Капли на стекле

Теплеет в городе. Серебряного льда
не выковать осеннему сварожью.
Повиснет над ноябрьским бездорожьем
рассвет, как сумерки, как мутная слюда,

и огустеет постепенно к ночи в синь.
В тумане всё, и дом плывёт в тумане.
Ни берегов у дня, ни очертаний –
так беспрерывно, беспробудно моросит.

Прикрыто солнце тенью Марова крыла,
как будто дни и не были другими.
Жива ли я? Подобно летаргии
спокойствие моё, такая тишь, да гладь.

А вдруг окажется – в тумане перешла
из яви в навь холодную черту я?
Как хорошо бесчувствие врачует,
как надоела памяти игла!

Пушистый плед, какао с молоком
не исцелят, но примиряют с настоящим.
Когда ударившему доверяешь настежь,
боль застревает слишком глубоко.

Дрожат под ветром капли на стекле.
Упрямицы! – пытаются цепляться.
Ну, прям как я, с завидным постоянством
на протяженье двух последних лет
там, где сцепленья не было и нет.

Конечно, милый, в окружении сирен,
охотно плечи оголяющих по пояс,
что значил искренний живой мой голос?
В сравненье с ними – серого серей.

Я понимаю как бесценен Муз приход.
Отдашь последнее и все моря в придачу,
лишь на рассвете крылья замаячат.
Но чтоб мечты мои живьём пускать в расход –

за что? Зачем кривые зеркала
сбивали певчих птиц с небес страницы?
Ты так решил и надо бы смириться,
а я всё не хотела, не могла.

Прости и не спеши меня жалеть:
не свой шесток сверчок наметил, мой хороший.
Ты был… и я была. Теперь всё в прошлом,
стечёт, как эти капли на стекле.

Ты знаешь, мне на памятном листке
остаться чувственно-прекрасной строчкой
тогда хотелось очень сильно. Очень.
Зато проститься можно налегке.

Всё с нами к лучшему, увидишь. Не грусти.
Будь трижды счастлив, не моё ты ладо.
Вернётся Муза на ветрах крылатых
и будут строки. Стоит только мне уйти.