Джойсо-Улиссо-словие

Записала свои видео-впечатления об "Улиссе" и выложила на ютуб:
https://www.youtube.com/watch?v=Sx4oV6ROA44

24.11.2024.

Слушая «Мессу папы Марцеллия II» Палестрины, написанную в память упомянутого папы Римского, который скончался в 1555 г. и понтификат которого продлился всего 22 дня, о которой Джойс однажды сказал: «Написав "Мессу для папы Марцеллия", Палестрина превзошел себя как музыкант и спас музыку для Церкви», приступаю к своему послесловию к «Улиссу».

И вот мой главный вопрос: как можно просто сказать о сложном? И чтобы ответить, дам отсылку к одной из мыслей, который развивает автор, используя своего персонажа Стивена Дедала:

«Время поставило на них свою мету...» - мысль об уничтоженных возможностях - реминисценция Аристотелева анализа различий между «потенциальным» (множеством возможностей) и «актуальным» (единственной осуществившейся возможностью) в «Метафизике» с фундаментальным вопрошанием:  «Или то лишь было возможным, что состоялось?» отсылает к обсуждению различий между поэзией и историей в «Поэтике» (8.4-9.2): по Аристотелю, первая описывает то, что было возможным, вторая же — то, что состоялось. Наконец, слова (ниже) о движении как переходе возможного в действительное — почти цитатно близки к определению движения в «Физике» (3,1).

Когда читаешь текст, не отвлекаясь на ссылки и пояснения-примечания, трудно охватить весь вселенский авторский размах и объем эрудиции, которым оперирует, который препарирует и объективирует Джойс, переводя реальное в возможное и обратно.

Джойсовские реальные жизненные коллизии, друзья и враги, кредиторы и родня, соседи и случайные встречные водоворотом имен и фамилий, представленных в чистом виде и перевранных, настоящих характеров и их гротескных фантомов как из рога изобилия фантасмагорического воображения словесного водолея вливаются в море его романа.

Да, именно море, а не конструкция по мнению одного интерпретаторов «Улисса», мне слышится, видится, плещется со страниц ирландско-мировой одиссеи. Потому что опять же темы, подтемы, сверхтемы и низ-темы – плавное и неспешное колыхание и переплетение водорослей у берега, слияние течений, учений, нравоучений и богоотречений в необъятном для постижения, но притягательном горизонте водного полотна, представленного автором. Вода, как стихия, наиболее любима греками, и потому у Гомера оно «винноцветное», с него всё начинается, им всё завершается с потоко-сознательно-бессознательным мысленно-чувственным монологом Молли-Пенелопы. И что это, как не лоно матери природы, или Геи-Земли, которая рождает плоть от плоти своей человека на время текущего Дня Жизни, пока Ночь Смерти не вернет душу сияющей звездой обратно в космическую вечность - Вселенную-Небо.

Блумсдей – так называют нескончаемый день странствий по улицам Дублина и его окраинам обычного человека в лице Улисса-Одиссея-Леопольда Блума, еврея по национальности и ирландца-чужака по социальному статусу, коммивояжера и рекламного агента, в трудах и томлении духа добывающего себе хлеб насущный, хитроумца и прагматика, любящего свою жену и прощающего ей адюльтер, погруженного в суету сует мирского и при этом склонного к сочувствию, готового на щедрость доброго самаритянина.

Дедалсдей – странствия странного поэта-учителя-мастера, который ищет себя, рефлексирует обо всем видимом и происходящем, размышляет вслух перед зрителями о Шекспире и Гамлете, думает об умершей матери и борется с богом, при этом в лучших традициях самого лучшего иезуитского классического образования, которое включает чтение на греческом Гомера и на латыни Фомы Аквинского и Аристотеля.

Моллисдей – о котором мы контекстно и подтекстно узнаем из мыслей ее мужа и в виде прямого потока сознания безпаузизнаковпрепинания в финале с многократным «да» витальному морю жизни и любви, как она есть данная в ощущениях человеческой телесности с проблесками иного света.

Чтобы составить свое, незаангажированное мнение о романе, мой первый подход к нему ограничился чтением всех глав, без перехода на примечания. Теперь же, читая дополнительную информацию об авторе, о реалиях, которые сопровождали создание самого известного, при этом самого нечитаемого романа 20 века, отдаю себе отчет:
эрудиция и бэкграунд литературный, философский, богословский, музыкальный, научный, политический, исторический у Джеймса Джойса был настолько велик, что проникнуть в его иносказания, в его цитаты без кавычек сложно, трудно, практически невозможно. И потому его поэзия выходит на уровень эйдоса Сократа-Платона, где существует космос, ноосфера, которая, как метафора целостности для малости и незначительного, мастер-Джойс ставит себе как основу основ.

В чем богоборчество автора и его героя Стивена? В том, что он сам провозглашает себя демиургом, разум которого способен из всех невозможностей создать Возможное, Историю Одного Дня. И сакрализировать этот единый день обычной жизни обыкновенных людей до героического, божественного статуса.

В этом сила романа и его слабость. Потому что обывателю не нужно «многабукф и многаслов». Каждый верит в то, что попроще, попонятнее, что принесли на тарелочке с голубой каемочкой родители, церковь, политическая система, национальность и коммуникация с ближним своим. И большего нет. И не надо стремиться куда-то.

Так чем же стал для меня «Улисс»? Началом. Вопросом, на который нельзя ответить однозначно, двузначно, только многозначно. И то не сразу.

Да! – говорю я Джойсу, его загадкам, его хитрым, а кажется, невинным улыбочкам джоконды, разбросанным щедрым интеллектом мастера по всем усюдам, его подсказкам и отсылкам, его эрудиции и странностям, его глубококопанию и стилеподражанию. Метемпсихозу, упомянув который, он поставил во главу угла происходящего, используя все существующие до него литературные стили и языковые возможности, чтобы реализовать самый монументально-парадоксальный проект литературного человечества, создав свой собственный миф, на котором проступают всевозможные, невозможные, существующие и скрытые мифы и миры прошлого, настоящего и будущего.

После первого прочтения романа «Улисс» нельзя поставить, как это делает в предпоследней главе, глядя на уснувшего Блума, автор жирную, как черна дыра, космическую точку. Это чтиво будет будоражить воображение, пахтать внутреннее море подсознания, будить новые мысли и противоречивые ощущения, и призывать к себе, как сирены, чтобы снова и снова возвращаться к тем или иным главам, перечитывая, стараясь заметить то, что не открылось ранее.