Жаным

Когда застревала нога в борозде,
"моя Амина" я талдычил везде,
как будто заела пластинка.
Планета держалась на ржавом гвозде,
еда подгорала на сковороде,
дрожала в углу паутинка.
 
Я бился в падучей, горячку порол,
и мышцу опять настигал кеторол
в удушливом сплине палаты,
но всюду шептал я: "Моя Амина",
и нежной тоской уносило меня,
как будто бы рядом спала ты.
 
В той съёмной квартире, где фикус растёт,
я знаю, там не было краше растрёп,
в движении - рыжий костёр ты!
Пришли по позёмке, а утром - снега
по пояс, машины не едут, пурга,
и мы на полу распростёрты.
 
И сколько признаний ни брошу в камин,
и сколько ни глажу кудрявых Амин -
где в них твоя грация лисья? -
всё плавится, шкуркой искрится в костре,
как сумерки, тает на белом бедре, -
не в радость подделки, вернись, а?
 
Вернись по позёмке, по пуху зимы,
по хрупкому "снова", по злому "немы",
пройди эту пропасть по краю.
В вино я ныряю до самого дна,
"моя АминаАминаАмина,
минем матурым", - повторяю.
 
А ты отвечаешь: "Жаным, посмотри -
фламинго,
дрозды,
какаду,
снегири
пестрят за окном, как цыгане!"
Копну выпуская, струится платок,
и зарева всходит несмелый росток
над миром, укрытом снегами.