В западной зоне оккупации

1
Где-то в западной зоне оккупации в ноябре. На закате
Помимо предгорья Альп чувствуется перепад в зарплате,
В силе нажатия и качестве пижам.
По обе стороны осени - кружение листьев
В глазах бодрых восточных роялистов
На головы сонных парижан.

Багровеющие холмы, как без шкур брошенные бизоны,
Чертят линию свободной экономической зоны,
Откуда ушли индейцы. В ресторане рояль,
Ворочаясь крышкой в океане полной посадки,
При звуке «ба-бах» повторяет тушу касатки
Больше, чем повторяется явь.

2
Рефреном звучит, что территория от Одера до Вислы
Потеряна. Не помогли ни бусы, ни бутылка виски,
Ни замок на Рублевке с чучелом кабана,
Ни принятие, как смирился с ирокезом Ленин.
Будущее - это припарки тех поколений,
Что сказали: вам всем хана.

Там, где в маслянистом пейзаже маячит прореха,
Виднеются черепичные городки бывшего Рейха,
Которые, естественно, не при делах.
Всё, что там происходит, одним словом: сыро.
Потому между ними вечером покосило
Изгородь придорожных девах. 

3
Как и при кайзере, попасть сюда достаточно трудно,
Но возможно. Как завещали паровоз или судно:
На границе империй должны начать резню,
Исход  которой - стена. Без фюрера и чуда
Вид на неё с холма напоминает чью-то
Второстепенную мазню.

Оказавшись тут, вспоминаешь не под наклоном глобус,
А ещё ползущий наверх латвийский автобус,
В который с напитками в салон
Нельзя по причине западающего горизонта. 
И за тобой в окне следит очень зорко
То, что само уже сон.

4
Поддавшись ему, видишь в компании роскошной лани
Австрийского солдата, шуршащего костылями
В письмах, пришедших с очередной войны
За оторванные погоны неба с одной звездою.
И огороженные кресты дают шанс раздолью,
Не признавшему никакой вины.
 
В таком месте, заплатив по гамбургскому счёту,
Видишь в итальянские туфли переобутую босоту,
Испытывая при этом испанский стыд.
Где британский юмор в стокгольмском синдроме
Топит американскую мечту, и можно в доме
От французской любви простыть. 

5
В шкафу - не совсем прошлое но, как на востоке Китеж,
Здесь - это проступающий с черепами китель
Сквозь широко известный бренд.
Потому в моде - прикрытое торжество изнанки,
Что приносит когда-то примерной осанке
Уже непоправимый вред.

Нация не спит, но нация продолжает сниться.
У старухи, помнящей триумф, выпадает спица
Из рук и от марша сползает грим.
В горном пансионе для престарелых гномов
Белоснежка из Берега слоновой кости в новом
Мире думает о братьях Гримм.

6
Не кружевные занавески в хижине Ганзеля и Гретель   
Мешают Иванушке-дурачку увидеть согретый
Золотом Рейна рассвет, а только то,
Что между подвигами покинутые дали
Шепчут: «пойди туда-не знаю куда, и
Отыщи то, не ведаю что».

Вопреки воздуху и склонности к деспотизму
В настоящей возвышенности гора уступает низу.
Вечер окружает белокурый конвой
Освещения миропорядка. В забытье бытуя,
Шишки вспоминают, как спустилась туя
С вершины в укромный двор.

7
Невозможно представить, чтобы оказалась лажей
Жизнь настолько, что вокруг - старый лагерь,
Только уже миновавший дефицита пору.
Из двух зол выбирают на вилле или во хлеве
Не меньшее, а стены, что подряхлее,
Чтобы быстрее прогрызть дыру.

Давно исчезли дома, размолотые в бурый щебень
Союзниками. После налётов вернулся щебет.
Время не лечит, а просто передаёт
Всякую болезнь дальше по палате соседу,
Которого провожаешь после его «я уеду»,
Как покойника за поворот.

8
Чем дальше ушёл, тем больше кажется, что мало
Двигался вообще. Ночью слышны из тумана
Через границу убегающие костыли.
Не спится. Закупорив выпитой комнаты ставни,
Чувствуешь боль от свечи на подставке
Одного протеза на всех - земли.
 
В тёмном углу протез говорит солдату «Усни же.
Ты в западной зоне оккупации. Всё, что ниже
Пояса планеты ты уже не вернешь».
И под утро всегда в росистой постели от хвори
Всем индейцам снятся африканские корни
И, кажется, тёплый дождь.