1835 году начал гражданскую службу в чине губернского секретаря в хозяйственном департаменте Министерства внутренних дел. Затем был назначен директором хозяйственного департамента Министерства внутренних дел. На этом посту проводил масштабную работу по статистическому обследованию России, результаты которой были опубликованы в ряде выходивших под его редакцией трудов 1838—1864 годов. Инициировал исследование ярмарочной торговли на юге (выполнялось И. С. Аксаковым, писателем- лидером славянофильского движения)), статистики, политических учреждений и финансов Царства Польского. Департаментом активно собирались данные, необходимые для разработки крестьянской реформы. В 1856 году Милютин подал записку «Предварительные мысли об устройстве отношений между помещиками и крестьянами», в которой предполагал, ссылаясь на реформу, проведённую в Пруссии, освободить крестьян с земельными наделами за выкуп.
      Во второй половине 1850-х годах он вошёл в кружок Великой княгини Елены Павловны, сблизился с Вел. кн. Константином Николаевичем и министром внутренних дел С. С. Ланским, после ручательства которого «как за самого себя» был назначен товарищем министра (1859) и стал руководителем работ по подготовке крестьянской реформы. Здесь встречали «в высшей степени внимательный и ласковый, сознательно обдуманный приём» начальник 2-го отделения Императорской канцелярии граф Д. Н. Блудов, председатель Государственного Совета и Комитета министров князь А. Ф. Орлов, министр юстиции граф В. Н. Панин, князь А. М. Горчаков, граф Н. Н. Муравьёв-Амурский, граф П. Д. Киселёв, прусский посланник князь Отто фон Бисмарк (позже – канцлер Германии), Н. А. Милютин, князь В. А. Черкасский, В. В. Тарновский, Г. П. Галаган, Ю. Ф. Самарин, К. Д. Кавелин, И. С. Аксаков, А. В. Головнин, граф М. Х. Рейтерн, граф Ю. М. Виельгорский, князь В. Ф. Одоевский, Ф. И. Тютчев, барон Александр фон Гумбольдт, барон Август фон Гакстгаузен, маркиз А. де Кюстин, К. Э. фон Бэр, О. В. Струве, граф С. С. Ланской, К. В. Чевкин. На собраниях присутствовал Император Александр II, Императрица Мария Александровна, другие члены Императорской фамилии.
        Елена Павловна просила  публициста-славянофила Ю.Ф.Самарина написать «Исторический очерк крепостного состояния в его возникновении и влиянии на народный быт», а также историю освобождения крестьян и значения его в народной жизни. По оценке знаменитого юриста А. Ф. Кони, собрания у Великой княгини Елены Павловны были основной дискуссионной площадкой, где вырабатывались планы Великих реформ второй половины XIX века. Сторонники реформ называли её между собой «матерью-благодетельницей».
          Наконец, после глубоких исследований, в 1856 году, стремясь вызвать позитивный сдвиг в настроениях дворянства, великая княгиня выступила с инициативой освобождения крестьян в своём имении Карловка Полтавской губернии, включавшем 12 селений и деревень, 9090 десятин земли, с населением  7392 мужчины и 7625 женщин. С управляющим, бароном Энгельгартом, был выработан план: предусматривалось личное освобождение крестьян и наделение их землёй за выкуп.
             В марте 1856 года совместно с Н. А. Милютиным был выработан план действий для освобождения крестьян в Полтавской и смежных губерниях, получивший предварительное одобрение Государя. Согласно этому плану, Великая княгиня обратилась к помещикам Полтавской губернии В. В. Тарновскому, князю А. В. Кочубею и другим, с призывом содействовать своими сведениями и соображениями выработке общих оснований освобождения крестьян в Полтавской, Харьковской, Черниговской и Курской губерниях. Учитывающая замечания и отредактированная профессором Кавелиным записка была передана Великому князю Константину Николаевичу, который, совместно с Н. А. Милютиным в полной мере использовал позитивный пример Карловской инициативы.
          Великая княгиня Елена Павловна выступила покровительницей Н. А. Милютина, предоставляя ему доступ к высшим должностным лицам Империи и Государю. У себя на вечере она представила Милютина Императрице и дала ему возможность провести с ней длительный разговор об освобождении крестьян; познакомила его с князем Горчаковым; подготовила в феврале 1860 года у себя в Михайловском дворце встречу и длинный разговор Милютина с Императором о трудах Редакционной комиссии; постаралась установить доверительные и сочувственные личные отношения между Милютиным и Великим князем Константином Николаевичем; сообщала ему о своих контактах с Государем, имеющих отношение к делу освобождения крестьян, постоянно, письменно и словесно, старалась поддержать в нём бодрость и веру в успех, говоря ему словами Писания: «Сеющие в слезах пожнут с радостью». Главные сотрудники Милютина — князь В. А. Черкасский и Юрий Самарин — были постоянными её посетителями, и в разгар работ Редакционной комиссии, летом 1859 и 1860 годов, жили в её дворце на Каменном острове. А. Ф. Кони отводил ей роль «главной и, во всяком случае, первой пружины освобождения крестьян».
        За свою деятельность по освобождению крестьян Великая княгиня получила почётное прозвание в обществе «Princesse La Liberte» и была награждена Императором золотой медалью «Деятелю реформ».
               Николая Первого реформы в аграрной отрасли интересовали прежде всего перспективой получения  больших доходов от крестьян в казну. Но он понял, что бы ни придумывали доверенные лица, денег от  крестьян на  промышленные реформы в России  не будет. Поэтому на первый план выступали вопросы  европейского кредитования в виде денег и технического оборудования. В 1839 году в Россию приехал из Англии Людвиг Кноп, отсюда можно сделать уверенный вывод: Николай Первый сделал ставку на Англию, с которой, видимо, и заключал секретные договора о кредитах и поставках  сырья и оборудования. Поэтому в 1836 году он должен был правильно расставить  акценты во внешней политике, ориентируясь на те государства, которые представляли для него финансовые интересы. Нидерланды представляли интерес для России как исторически перспективные кредиторы,  с правящим домом которых Романовы породнились и которым  предоставили огромные средства в виде приданого принцессы Анны. Но именно в тридцатые годы король Виллем Первый затеял борьбу за  Бельгию, которая отделилась от Нидерландов во время революции 1830 года. Виллем свободы Бельгии не признал и вел политику по возвращению ее в состав своего королевства, а также затевал войны с этой маленькой страной и ее покровителями – ведущими странами Европы. Русский император оказался в сложном положении: с одной стороны, он должен был поддержать Виллема Первого, с другой  - выше этого были его интересы в Англии, которая поддерживала свободу Бельгии. И в 1836 году  с началом неожиданных войн Нидерландов против свободы Бельгии был готов начаться конфликт Оранских с Николаем Первым. В центре конфликта оказывается барон Геккерен.

                3

       В 1836 году начинается путь Пушкина к гибели. Человека, который, казалось бы,  никак не был связан с этой международной проблемой, полностью в это время погрузился в свои семейные неурядицы, оказавшись в тяжелом финансовом положении. Он искал возможность выехать из Петербурга в Москву или в какое-то из принадлежавших его семье имений, чтобы иметь бесплатную крышу над головой и  средства для содержания жены и детей. После неудачной попытки выйти в отставку ему в голову приходит шальная мысль о дуэли и наказании – ссылке в деревню. Возможно, граф Соллогуб  случайно подворачивается ему под руку всего лишь как кандидат на исполнение его замысла и получает вызов. Не понимая, что происходит, Соллогуб чувствует беду над головой и, возможно,  обращается с жалобой к своим покровителям и родственникам во дворце. Интересно, что время ссоры Пушкина и Соллогуба из-за Натали совпадает со временем начала ухаживаний за ней Дантеса. То есть, можно предположить, что тому назначили роль флюгера, который указывал уже совсем другую цель  для Пушкина ради дуэли, а не графа Соллогуба.
        Это, разумеется, версия. Давайте рассмотрим ее логику. История доходит до Николая и возмущает царя. У которого в этот момент проблемы в своей семье из-за  нидерландского посла Луи Геккерена. Возможно, у царя возникает замысел, подсказанный самим строптивым Пушкиным – дуэль. Но, разумеется, не с Соллогубом, а… Нет, нидерландский посол, конечно, не подходит, да и увильнет наверняка опытный политик. Однако рядом с ним есть другой – молодой карьерист, француз без гражданства с замаранной репутацией, но  продвигаемый  по карьерной лестнице  сильным покровителем Геккереном, ставшим его приемным отцом с помощью Виллема и его правительства. С Дантесом  довольно долго возились при дворе Виллема Первого, улаживая дела приемного сына авторитетного Геккерена. Он получил право на нидерландское гражданство, на сыновнее родство с послом и на его наследство
          Из переписки Жоржа Дантеса с Ван Геккереном известно, что нидерландский король Виллем I поначалу противился этому усыновлению. Дело в том, что в данном случае официальное усыновление считалось невозможным, поскольку не соблюдались требуемые законом условия: Ван Геккерен в то время ещё не достиг необходимого для подобного шага пятидесятилетнего возраста. Не удовлетворялось и ещё одно требование: по закону усыновляемый должен был прожить с приёмным отцом не менее шести лет. Король долгое время колебался, не желая связывать себя конкретными обещаниями.  Однако, в конце концов, решение было принято, и 24 декабря 1835 года Ван Геккерен сообщает о полученном согласии.
        Заручившись поддержкой короля, он приступает к переговорам со своими родственниками, на часть из которых вся эта история производит весьма странное впечатление, но большинство всё же не возражает.
        Далее Ван Геккерену надо преодолеть формальные юридические препоны, в связи с чем он обращается к амстердамскому адвокату Брюхману, который придумывает комбинацию, имеющую такие же юридические последствия, что и официальное усыновление. Брюхман составляет два прошения на имя Виллема I, которые официально подаются 11 апреля 1836 года. Ван Геккерен и Дантес просят короля не об усыновлении, а о зачислении французского дворянина Дантеса в нидерландское дворянство и о предоставлении ему права носить имя и пользоваться гербом Ван Геккеренов. При этом приводятся два довода: уже давно существующие между Ван Геккереном и Дантесом отношения отца и сына, а также желание Ван Геккерена оставить своё состояние в наследство нидерландскому, а не французскому подданному.
         Виллем I поручает рассмотреть прошения министру юстиции Ван Манену и Высшему совету дворянства. Доводы Ван Геккерена представляются им неубедительными. Уже в то время ходили слухи о его гомосексуальных наклонностях. Один из членов Высшего совета дворянства задаётся вопросом: какие же всё-таки причины могли побудить барона Ван Геккерена предоставить барону Дантесу такие привилегии? Некоторые из многочисленных родственников Ван Геккерена, как явствует из семейной переписки, также имеют на этот счёт особое мнение, однако все они, тем не менее, дают согласие на усыновление. Между тем для отказа не существовало веских юридических оснований. Можно было только затянуть процедуру рассмотрения данного дела. Министр юстиции Ван Манен обращает внимание короля на то, что Дантес не является нидерландцем и что он должен сначала получить нидерландское подданство. Высший совет дворянства также не торопится с принятием заключения, указывая на то, что изменение фамилии нельзя утвердить просто так: по закону родственники в подобных случаях в течение года имеют право на обжалование решения.
         2 мая 1836 года Ван Геккерену сообщают, что Дантес сначала должен внести ходатайство о нидерландском подданстве. На следующий день Ван Геккерен, без ведома находящегося в Петербурге Дантеса, обращается с соответствующим прошением. Теперь министру Ван Манену не остаётся ничего другого, как рекомендовать королю удовлетворить первоначальное прошение с условием, что Дантес получит право на имя и герб Ван Геккеренов только через год. 5 мая 1836 года Виллем I подписывает соответствующий указ из трёх пунктов:
1. Дантес получает нидерландское подданство.
2. Дантес зачисляется в нидерландское дворянство.
3. Дантес получает право на имя и герб Ван Геккеренов.
         Последний пункт оговаривался условием, что Дантес сможет воспользоваться сей милостью не ранее, чем через год.
        Высший совет дворянства высказывает удивление по поводу такого поспешного решения короля. После почти годового отсутствия Ван Геккерен возвращается в Петербург. 22 мая он наносит визит вице-канцлеру и министру иностранных дел Нессельроде, во время которого заходит разговор об «усыновлении». В этот же день он подтверждает имевший место разговор в письменном виде. В противоречии с истиной он сообщает об официальном усыновлении Дантеса и просит впредь во всех официальных документах именовать того бароном Жоржем Шарлем ван Геккереном, поскольку король Нидерландов и Высший совет дворянства предоставили ему такое право. Ван Геккерен, однако, умалчивает об условии, по которому Дантес не может воспользоваться этим правом до мая 1837 года. 12 июня Ван Геккерен получает известие о том, что Николай I удовлетворил его просьбу. Две недели спустя появляется соответствующее постановление Сената.
         Сколько бы не злословили тогда и сейчас о  гомосексуальном «покрывале» этого факта, но  главным было то, что и родня с обеих сторон, и власти Голландии, и Николай Первый дружно согласились  на все эти многочисленные мероприятия. Разве все ратовали за удовлетворение порочных желаний Дантеса и Геккерена? Здесь же явно напрашивается совершенно другой вывод: из Дантеса готовили агента спецслужб международного значения. И именно служба агента начиналась для него в Петербурге в казармах кавалергардов и в царском дворце, в Красной гостиной императрицы Александры Федоровны, супруги Николая Первого. Там он мог получать любые задания из первых рук. Наверняка «пылкое увлечение» женой Пушкина Дантеса и шлейф сплетен о них вылетел именно отсюда: императрица исполнила распоряжение своего супруга? Вступая в эту страшную игру, Дантес наверняка не мог даже представить, чем она для него закончится. Также, как и Пушкин. Спустя три месяца дурацких приключений Натали и Дантеса, возможно, поэт и француз начали понимать, что с ними происходит, и даже попытались спастись, отменяя дуэль.
        Обращает на себя внимание, как вел себя Геккерен, проводя действия по усыновлению Дантеса и устройстве его в Петербурге. Он явно спешил, пренебрегал истинным положением дел по усыновлению, быстро получил беспрекословное согласие  родственников с обеих сторон, а ведь при этом родственники Геккерена  несли значительные  материальные убытки от потери наследства. Но что-то заставило их покорно смириться? В этой спешке Геккерен даже не побоялся обмануть Нессельроде, сообщив тому, что усыновление совершено. А тот, как мальчик, поверил и не проверил? Может быть, в этом не было необходимости, поскольку также поспешно вели себя Виллем Первый и Николай Первый? Интересно вот еще что  - как выясняется, Геккерен  год не был в Петербурге, то есть, к своим обязанностям он вернулся в мае 1836 года. Очень важно заметить – сразу после четвертых родов Натали. А Пушкин в своем письме к нему, как вспоминает граф Соллогуб, обвинял посла в грязных действиях против Натали. Выходит, Геккерен как приехал, так и стал  приставать к жене поэта с грязными предложениями чуть ли не у родильной кровати? Возможно, но опять же события указывают на невероятную быстроту происходящего. Натали сразу после родов была  втянута в эту  непонятную, безусловно, фальшивую, игру, приняла ее  всерьез и за три-четыре месяца  была осуждена светом за измену мужу с Дантесом и царем. То есть, судя по  биографическим сплетням, жена Пушкина во время беременности, родов и после них, находясь в тяжелом  состоянии, близко общалась с тремя этими мужчинами и оказывала им ответное внимание!
           Но несчастная Натали и ее муж, и Дантес, и, главное, Геккерен были избраны жертвами, а все, что происходило вокруг них – были всего лишь декорации с действующими лицедеями. Если так, то причиной всему был Виллем Первый, упорно не желавший признать независимость Бельгии и втайне готовивший войну против нее и ее сторонников. Среди которых вдруг оказался Николай Первый. Вот что стало ударом для Виллема, который даже был готов разорвать отношения с русским государем.
                Пушкин оказался в двойном капкане – в первом, собственном, исходя из личных интересов, во втором – расставленном царем. Ну а Дантес  попал в этот же капкан по родству с Геккереном, которое давало ему перспективу карьерного роста и богатства. А на самом деле  сулило гибель. Если следовать  вышеуказанной версии, осенью 1836 года во дворце началась подготовка смертельного плана. И Соллогуб продолжал в нем участвовать, только уже в иной роли, а не дуэлянта.
              Граф Соллогуб был родственником Романовых и пользовался у царской семьи большим доверием. Он  работал в министерствах иностранных и внутренних дел и получал особые задания. Одно из них – изучение старообрядческих общин в Тверской губернии. Эта его работа шла одновременно с деятельностью участников кружка Елены Павловны по отмене крепостного права. Но не с этой темой обратился к изучению старообрядцев Соллогуб - едва ли он сам знал, какова цель его командировки.
       Скорее всего, граф даже не подозревал, что работает во благо  предстоящей технической революции в России. Это были тридцатые годы девятнадцатого века – труднейшее время для Николая Первого, которому предстояло осуществить две реформы сразу – аграрную и  промышленную – и догнать Европу, далеко опередившую нашу страну на экономическом пути. Но достигнуть целей прогресса сразу по двум направлениям России было невозможно – она упустила свой шанс на двести лет. Именно столько развивалось сельское хозяйство, освобожденное от крепостной зависимости крестьян, в Европе. И эти двести лет называют европейской сельскохозяйственной революцией. Когда аграрная отрасль стала работать эффективно и дала прибыли, их использовали на развитие промышленности. В России такое было абсолютно невозможно, потому что сельское хозяйство еле тащилось и приносило одни убытки. Глубокое изучение отрасли членами кружка Елены Павловны еще раз доказало это. Поэтому Николай Первый отложил вопрос освобождения крестьян – там ему  не на что было надеяться, деньги нужно было искать в других местах. И не в России.
         Учебники отечественной истории как-то обошла тема технической революции в России – такой, какая она была на самом деле. Это значит одно – тема до сих пор под запретом. Почему? Потому что она состоит прежде всего из тайных переговоров Николая Первого, из секретных договоров и сговоров с европейскими правительствами. Результатом которых, по-видимому, с их подачи, прежде всего – Англии – стали два условия получения кредитов и технических средств: создание исключительно совместных промышленных предприятий со старообрядцами в управлении и  владении ими. За 77 лет, предстоящих с той поры Октябрьской революции, эти договоры и сговоры были ее предвестием, на них англичане заложили ее фундамент. Разве мог не понимать этого Николай Первый? Это же очень просто – совладение предприятий иностранцами и пятой колонной России – старообрядцами – путь к захвату и падению империи. И все-таки он пошел на это. Выхода у него не было, если учитывать, что кроме сельскохозяйственной и промышленной отсталости были еще тяжелейшие проблемы, которые тянули страну назад: и уровень образования населения, и сложности в международном положении.
        Николай Первый отложил вопрос отмены крепостного права в России и приступил к решению проблем с промышленностью.  Можно назвать дату начала промышленной революции в России – 1839 год. Это дата приезда в страну восемнадцатилетнего мальчика – Людвига Кнопа (барон с1877),  торговца хлопком, фабриканта из Германии, ставшего в России одним из самых успешных предпринимателей XIX века. Он был уроженцем свободного города Бремена, но прошел обучение в Англии и прибыл к нам именно оттуда. Он-то вскоре стал владельцем текстильных предприятий в России совместно с представителями старообрядчества. Так началось формирование капитализма в России и промышленной старообрядческой олигархии, захватившей экономику и финансы страны, но не сумевшей продать  ее Европе в 1917-м только потому, что пришедшие к власти большевики объявили  экспроприацию всей их совместной собственности.
         А теперь вернемся к А.С. Пушкину. Он заканчивал свою великую, но короткую жизнь именно в те годы, когда при дворе Романовых шла напряженная деятельность по разработке реформ в России. И его семейные и финансовые трудности соответствовали трудностям царской семьи и всей страны. К сожалению, скрытые за покровом многочисленных тайн, события тех лет трактуются  биографами Пушкина (и Романовых) зачастую поверхностно.
        Принято считать, что перед дуэлью с Дантесом семья поэта находилась в бедственном материальном положении и у нее не было выхода из него. Однако выход был, и Пушкин стремился к нему – это отъезд всей семьей в деревню. Справедливости ради нужно отметить, что у поэта не было собственной крыши над головой, не было своего жилья. По нынешним понятиям, вся его семья была… бомжами. И виной всему – его собственные отец и мать, которые не смогли  вести дела в своих имениях и почти потеряли их, а в части усадьбы Кистенево, переданной отцом поэта ему перед свадьбой, не было  барского дома,  крестьяне же были заложены в банке за 34 тысячи рублей, две трети которых   поэт роздал в долг и не получил назад.
        Но неправильно было бы представить поэта беспомощным человеком, не разбирающимся в бытовых и финансовых проблемах. Он был очень умный и образованный писатель и журналист, который глубоко изучал и финансы, и экономику, и состояние крестьянских усадеб. До тех пор, пока его отец пытался сам хозяйствовать в имениях с помощью, разумеется, вороватых управляющих, Пушкин вел себя отстраненно. В проживании с детьми и женой  в Михайловском, Болдино и у тещи в Малоярославце ему было отказано. Тогда он задумал купить соседнее с Михайловском имение, чтобы там построить дом, но не сошелся в цене с  владельцами долей. Все это происходило в 1834 году, когда Пушкин решил во что бы то ни стало  или уйти в отставку, или испросить длительный отпуск. С отставкой получился  скандал, который еле-еле утряс Жуковский. А вот отпуск на несколько месяцев Пушкину царь дал и даже распорядился выплатить «отпускные» в размере 30 тысяч рублей. Правда,  эту выплату  притормозил министр финансов Канкрин, кстати, родственник поэта. Но сколько-то тот все-таки получил. Кроме того, 20 тысяч из казны Пушкин получил на издание «Истории пугачевского бунта».
       Наконец, Сергей Львович, устав биться с ворами-управляющими, неудачниками дочерью и младшим сыном, постоянно  требующими денег, попросил Пушкина заняться хозяйством, и тот приступил к изучению дел в имениях. Но на следующих условиях:  отец больше не вмешивается, и Пушкин сам отдает распоряжения. Доходы с Кистенево, если такие случатся, он решил передавать брату и сестре, а доходы с Болдина – целиком и полностью отцу. Дела были неимоверно запущены, и все-таки поэт взялся за них. Его доклады отцу приводили того в такой ужас, что в конце концов, он заявил, что сошел с ума в Болдино и больше не может туда ехать и что-то делать. После неудачных попыток найти управляющего, Пушкину все-таки удалось нанять подходящего, и тот  не только привел дела в Болдино в относительный порядок, но даже сумел получить какие-то доходы. А главное – вот на это биографы и историки как-то не обращают внимание – в 1835 году был отремонтирован барский дом в Большом Болдино. Он был двухэтажный, восьмикомнатный, и временно в нем располагались хозяйственные службы. Если учесть, что к этому времени Сергей Львович окончательно отказался ездить в Болдино и управлять имением, передав все заботы на руки сына, то можно предположить, что у того появилась надежда переехать в этот дом с семьей. Потому он его и отремонтировал.
        Что же касается Михайловского, то туда он пригласил мужа своей сестры Павлищева, который давно рвался распорядиться доходами с  усадьбы в счет приданого сестры Пушкина Ольги, которое задолжал ему Сергей Львович. Приехал сюда шурин Пушкина  летом 1836 года – после смерти матери поэта. Вот тут у него уже появилась крыша над головой – он стал наследником имения вместе с отцом, братом и сестрой. Правда, барский дом был мало пригодным для проживания, и там было всего пять комнат. Но зато размер земельных угодий оказался в три раза  больше, чем предполагалось – не 700, а 2000 гектаров. Павлищев все обследовал, сделал расчеты,  продал собранный урожай и уехал с деньгами в Варшаву, где служил. После этого у них с Пушкиным начались переговоры о выкупе поэтом долей Михайловского. Павлищев требовал 60 тысяч рублей, и эта цена не была приемлема для Александра Сергеевича. Имение по просьбе уже его вдовы Натальи Николаевны выкупила казна для детей поэта, и хотя Павлищев упорно торговался и с царем, ему пришлось довольствоваться 30-ю тысячами рублей.
       Так что А.С. Пушкин незадолго до гибели  очень продуктивно поработал над состоянием родителей и даже, возможно, мог рассчитывать на переезд в болдинский помещичий отремонтированный в это время дом со всей семьей, как он и мечтал. Если бы не развернувшиеся трагические события, которые во многом остаются для нас неразгаданной тайной, и мы можем говорить лишь об их версиях.

                4

В своих воспоминаниях граф Соллогуб пишет, что Пушкин погиб из-за излишней привязанности к высшему свету, к аристократическому обществу. Но справедливее было бы сказать, что поэт погиб из-за невозможности осуществить задуманный побег из этого самого аристократического общества, от царского двора, из Петербурга. Еще в 1834 году, обращаясь к Бенкендорфу с просьбой об отпуске или об отставке для отъезда в деревню ради творчества, он написал наполненное тоской стихотворение:
   Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит —
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить, и глядь — как раз — умрем.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля —
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальную трудов и чистых нег.
       Жуковский уговорил Пушкина отказаться от хлопот об отпуске и об отставке и смириться. И, возможно, тогда у поэта и возникла отчаянная мысль о дуэли, которая могла бы спасти его наказанием и новой ссылкой в деревню. А то, что упорная мысль об отъезде не покидала его, возможно, говорит ремонт барского дома в Большом Болдино в 1835 году. А в начале 1836 года случайно нашелся и участник дуэли – граф Соллогуб. И это несмотря на  увлеченность Пушкина его сестрой, о которой все говорили в свете. И вот цена этим разговорам и тяжелой, «африканской», ревности Натальи Николаевны.   
          На балу в конце 1835 года между ними вдруг вспыхнула ссора. Пушкин посчитал, что писатель бестактно вёл разговор с его женой (из-за неверно переданных ему слов Соллогуба к Наталии Николаевне). Из приводимых, переведенных с французского, фраз их разговора вообще не понятно,  что вызвало гнев поэта, но дело шло к дуэли, Пушкин уже послал вызов «обидчику» и в начале февраля 1836 года шла подготовка к поединку. Однако из-за служебных поездок Соллогуба в Тверь и Витебск дуэль была отложена, а переговоры стали вести по почте. 1 мая Пушкин для встречи с Соллогубом приехал в Тверь, но не застал его и вёл переговоры с его секундантом Козловским. Уже 5 мая в Москве между писателями произошло примирение, посредником при этом выступил секундант Пушкина П. В. Нащокин. Заметим: в это же время в Петербург возвращается барон Геккерен, к которому у Пушкина возникают большие претензии. А с Сологубом отношения поэта к осени 1836 года переросли в близкие и доверительные. Соллогуб по этому поводу так писал в своих воспоминаниях: «Он поощрял мои первые литературные опыты, давал мне советы, читал свои стихи и был чрезвычайно ко мне благосклонен…». Зная, каким человеком был граф Соллогуб, которому не доверял, кажется, ни один человек в литературных кругах Петербурга и Москвы, а отзывались о нем как о Хлестакове, можно предположить, что он остался в игре и играл в ней не последнюю  и не положительную, а зловещую роль.
         Интересен  еще такой факт: его сестра Надин вдруг летом 1836 года отбывает в Европу (где позже выходит замуж за красавца-русского офицера) , а ее брат продолжает тесные отношения с Пушкиным. Он участвует в мероприятиях по организации первой дуэли поэта с Дантесом, затем – в отмене этой дуэли. А затем именно он доставляет анонимный пасквиль – «Диплом рогоносца»  Пушкину. И возникает большое подозрение – да уж не Соллогуб ли составлял это письмо (может быть, под чью-то диктовку?) Как он всего два года спустя по просьбе дочери Николая Первого, великой княгини Марии Николаевны, написал пасквиль на Лермонтова «Большой свет», продолжая дружить с поэтом, как ни в чем не бывало. Соллогуб – темная лошадка, служа верой и правдой двору, он мог исполнять любые задания, считая для себя честью их исполнение. Точно также, видимо, поступал и Дантес.
        А на великосветской «сцене» тем временем последний продолжает свой маскарадный водевиль с Натали, которая только что оправилась от родов. У нее четверо детей, нет денег, практически нет жилья, потому что за него нечем платить, они только что похоронили мать поэта и у нее две сестры - бесприданницы на руках, бесконечные хозяйственные и издательские неприятности у мужа и ко всему – его неудачливые родственники со своими горестями и безденежьем. И именно Наталья Николаевна решала все семейные проблемы. А между прочим, на тот момент ей было всего 23 года! Молодость, природная доброта и красота дали возможность врагам облить ее с ног до головы грязью. Биографы и историки по завету великого света при дворе Николая Первого оставили нам в памяти Натали как распущенную, сексуально зависимую, влюбленную без памяти во французского щелкопера и изменявшую великому поэту с царем.
         Но  и его характеристику русские, советские историки составили в самом черном свете. Вот Тарле, советский  академик, награжденный множеством наград за свои исторические изыскания, пишет, что Николай Первый отличался  «глубокой, поистине непроходимой, всесторонней, если можно так выразиться, невежественностью». Тарле пишет: «Гнусная, истинно варварская жестокость, с которой он расправлялся со всеми, в ком подозревал наличие сколько-нибудь самостоятельной мысли, палочная дисциплина в армии и вне армии, режим истинно жандармского удушения литературы и науки – вот чем характеризовался его режим. Ни русской истории, ни России вообще он не знал. Царь понятия не имел об истинном состоянии великой державы, которой обладал, и хотя знал о многих царивших в России вопиющих безобразиях и злоупотреблениях, но даже и не начал догадываться, до какой степени внутренний строй, который он считал своим долгом поддерживать самыми жестокими мерами, понижает боеспособность и внешнюю силу империи. Лишь к концу жизни его стало прямо удручать – моментами – неистовое казнокрадство, с которым он ровно ничего не мог поделать. Ещё гораздо более невежествен был Николай I во всём, что касалось западноевропейских государств, их устройства, их политического быта. Его неосведомлённость вредила ему неоднократно. Он вступил в жизнь, почти ничего не зная, и упрямо не хотел признавать самой необходимости ученья. «Мне нужны не умники, а верноподданные», – этот афоризм он повторял неоднократно».
         Человек, который это написал, был или абсолютно неграмотным, или стопроцентно политически зависимым от власти (Сталина), или умственно отсталым. Думаю, в Тарле  это все сочеталось. «Жандармское удушение литературы и науки» «наудушало»  России пятерых мировых гениев литературы, а «незнание об истинном состоянии державы» именно Николаю Первому позволило подготовить отмену крепостного права без бунтов и осуществить одновременно техническую революцию, поставив Россию на одни рельсы с Европой. Это неумный человек Тарле не знал о стране ничего кроме выдумок и анекдотов о Романовых, хотя родился и жил с ними в одно время (его год рождения – 1874-й!). Вот только несколько  исторически точных фактов о деятельности Николая Первого для научного развития России. Он содействовал систематическому изданию древних рукописей на государственные средства (в 1834 году учредил Археографическую комиссию, наладившую выпуск древнерусских актов и «Полного собрания русских летописей»).  Учредил Пулковскую астрономическую обсерваторию (открыта в 1839 году) и Главную физическую обсерваторию в Санкт-Петербурге (1849).  Увеличил содержание Петербургской АН (1836) и преобразовал Российскую академию в Отделение русского языка и словесности Петербургской АН (1841).  Основал Общество сельского хозяйства Южной России в Одессе (1829), Общество садоводства в Москве (1833), Одесское общество истории и древностей (1839), Русское географическое общество (1845) с Кавказским (1850) и Сибирским (1851) отделами, Русское археологическо-нумизматическое (с 1866 года — археологическое) общество (1846).
       Во время его правления были сделаны известные научные достижения:  В 1826 году Н. И. Лобачевский разработал неевклидову геометрию, в 1832 -м П. Л. Шиллинг создал первый в мире электрический телеграф, в 1839 -м в России была открыта Пулковская обсерватория, которая стала главным центром астрономических исследований. В 1840-м геологом Н. И. Кокшаровым была составлена первая геологическая карта европейской части России, в том же году химик Г. И. Гесс открыл основной закон термохимии, выражавший принцип сохранения энергии применительно к химическим процессам.  В 1845 -м указом Николая I было образовано Русское географическое общество. Важнейшим направлением деятельности общества стала поддержка учёных-географов, организация исследовательских экспедиций в разные уголки России и мира.
               Эта деятельность императора по поддержке науки в стране была важна. Но куда важнее была  подготовка к перемене всей государственной политики – к освобождению крепостных и переходу от феодального правления и феодальных традиций к капитализму и европейскому прогрессу. Эта подготовка проходила в такой степени засекреченности, что и сегодня является темной страницей нашей истории. Чтобы не вспыхнула гражданская война между Романовыми, помещиками и выпущенными на волю 30-ю миллионами рабов, нужны были деньги, очень, очень много денег. И еще больше их было нужно, чтобы в это  время построить мануфактуры и оснастить их оборудованием. Откуда было взять деньги при урожайности зерна в 3-6 центнеров с гектара?
      Николай Первый мог рассчитывать на самое серьезное кредитование в Нидерландах и в Англии – это Амстердамский и Лондонский банки.  И там началась и закончилась история А.С. Пушкина. То есть, началась она, как судьба, в 1816 году, когда по просьбе императрицы Марии Павловны юным поэтом была написана ода на приезд Виллема Оранского, жениха сестры Николая Первого, великой княгини Анны, сына и наследника короля Нидерландов и великого герцога Люксембургского Виллема I и принцессы Вильгельмины Прусской.  Пушкин написал и получил в награду от императрицы золотые часы – словно символ, отмерявший затем последующие 20 лет его короткой жизни:

Принцу Оранскому
Довольно битвы мчался гром,
Тупился меч окровавленный,
И смерть погибельным крылом
Шумела грозно над вселенной!
Свершилось… взорами царей
Европы твердый мир основан;
Оковы свергнувший злодей
Могущей бранью снова скован…
   
       Стихотворение  было создано на исторических фактах.  Принц Оранский командовал нидерландскими войсками, сражавшимися против Наполеона, когда тот вернулся с Эльбы в Париж.  Наполеон был разбит союзными войсками, возглавлявшимися английским герцогом Веллингтоном, в битве при Ватерлоо. Принц Оранский был ранен в этом сражении. 
Стихи Пушкина, положенные на музыку и пелись на празднике, где присутствовали и лицеисты. 
         В январе 1816 года по приглашению Александра I принц Виллем прибыл в Санкт-Петербург. 9 (21) февраля 1816 года 21-летняя Анна Павловна вступила в брак с нидерландским наследным принцем Оранским. Приданое русской невесты было огромно. От своего брата императора Александра I она получила 1 миллион (миллиард – на «наши» деньги) рублей в дополнение к деньгам из фонда, созданного Павлом I. Также вдовствующая императрица обеспечила дочь 10 000 рублями в год. Впоследствии большую часть личных средств Анна Павловна потратила на благотворительные цели. Полная опись приданого Анны Павловна составила сорок шесть страниц. В качестве подарка на свадьбу император Александр I преподнёс сестре серебряный столовый сервиз, для изготовления которого переплавили царские врата церкви Архангела Михаила в Михайловском замке. Брачный договор между Виллемом Оранским и Анной Павловной был составлен на русском и французском языках и ратифицирован 9 марта 1816 года императором Александром I. В документе указывалось, что принцесса Оранская сохранит свою православную веру, а дети будут принадлежать нидерландской протестантской церкви.
         Но почему было таким огромным приданое Анны Павловны? Если деньги требовались на реформы… И тут закрадывается мысль: а не было ли это приданое своего рода взяткой Нидерландам за будущее сотрудничество, за будущие кредиты? Но разразился скандал с отделением Бельгии в 1830 году, когда она получила формальную свободу, но ее не признавал Виллем Первый.


                5

          В начале нашей эры территорию Бельгии населяло племя белгов кельтского происхождения. В 54 до н. э. область на севере Галлии, соответствующая современной Бельгии, была завоёвана войсками Юлия Цезаря, который также описал кельтов в своих «Записках о Галльской войне» (из записок консула о Галльской войне: «половину белгов перебили, остальные стали рабами…»). После падения Западной Римской империи в V веке римскую провинцию Галлия завоевали германские племена франков, создавшие здесь своё королевство.
          В XIII—XIV веках территория Бельгии была ареной борьбы между Англией и Францией. В Средние века она входила в состав Бургундского герцогства. 1477—1556 — династический брак Марии Бургундской ввёл бургундское владение в состав Священной Римской империи. 1556—1713 — в составе Испании. Восьмидесятилетняя война положила начало обособлению территорий Бельгии от протестантских Нидерландов. 1713—1792 — в составе Священной Римской империи как австрийские Нидерланды. 1792—1815 — в составе Франции.       1815—1830 — в составе Нидерландов согласно решению Венского конгресса, то есть, под влиянием России, победившей в войне с Наполеоном и на тот момент определявшей политику в Европе. Романовы  помогли Нидерландам выгодно расширить свою территорию присоединением Бельгии и еще больше ослабить Францию. А в 1816 году они заключили исключительно выгодный брак сестры Александра Первого Анны с наследником  Нидерландского престола Виллемом Оранским.
          Однако многие в Бельгии были недовольны насильственным объединением с Нидерландами (прежде всего франкоязычное население и католическое духовенство, опасавшиеся усиления роли соответственно нидерландского языка и протестантской конфессии). 23 сентября 1830 года произошла  бельгийская революция, и в том же году Бельгия вышла из состава Нидерландского королевства и получила независимость. Бельгия становится нейтральным королевством во главе с Леопольдом I (король с 1831 года) из Саксен-Кобург-Готской династии.
           Пока в России идет тайное обдумывание отмены крепостного права и начала технической революции, Национальный конгресс Бельгии создает Конституцию для нового государства. 7 февраля 1831 года она была принята. Бельгийская конституция объединила в себе идеи французских конституций 1791, 1814 и 1830 годов, нидерландской конституции 1815 года и английского государственного права. Главным принципом бельгийской конституции стало разделение властей между законодательной, исполнительной и судебной ветвями. Фактическим главой государства был назван парламент, состоящий из двух палат.
            Несмотря на ограничения избирательного права, бельгийская конституция считалась наиболее прогрессивной и либеральной на момент создания. Бельгия стала первым государством с формой правления парламентарная монархия. Конституция Бельгии оказала большое влияние на конституции Нидерландов, Люксембурга и Сардинского королевства 1848 года и прусскую конституцию 1850 года. Испанская конституция 1837 года, греческая 1844—1864 годов, румынская 1866 года представляют собой практически идентичные копии бельгийской. В Бельгии конституция 1831 года действует по сей день.
        Так как и для Великобритании, и для Пруссии было невыгодно укрепление позиций Франции, обе державы выступили за независимость Бельгии на Лондонской конференции 1830 года. Против интересов французского дипломата Талейрана выступил британский министр иностранных дел лорд Пальмерстон, напомнив о праве народов на самоопределение. 20 декабря 1830 года европейские державы объявили независимость нового государства и регламентировали выплату долгов. Бельгия должна была заплатить 51,6 % долгов и перенять годовой долг в размере 14 миллионов гульденов. За это Нидерланды были обязаны предоставить Бельгии доступ к порту Антверпена через Шельду и к торговым рынкам нидерландских колоний.
          Граница между Бельгией и Нидерландами должна была проходить так, как в 1790 году, что обозначало, что Бельгия должна была отдать часть Лимбурга и Люксембург Нидерландам. Однако Бельгия отказалась подписывать протокол на данных условиях, что привело к пересмотру договора. Так как дипломаты хотели предотвратить войну в Европе любой ценой, Бельгии пошли навстречу. Вопрос о принадлежности Маастрихта и Люксембурга Бельгии остался открытым, размер долга был также пересмотрен.
          Но после подписания договора в Нидерландах возникли мятежные настроения. Виллем I воспротивился решению Лондонской конференции и 2 августа 1831 года вошел в Бельгию со своими войсками.
           2 августа нидерландская армия перешла границу у Поппеля в Брабанте. 3 августа голландская армия численностью 11000 человек захватили Турнхаут, а на следующий день и Антверпен. До 12 августа бельгийская оборона проигрывала на всех фронтах, нидерландцы подошли к Лёвену. Казалось, новое королевство потеряло приобретенную независимость. Конституция запрещала присутствие чужих армий на территории Бельгии без согласия парламента, но несмотря на это, Леопольд I принял 8 августа решение впустить французскую армию. 50-тысячная армия маршала Жерара отправилась в путь 9 августа.
          Однако до сражений французов с нидерландскими войсками дело не дошло. Лондонской конференцией было сделано заявление королю Виллему о желательности прекращения военных действий. Король Виллем I принуждён был согласиться и распорядился о выводе нидерландских войск из Бельгии. Вслед за тем оставила Бельгию и французская армия.
Но нидерландские войска продолжали занимать цитадель Антверпена. На основании трактата 15 ноября 1831 года Франция и Великобритания решились принудить войска генерала Шассе, засевшего в крепости, сдать её Бельгии. 20 ноября 1832 года у Антверпена появилась французская армия Жерара. После более чем месячной осады 31 декабря 1832 года нидерландцы передали цитадель бельгийцам.
            Во время Десятидневной кампании Бельгия осознала свою слабость, а Нидерланды — политическую изоляцию. Хотя договор был подписан уже в 1831 году, Виллем долгое время отрицал независимость Бельгии. А осенью 1836 года у него произошел конфликт с русским императором, в котором главными действующими лицами оказались  дипломат Геккерен и  русский поэт. Здесь стоит привести хронологию событий той осени.

             Май 1836 года – рождение второй дочери Пушкина
              Май 1836 года – в Россию возвращается Геккерен после долгого отсутствия
              26 сентября 1836 года  принц Оранский написал письмо Николаю Первому  с жалобой на  русскую императрицу, которая сообщала о несогласии русского двора с политикой Нидерландов в отношении Бельгии. Этим воспользовался посол Нидерландов в России Луи Геккерен и обратился с сообщением в правительство за спиной  принца.
            10 октября 1836 года Николай Первый отправляет  Оранскому ответ, в котором обещает принять такие меры, которые  устроят принца.
              В середине октября родственница Натали Пушкиной Идалия Полетика заманивает ее в свой дом для объяснения с Дантесом, который шантажирует жену поэта угрозами обнародовать письма высокопоставленного лица об их отношениях.
             19-27 октября – болезнь Дантеса
             30 октября принц Оранский отвечает Николаю о том, что удовлетворен его обещанием принять меры.
              2 ноября Геккерен шантажирует Натали болезнью Дантеса
               2 ноября Пушкин встречается с Дантесом и требует объяснений о письмах его жене. Но Дантес уверяет, что эти письма адресованы Екатерине Гончаровой, на которой он собирается жениться. Но поскольку, как выяснилось, у него нет никакого гражданства, а его усыновление Геккереном и  поступление на службу в российскую армию, это афера, то возникли препятствия к браку. Пушкин предлагает Дантесу поторопиться с браком на его свояченице.
           4 ноября Пушкин получает «Диплом рогоносца» из рук графа Соллогуба
            5 ноября Пушкин вызывает Дантеса на дуэль
            16 ноября Геккерн получает от Пушкина письмо с отказом от вызова на дуэль на основании того, что он «случайно» узнал о намерении Дантеса просить руки Екатерины Гончаровой после дуэли.
           17 ноября Дантес сделал официальное предложение Екатерине Гончаровой
            21 ноября Пушкин пишет оскорбительное  письмо  Геккерену и письмо Бенкендорфу о дипломе, но не посылает их.
            21 ноября Пушкин читает письмо к Геккерену Соллогубу
            21 ноября Соллогуб на вечере у Одоевского рассказывает об этом Жуковскому
            23 ноября – визит Пушкина к царю
            10 января 1837 года состоялась свадьба Дантеса и Екатерины Гончаровой. Пушкин на венчание не поехал.
            26 января Пушкин отсылает Геккерену оскорбительное письмо
            27 января Пушкин получает обратно письмо и вызов на дуэль от Дантеса
             После смерти поэта его друзья занялись собственным расследованием событий, предшествовавших дуэли. Сын историка Карамзина Александр затем писал матери 13 марта 1837 года, что Дантес с отцом « в один год достигли того, что почти свели ее с ума и повредили ее репутацию во всеобщем мнении». Дантес в то время был болен грудью и худел на глазах. Старик Геккерен сказал госпоже Пушкиной, что он умирает из-за неё, заклинал её спасти его сына, потом стал грозить местью; два дня спустя появились анонимные письма».
            Угрозы и шантаж – вот главные признаки взаимных отношений участников этой истории. Все к чему-то друг друга принуждали, угрожали, шантажировали. Дантес принуждал Натали к сожительству, Натали принуждала  его прекратить ухаживания и жениться на Екатерине, Геккерен принуждал Дантеса  оставить Натали, а также принуждал Натали уступить  Дантесу в его любовных посягательствах, Пушкин принуждал  Дантеса и Геккерена отстать от его жены, а также жениться сына посла на Екатерине Гончаровой, после их свадьбы поэт принуждал  Дантеса к дуэли.
           Осенью 1836 года в семьях Геккеренов и Пушкиных кипели жестокие страсти. И каким-то образом оказалось, что в это же самое время вокруг Геккерена  вспыхивают страсти международные, которые касаются политики крупнейших государств Европы. Возможно, именно из-за  событий с Дантесом Геккерен был расстроен и допустил в работе грубейшую оплошность, которая стоила ему карьеры. После того, как он написал письмо о перемене политики Николая Первого в отношении Нидерландов и Бельгии и послал его в обход  Виллема Первого министру иностранных дел, он перестал быть нужным обоим дворам – и в Нидерландах, и в России. Николаю было необходимо быстро выпроводить Геккерена из страны,  о чем он, видимо, и сообщил в письме герцогу Оранскому, которому, судя по его ответу, этот ход понравился. Но выпроводить посла  император решил со скандалом, который бы обрушил на годы, а, может, и навсегда его дипломатическую карьеру. Это было бы хорошей услугой герцогу Оранскому, который не мог такой скандал допустить в своей стране, чтобы его не обвинили в монархическом преследовании посла.
           И вот на сцену выходит Дантес – жертвенная овца Николая Первого и Геккерена. Молодой француз, приехавший в Россию на ловлю счастья и чинов,  попал в смертельную ловушку, а когда понял, что ему грозит, испугался до такой степени, что  серьезно заболел.
           Кто же оказался рядом с ним в это ужасное время? Жертвенная овца – Натали? В истории и биографии Пушкина принято так считать, причем виновницей  признается сама же супруга поэта. На самом деле, в этом кругу овцы и волки постоянно менялись местами, каждый преследовал свою добычу, и в определенный момент у овец вдруг вырастали волчьи клыки, а волки шли на убой к овцам-оборотням.
         Почему мы не видим здесь настоящей роли Натальи Николаевны Пушкиной? Женщину, хотя и очень молодую, но по-мужски ухватившуюся мертвой хваткой в Дантеса и его богатство от «отца» Геккерена для своей  некрасивой сестры-бесприданницы Екатерины, мы не видим! Надо понимать – Натальей Николаевной двигало отчаяние, но не влюбленной в глупого молоденького француза легкомысленной женщины, а борющейся предприимчивой дамы за выгодный брак  для сестры. Чтобы осознать правоту такого предположения, достаточно  рассмотреть жизнь и действия Натальи Николаевны после гибели мужа. Она ни разу ни в чем не упустила своей выгоды в делах пушкинского наследия,  выплат, назначенных императорам детям поэта, в деле воспитания и образования его детей. Да, живя с Пушкиным, она была бедна, но Натали являлась внучкой русских олигархов, приближенным к царям, и, видимо, от деда получила соответствующие убеждения. Эта женщина удивительна тем, что даже в самых отчаянных жизненных обстоятельствах она не  становилась жертвенной овцой и не шла на заклание, а боролась  с удивительным упорством, карабкаясь наверх.
           Жалкой жертвенной овцой здесь была Екатерина Николаевна Гончарова,  бесконечно по-девичьи влюбленная в  смазливого Дантеса и безропотно выполнявшая все указания сестры. Которая и была на тот момент осени 1836 года главным шантажистом в кругу сражающихся Геккеренов-Пушкиных. Доказательством тому – визит Пушкина к Дантесу 2 ноября с вызовом на дуэль. Пушкин требовал объяснить переписку офицера с его супругой, а тот с перепугу заявил о желании жениться на Екатерине. Вот так дело было сделано. И свидание Натали с Дантесом было прелюдией шантажа, который  подстегивал вопрос дуэли… или женитьбы Дантеса на Екатерине. В ином случае Натали никогда бы не пошла на это свидание, не ищите влюбленную дурочку в предприимчивой и коварной супруге поэта. Я бы даже задала здесь вопрос: а не знала ли Наталья Николаевна о том, что Пушкину нужна была эта дуэль ради собственных планов уехать в деревню без служебных последствий для себя, а лишь в виде наказания? Ну тогда можно предположить самое невероятное – что они были сообщниками в  деле использования Дантеса и в интересах Екатерины, и в интересах Пушкина.
         Есть косвенное доказательство тому, что Наталья Николаевна в 1836 году вела ожесточенную борьбу за брак Дантеса и своей сестры и не побоялась даже подставить свою репутацию для такого дела. Спустя 22 года после смерти Пушкина она вновь сражалась за брачный проект в своей семье, будучи замужем за Ланским. И тут ей пришлось подняться до борьбы с Синодом.
          В ее новой семье с 1844 года, осиротев, проживала дочь Александра Ланского, брата  второго мужа, Софья. Она и  старший сын  Александра Сергеевича Пушкина – Александр - полюбили друг друга и решили пожениться. Софье было 19 лет.  А. П. Ланская ( дочь Натали от Ланского) писала об этом: «…Соня была круглая сирота; мать знала ее с самаго детства, изучила ея тихий, кроткий нрав, те сердечные задатки, из которых вырабатывается редкая жена и примерная мать … Одним словом, этот брак являлся для матери исполнением заветной мечты …
          Дней за десять до свадьбы явился священник Коннаго полка, в котором брат служил, и объявил, что он отказывается совершить брак из-за родственных отношений… Мать тотчас же поехала к своему духовнику, протопресвитеру Бажанову, и вернулась страшно разстроенная. Он подтвердил ей, что это правило установлено вселенским собором, и сам митрополит не властен дать разрешения. Жених и невеста были как громом поражены. Оставался один исход — прибегнуть к власти Царя, воззвать к его состраданию и милосердию. Мать так и поступила. Ей представился случай лично изложить императору Александру Николаевичу историю этой юной, пылкой любви, изобразить разбитое сердце невесты на самом пороге  желаннаго счастья, и он отнесся сочувственно к обрушившемуся на них удару. Прокурору Св. Синода, графу Толстому было высочайше поручено уладить это дело…»
        Свадьба состоялась. 5 августа 1859 года у сына Натальи Николаевны, Александра Пушкина, и Сонечки Ланской родилась дочь, названная в честь бабушки — Натальей. Своей первой внучке Наталья Николаевна подарила кроватку красного дерева с кисейным пологом и связанное своими руками детское гарусное одеяльце.

        Тогда, в 1836-м, в преддверии и после  свадебных событий между Дантесом и Екатериной Гончаровой, поэт наверняка не собирался никого убивать и, возможно, даже не собирался стрелять – ведь именно так он поступал на всех своих состоявшихся дуэлях, никого не убил и даже не ранил. Среди этих событий,  не должно удивлять, что для Дантеса даже  была изготовлена защитная кольчуга, и он ее надел в роковой  день. Так что Екатерине этой дуэли опасаться не стоило –Дантес прожил 83 года, а она всего лишь 34, оставив четверых маленьких детей сиротами. Можно сказать, что это замужество стоило ей жизни. Наталья Николаевна прожила почти на 20 лет дольше и сумела вырастить, выучить и устроить всех своих детей – и от Пушкина, и от Ланского. То, как она боролась за их безопасность и благополучие – удивительная история сильной, умной, высоконравственной женщины –матери. Сюда нужно добавить, что по линии младшей дочери Натали и Пушкина в Англии проживает их потомок, королевских кровей, богатейший человек этой страны, английский олигарх. Это о многом говорит.  Биография Натальи Николаевны Гончаровой написана необъективно, потому что  писалась она в двух мирах, теперь уже далеких от нас, – Романовском и советском. И в обеих она была  нелюбима – в романовском из-за  неудовлетворенной страсти  Николая Первого, в советском – как жена, изменившая мужу - великому русскому поэту, придуманному большевиками «борцу с царизмом».
         



                6

             В этих событиях  осенних дней 1836 года почти все – загадки, не разгаданные и по сей день и некоторые из них не имеют никакого отношения к супругам Пушкиным и Дантесу. Создается впечатление, что дуэль то тормозится, то ускоряется, но не по воле Пушкина или Дантеса или даже Геккерена. Тогда по чьей же воле? Загадкой (и, видимо, навсегда) остается цель визита поэта к царю 23 ноября 1836 года и содержание их разговора. Хотя будь это известно, то мы могли бы точно знать, что же происходило на самом деле в эти дни. И остается лишь предполагать, как и почему развивались эти трагические события, но если посмотреть на них с совсем другой позиции. А именно – исходя из той обстановки  не только вокруг Пушкина, но и в государстве, и в Европе.
         В центре событий осенью 1836 года  в Петербурге – не Пушкин, а барон Геккерен,  изощренный политик и опытный  международный шпион, слуга нескольких правящих домов в Европе. От его информации, рассылаемой хозяевам, и действий зависело очень многое: и передел территорий конфликтующих стран, и их экономика, и судьба иных политиков.
      Давайте посмотрим, какие события разворачивались вокруг Нидерландов и Бельгии  зимой 1836 года - в преддуэльные дни для Пушкина и Дантенса в России – в стране, участие войск которой в освобождении Нидерландов в 1813 года от наполеоновского господства и восстановлении национальной независимости было с благодарностью воспринято голландцами. В начале ноября 1813 года русские казаки вошли в северную часть Нидерландов, 12 ноября – в Амстердам, освободили Утрехт и Бреду (в декабре 1994 года российский Государственный исторический музей предоставил властям Утрехта на время для экспозиции исторические ключи города, хранящиеся в Москве). В июле 1814 года Амстердам посетил Александр I, встреченный как освободитель. Русский император сыграл важную роль в становлении суверенного нидерландского государства в той его форме, в которой оно сохранилось и по сей день – сначала как военачальник, а потом за столом переговоров с руководителями других великих держав.
    Еще со времен начала своего правления король Виллем Первый как никто другой хорошо понимал необходимость сближения с соседними государствами с целью поиска возможных союзников. Враждебно-настроенная Бельгия и всячески поддерживающая ее Франция представляли большую опасность для Королевства.
В таких условиях альтернатив у Нидерландов было немного - единственными возможными союзниками против католического франко-бельгийского блока были протестантские страны. А именно - Пруссия вместе с другими германскими княжествами, страны Скандинавии, а также, как ни странно, Великобритания, которая постепенно пересматривала свою политику по отношению к Бельгии по причине недопущения усиления Франции.
                Уже зимой 1836 года в Королевском дворце Амстердама были подписаны союзные договоры с Пруссией и Данией. Чуть дольше шли переговоры со Швецией. И совсем надолго затянулись переговоры с Великобританией.
Начатая Пруссией война с Данией за немецкоязычную провинцию Шлезвиг поставила крест на датско-голландском союзном договоре - Виллем Первый не мог идти на самоубийственную войну с мощнейшей прусской армией ради защиты Дании. Все это заставило увеличить усилия по заключению альянса с Лондоном, тратя большие деньги на переговоры и улучшения отношений. В итоге, летом 1836 года союз все же был подписан.
          Тем временем, в приграничных районах бельгийское правительство собрало большую армию почти в 50 тысяч человек. Король Виллем тогда принял сложное решение - нанести упреждающий удар по бельгийским войскам - осенью 1836 года началась Война по возвращению Бельгийской Провинции. Как видим, это время совпадает со временем дуэльных отношений между Пушкиным и Дантесом, в которых оказался замешан и Луи Геккерен. Надвигался крупный политический скандал. Но причина его была, конечно же не в намечавшейся дуэли Дантеса, а в поведении самого Геккерена, допустившего крупный просчет в своей дипломатической деятельности – имеется в виду его послание министру иностранных дел Нидерландов о его разговоре с русской императрицей.
                Обязанности Ван Геккерена в Петербурге сводились к двум основным задачам. Во-первых, он в качестве своеобразного «семейного дипломата» был призван оберегать династические интересы. Наследник нидерландского престола Вильгельм был женат на Анне Павловне — сестре императоров Александра I и Николая I, с которыми поддерживал самые тёплые отношения. Во время битвы при Ватерлоо Вильгельм был заместителем Веллингтона, командовавшего англо-голландскими войсками. Брат нидерландского короля, принц Фредерик, был женат на сестре российской императрицы.
              Вторая задача касалась официальных нидерландско-российских отношений, основным вопросом которых в то время являлся факт провозглашения независимости Бельгии от Нидерландов. Когда в 1830 году Бельгия подняла восстание против Северных Нидерландов, король Виллем I обратился за помощью к державам, создавшим в ходе Венского конгресса 1815 года Королевство Нидерланды, объединив в нём Нидерланды и Бельгию. Июльская революция в Париже и восстание в Бельгии создали большие проблемы для Николая I. Он был уже готов отдать приказ о вооружённом вмешательстве, однако натолкнулся на возражения Нессельроде. Кроме того, началось польское восстание, в России вспыхнула эпидемия холеры, и король Нидерландов уже не мог ожидать от Николая военной помощи. Пришло время сказать своё слово дипломатии. В Лондоне была созвана конференция великих держав, на которой Россия продемонстрировала наибольшее понимание нидерландской точки зрения.
           Потребовалось немало времени, прежде чем в апреле 1839 года раздел Нидерландов и Бельгии был официально урегулирован. Всё это время Нидерланды держали крупные военные силы на бельгийской границе, и нидерландский кронпринц Вильгельм находился на юге страны в качестве главнокомандующего, проявляя всё меньше интереса к придворной жизни. В середине 1830-х годов разлад между сыном Виллема Первого и Анной Павловной достиг предела. Семейные неурядицы Анны и Виллема Оранского не являлись государственным делом — Анна писала о них напрямую брату Николаю и обсуждала с ним с глазу на глаз создавшуюся ситуацию во время встречи в Богемии. Само собой разумеется, что 22 мая 1836 года, сразу после возвращения Ван Геккерена в Россию во время первого его разговора с Нессельроде, обсуждался и бельгийский вопрос. Нессельроде дипломатично упрекнул Нидерланды в неготовности к уступкам. После этой беседы Ван Геккерен был приглашён к императору в Елагин дворец, где Николай высказал несколько весьма критических замечаний по поводу брака кронпринца и своей сестры Анны. «Вильгельм и Анна не должны больше ссориться в присутствии детей, — сказал император. — Это подаёт плохой пример». После аудиенции у царя Ван Геккерен был принят императрицей. Этот, уже третий в течение одного дня, разговор окончательно разрешил все сомнения нидерландского дипломата. Из сказанного императрицей Ван Геккерен понял, что нидерландская внешняя политика последних шести лет потерпела неудачу. Императрица сказала: «Зачем вы держите такую большую армию и такой большой генеральный штаб на границе? Это ведь больше совершенно не нужно». И добавила: «Разве только для того, чтобы доставить удовольствие кронпринцу, который, видимо, тяготится пребыванием в Гааге».
             Фактически Россия уже давно приняла решение больше не поддерживать Нидерланды в конфликте с Бельгией. В мемуарах Бенкендорфа мы читаем: «Голландский король оттягивал дело, в надежде разрыва между первостепенными державами, а с ним всеобщей войны, полезной для личных его интересов. Протоколы писались один за другим, противоречили между собой, не вели ни к чему, а между тем заставляли Голландию, Бельгию, Пруссию и Францию держать войска на военной ноге. Император Николай уступил просьбе прусского короля и общему желанию, решился сделать попытку склонить короля голландского к меньшей настойчивости и на этот конец отправил к нему графа Орлова. Но король, отличавшийся упорным нравом и всё надеявшийся, что возгорится европейская война, воспротивился всем убеждениям нашего посла. Тогда граф Орлов приехал в Лондон, где двор, министры и публика приняли его со всем почётом, подобавшим великому монарху, которого он являлся представителем, и личным качествам самого графа, привлёкшим к нему без различия все партии. После этой попытки наш государь предоставил времени решение голландско-бельгийского вопроса, как не состоявшего ни в каком непосредственном прикосновении к выгодам и пользам России».
        Теперь беседа с императрицей не оставила Ван Геккерену возможностей для иных выводов, чем те, о которых писал Бенкендорф.
        Ван Геккерен не мог не поставить в известность министра иностранных дел о столь серьёзном развитии событий. Но его секретная депеша попала в руки кронпринцу, который в конце сентября 1836 года пожаловался своему шурину Николаю на императрицу.
           В понедельник 23 ноября, вскоре после получения сердитого письма от Виллема, император дал аудиенцию Александру Пушкину, который 21 ноября прочитал свое оскорбительное письмо Геккерену графу Соллогубу. Аудиенция была, это доказано документально, но что там обсуждалось, так и осталось тайной. Поэтому можно предположить лишь версию. Этот шпион, разумеется,  сообщил о письме Пушкина царю.  И последовало приглашение поэта во дворец. Принято считать, что во время этой встречи Пушкин сообщил императору о поведении Ван Геккерена и Дантеса.
                7

          Был ли замешан в этой дуэли Николай Первый? Я бы не стала сомневаться –да, был. Почему? Тут две причины – высокая, которую мы уже рассмотрели, - международная политика из-за событий в Нидерландах и личная, из-за чувств императора к супруге поэта. Почему Пушкин перед женитьбой написал письмо Бенкендорфу как бы за разрешением вступить в этот брак? Потому что он знал, что на тех же  московских балах, где впервые блистала юная Натали и где впервые ее увидел Пушкин, словно окутанную сиянием, увидел ее и Николай Первый, который, безусловно, влюбился в девушку. То, что он был неравнодушен к ней, можно понять  и из ревнивых писем Пушкина к жене, и из  поведения царя в отношении  вдовы поэта после его смерти. Поведение это явно указывало на особые отношения императора и Натали.
         Но есть и еще один важный факт, указывающий на участие царя в травле Пушкина – это злосчастный «диплом рогоносца». В нем говорится об известном придворном рогоносце Нарышкине, жена которого 13 лет была любовницей Александра Первого. И этот момент ведет нас к печальным событиям в его семье, когда императрица Елизавета стала любовницей офицера Охотникова и даже родила от него дочь. Императорская семья очень переживала скандал, но выход нашла мать Александра, которая  взяла на службу фрейлиной во дворец  восемнадцатилетнюю Наталью  Ивановну  Загряжскую, внебрачную дочь  Ивана Загряжского, родственника Потемкина. Красавица она была необыкновенная и быстро перебежала дорогу несчастной Елизавете, влюбив в себя Охотникова, наверняка по заданию матери императора. Он оставил императрицу, а вскоре его  зарезали. Их  новорожденная дочь умерла. А Наталью Ивановну тут же выдали замуж за богача и красавца Николая Гончарова. Свадьба состоялась во дворце и была очень пышной. Но вот только молодой супруг Загряжской вскоре сошел с ума и ей пришлось самой  растить детей и ухаживать за больным мужем, пока в 1820 году она не унаследовала  усадьбу Малоярославец и навсегда покинула Москву, оставив мужа на попечение  взрослым детям.
        Так не с намеком ли на действия тещи Пушкина при дворе была указана фамилия рогоносца Нарышкина? Она перебежала дорогу императрицы в ее амурной связи, а Пушкин перебежал дорогу царю  в его желании обладать  дочерью известной  шпионки? И мог ли не догадаться Пушкин, о чем идет речь в анонимке и не почувствовать  серьезной угрозы в виде судьбы несчастного Охотникова?
      Здесь, как видим, сошлись очень  важные моменты: обнаруженное царем желание Пушкина стреляться с графом Соллогубом ради побега в деревню из столицы в обход запретного распоряжения императора и дипломатическая ошибка Геккерена. Заметим: в мае  посол возвращается в Россию и в мае же Соллогуб мирится с Пушкиным. В этом же месяце Натали рожает своего последнего ребенка от Пушкина и к осени выходит в свет. А сестра Соллогуба, за которой так откровенно ухаживал Пушкин, вдруг неожиданно уезжает в Европу. Но настоящие события развивались теперь уже по воле царя, который вытаскивает из дуэльной ситуации своего  родственника Соллогуба и ставит на его место Дантеса. Возможно, именно поэтому встревоженный Геккерен возвращается в Россию,  понимая, что его приемного сына, едва успевшего таковым стать, втягивают в какую-то непонятную и опасную игру. И он не ошибся: все блага, которыми осыпали молодого Дантеса в Нидерландах и в России, были лишь красивой оберткой для целей Романовых и Оранских. Вероятнее всего, дуэль готовили как раз с мая 1836 года – со времени, когда Натали родит и Дантес сможет приступить к своим ухаживаниям. И он приступил – не из великой любви, как он описывал, а по заданию царя. Ни одному заверению Дантеса о его чувствах к Пушкиной верить не стоит – какие чувства к женщине мог испытывать гомосексуалист, открыто проживающий со своим «папиком»? Если Пушкин перебежал дорогу Николаю Первому, то теперь Дантес перебегал дорогу Пушкину. Точно также, как  Наталья Ивановна Загряжская перебежала дорогу Елизавете, жене Александра Первого, по заданию его матери избавить их семью от Охотникова.
        И теперь правомерно задать вопрос: а хотел ли Николай Первый с помощью Дантеса избавиться от Пушкина? Сможет ли когда-нибудь и кто-нибудь ответить нам на этот вопрос?
       Все-таки между Охотниковым и Пушкиным большая разница. Хотя объекты притязаний одинаковые: Елизавета – жена императора, Натали – любимица царя, а что царское, то неприкосновенно. Но Пушкин к этому времени стал очень большим человеком, известным не только в России, но и в Европе. И его участие в дуэли с французом могло бы произвести особый международный эффект, нужный на тот момент Николаю, который очень не ладил с Францией из-за того, что на трон взошел в результате  революции король Луи-Филипп, называвший себя королем народа. Николай Первый, готовивший в стране  аграрную и промышленную реформы, очень боялся революций, и случись что с Пушкиным по вине француза, он мог бы лишний раз показать своим гражданам, что и французы плохие, и их король  никуда не годится. В итоге так и случилось – после смерти поэта в России вспыхнула волна недовольства иностранцами, которые в погоне за славой и деньгами убивают русских гениев. Именно по этой причине состоялась дуэль между Лермонтовым и сыном французского посла Барантом, который в открытую стал упрекать поэта в его осуждении всей французской нации – в стихотворении на смерть поэта. И хотя в итоге той дуэли 1839 года никто не погиб,  посол Франции потерял свое место и  Россия долго не принимала никого ему взамен, хотя окончательно и не разрывала дипломатических отношений с Францией.
         Если посмотреть объективно на поведение Николая Первого в отношении великих русских поэтов, то их смерти были ему очень выгодны как в политическом, так и в материальном смысле. Наверное, Александр Грибоедов  никогда не принес бы  империи  столько  денег, сколько он  принес их мертвым. За смерть русского посла Персия расплатилась достаточно, а вот сама его смерть для нас до сих пор остается непонятной. Также и от дуэлей Пушкина и Лермонтова с французами Николай получил большую политическую выгоду во время подготовки и проведения своих реформ. Но почему он все-таки их убил? Возможно, потому, почему был убит Охотников – и здесь была личная заинтересованность в смерти людей, посягнувших на то, чем владел или хотел владеть царь. В случае с Пушкиным это Натали Гончарова, а кто в случае с Лермонтовым? А в случае с ним – сама супруга Николая. Она была без ума от его поэзии, особенно ее привлекала поэма «Демон».
       Дело в том, что жена Николая Александра Федоровна после последних родов заболела и врачи запретили ей половую связь с мужем. У императрицы начались эпилептические припадки, что поменяло ее внешность и характер.  Причем,  припадки эти вероятно были сексуального характера. А в поэме «Демон» Лермонтов  изображает такие припадки у Тамары, к которой по ночам приходит демон и  иссушает ее своими любовными домогательствами. Императрица до такой степени увлеклась этим произведением, что по ночам заставляла его ей читать генерала Перова, губернатора Омска. И он  читал ей «Демона»  даже накануне своего похода в Хиву, откуда Николай  хотел получать больше количество хлопка для будущих ткацких мануфактур России. Император очень любил свою жену , и вполне вероятно, не смог выдержать ее увлечения  молодым поэтом. Тем более, что эта любовь в связке с болезнью императрицы  попахивала чертовщиной. Брат Николая Михаил Павлович вообще считал, что Лермонтов не просто показывает  демона вслед за немцем Гете в России, но  сам мнит себя дьяволом, а значит, всемогущим… В общем, в семье Романовых снова возникла  любовная ситуация да еще с признаками чертовщины, от которой нужно было избавляться. Ну вот и избавились – с помощью поклонявшегося сатане Мартынова в 1841 году.