Хмельное лето. Глава 7

Глава 7.
Проснулась Надя от монотонного шума, происходившего где-то в глубине дома, а может и на улице. Она лежала с закрытыми глазами и вспоминала, где она и что происходит. Прислушалась. Шум прекратился. Тело её было сжато, словно спеленали её.

Открыв глаза, она сначала не сообразила, где находится и сколько сейчас времени. Осмотревшись и прислушавшись, сделала выводы, что она у себя дома, лежит в собственной кровати. По полоске света под дверью, сообразила, что это полоска от солнечного света. А в комнате ещё темно, посмотрела на окно, увидела его наглухо закрытым плотными шторами, а солнце стоит повидимо уже в зените. А может, ещё нет, но около того.
Надя удивилась.

– Как я могла так долго спать? И кто закрыл шторы? Спросила она себя. Я их совсем не закрываю никогда, с тех пор, как Мишенька стал спать отдельно в своей комнате. А это уже больше двадцати лет. Странно. Мишенька заходил?

Она осмотрела себя, в полумраке, свою кровать, и удивилась ещё больше. Кровать была застелена, как она её застели ещё утром, а она лежала поверх покрывала в джинсах. И почему-то была накрыта пледом.

– Странно. Я что всю ночь проспала в одежде? Но, почему тогда Миша меня не разбудил? Он всегда перед сном заглядывает ко мне, когда бы он не вернулся домой. И если я сплю в кресле с книгой в руках, обязательно разбудит. А что сейчас? Главное пледом укрыл, но не разбудил. А работа?
Я пропала всё на свете, и на работу опоздала. Но в голове пролетела мысль «Выходные же».
И правда, чего это я всполошилась? Точно ведь сегодня ещё воскресенье.

Надя успокоилась и повернулась на спину, вытянулась во весь рост, стараясь привести своё тело в норму, растянуть позвоночник, мышцы ног рук. С удовольствием тянулась в разные стороны лежа в кровати, поворачивала и тянула руки и ноги в разные стороны и с перекручиванием. И ещё постаралась очистить голову от лишних мыслей, глубоко задышала и попыталась закрыть глаза.
Глаза конечно не закрывались. Она уже чувствовала себя лучше. Вспомнив вчерашние приключения с захватом дома, она охнула и села на кровати.

– Ой! А я об этом совсем забыла.
Она быстро вскочила и бегом побежала к двери, но остановилась, подумав.
Пойти на кухню в этом виде, или всё же принять душ. И решила, что минуты проведённые в душе очистят не только её тело, но и мысли. Она так и сделала, вернулась и вошла в ванную комнату, посмотрела в зеркало.

Нндаа! Надежда, до чего ты себя довела. Улеглась на кровать в уличной одежде, да ещё и спишь в ней. Вот твоё тело и не отдохнуло.
Сказала она себе, и раздевшись встала под душ, ванну решила не набирать.
А то ещё расслаблюсь.

И уже стоя перед зеркалом, немного подсушивая волосы феном, посмотрела своё лицо и удивилась, её лицо сияло свежестью и ей показалось, что и мимических морщинок стало меньше.

– Такого не может быть. Ааа, показалось. Махнув рукой, произнесла Надя и внимательно смотрела в зеркало, помолчав, продолжила.
Но если верно передаёт зеркало, то я себе нравлюсь. В свои сорок шесть лет, я выгляжу прекрасно. Мне кажется, даже моложе. Моложе Лиды и Марины я и раньше выглядела молодо. А сейчас что?
Ну у Марины семья больших размеров. Вот и молодец. С детства была обделённой, а вышла замуж решила, что у неё будет не меньше троих детей. Но боги наградили её и подарили ей пятерых. Два раза близнецов им подарила природа. Двух мальчиков и двух девочек, а самый старший и первенец сын. Больше всего радовалась тётя Лариса и говорила.
«Сын у меня один, а внуков будет много. И успокаивала Марину. Родная моя, не печалься. Это счастье».

– Да у них в семье счастье. Настоящее счастье. И тётя Лариса любит Марину и относится к ней, как к родной дочери и говорила.
«Я всегда хотела девочку, но у меня только Серёжка. И вот мне подарили такую красавицу, с которой у меня душа поёт в унисон».
– Да, уж. У них в семье полная гармония. Так и живут вместе. Позже Серёжа с отцом пристроили огроменный добавок к дому. Получился у них дом почти, как у нас. И все вместе так и живут.
Произнесла Надя, вспомнив о Марине.

У меня тоже с сыном полная гармония и с будущей невесткой тоже. А как же, я её с рождения знаю. И часто нянчилась с ней. Сначала меня смущала любовь сына. Что ни говори, но хоть далёкая, но родня. Светланка, доченька Марины. Но бабушка что-то посчитала и вычислила, и составила всё древо рода. И оказалось, седьмая вода на киселе.

«Жениться можно и кровосмешения нет никакого. У меня и Ларисы только лишь одинаковая фамилия оставалась. У предков ещё в глубоком времени ветви разошлись. Какие-то предки были общими, теперь ничего не значит. Внуку своему желаю счастья. Что там потомок семиюродного деда, а она и ещё дальше. Так, что женитесь и будет вам счастье»
Говорила бабушка. И Надя рассмеялась, нанося питательный крем для лица.

Одевшись, она пошла на кухню и почему-то почувствовала себя не уютно. И почувствовала ломоту в костях.
Переспала, что ли? Вроде после душа хорошо было. А сейчас мне захотелось потянуться так, чтоб все косточки захрустели.
И Надя не стала себе в этом отказывать. Шла и потягивалась с хрустом, так, что стало приятно телу.

– Вот почему-то я чувствую себя первоклашкой, которая ещё толком и буквы не знает, а её заставляют разгадывать ребусы? Почему я сегодня так себя чувствую?
Спросила она себя, открывая дверь кухни, Надя себе же и ответила.
– Почему, почему, да всё от несносного рэкетира, или кто он там? Бандит? Или банкир? Хотя всё это одно, и тоже. Что....

Увидев в кухне то лицо, о котором она так не лестно сейчас говорила, она так  и замерла, Он стоял возле стола и орудовал соковыжималкой, посмотрел на неё, улыбнулся и произнёс.

– Доброго дня, Наденька. Как спалось? Надеюсь, бандит банкир не снился вам? Сон хороший и красивый был?
Надя остановилась, и все слова и мысли у неё вылетели из головы. Почему-то она не ожидала увидеть его и замерла в немом изумлении. А он продолжил.

–  Вам к лицу этот прелестное платье, вы в нём обворожительная.
–  Обычное домашнее платье. Недовольно ответила Надя.
–  Вы не выспались? Что-то вы, чем-то не довольны. А я надеялся, вы будите спать долго и сон уберёт у вас все нехорошие эмоции вчерашнего.

Надя смотрела на него в недоумении, мысли, которые возникали в её голове, были не утешительными, но не успела сообразить, что это и к чему они ведут, он произнёс.

– Я вам сок сделал. Очень вкусный и полезный.
И протянул ей высокий стакан с соком интересной расцветки. Разные цвета соков были словно радуга в стакане. Надя машинально взяла стакан, и молча смотрела на него и в её голове возникли уже другие мысли.

«Интересно. Как он это сделал, почему цвета не смешались? Да ещё под углом. Настоящая радуга».
А он, словно услышал её, а может и услышал, улыбнулся и ответил.

– Разной плотности вот и не смешиваются, и ещё осторожно налил, ловкость рук и никакого мошенничества. Это, чтобы тебя повеселить. Радуга, ведь это прекрасно. Так ведь, Наденька?
– Вы читаете мои мысли?
– Я не читаю ни чьи мысли, мне это не надо. Но у вас всё написано на лице.
Он протянул к ней руку, но она резко выставила руку со стаканом вперед и чуть ли не в истерике произнесла.

– Не подходите! И ещё раз на низкой ноте произнесла. Не подходите, я закричу.
– Что вы Наденька? Что с вами? Спросил отступая. Я ничего плохого вам не желаю и не причиню вреда.
– Вы уже причинили.
– Я вас чем-то обидел?
– Да, обидел. Вы ворвались в мою жизнь.
– А разве это плохо?
– Да, очень плохо. Вы отобрали наш дом, присвоили всё дело Миши.

– Дом ваш я не отбирал. Наденька, вы не знаете всех обстоятельств и я отдаю вам дом ваш назад. Вот возьмите, вот бумаги лежат на обеденном столе. Возьмите и делайте с ними что угодно, порвите, сожгите.

– Я хоть и деревенская, но все же грамотная и прекрасно понимаю, что вы вертите этими бумагами, это же копии. Я не открывая их, знаю, что копии, отксерены на хорошем принтере. А настоящие у вас хранятся под семью замками и за семью печатями. Разве не так?

Он улыбнулся, провёл пальцем по своему лбу, взял другой стакан с соком стоящий на столе и ответил.

– Наденька, пейте сок, он полезен.
– Да, счас прям. Неизвестно чего вы туда натолкали. Нет уж. Пейте сами.
– Какая вы подозрительная, Наденька.
– С вами будешь подозрительной. И не называйте меня Наденькой.
– Хорошо, я придумаю для вас другое ласкательное имя. А сонная, вы такая беззащитная и милая. Ваши коготочки спрятаны. И  вы такая безмятежная.

Пока он говорил, к ней вернулись прежние мысли, что вертелись раньше и у неё и они только, что созрели и Надя не раздумывая выплеснула их.

– Ах, вы мерзавец! Так это вы заходили ко мне в спальню? Да я, да я.....
Надя не могла выговорить больше ни слова, а он, улыбнувшись, ответил.
– Не такой уж я мерзавец, как вы себе представляете. Я стучал, к вам в обе двери, но вы не ответили. Приходил, чтобы ещё предложить вам ужин, но вы так крепко спали. Тревожить я вас не стал. Успокойтесь, Надежда, и что такого, заглянул к вам в комнату?

– Ты, вы, ты, да знаешь, кто ты? Надя задыхалась от гнева.
– Знаю, Павел я.
– Мерзавец вы, а не Павел. Я запрещаю вам близко приближаться к моей части дома.
– Это не возможно, Наденька, мимо ваших комнат мне придётся ходить, на второй этаж. К лестнице идти мимо ваших комнат.
– Значит, будите подниматься по другой лестнице. Ну, увидели меня спящей, закрыли бы дверь и ушли. Зачем.....

– В ваше окно светила ярко луна, свет её мешал вам, я и закрыл окно. И вас пледом укрыл. Не сердитесь, Наденька, больше никогда такого не повториться.
– Знаете, что? Вы ведёте себя очень отвратительно.
Произнесла Надя, в горле образовался ком, глаза её наполнялись слезами и готовы уже потечь, но Надя быстро среагировала, что этим она показывает свою слабость. Проглотив ком, и сузив глаза, она произнесла.

– Ненавижу! Меня ещё никто так не унижал, я вам такое никогда не прощу.
Надя отвернулась так, как слезинка скатилась на щеку.

– Простите меня, Надежда Михайловна, но у меня и в мыслях не было, унижать вас. Вам показалось. А унижений вас в вашей жизни и без меня хватало. И повидимо с лихвой, как я заметил. И это надо исправлять.

– Как? Новыми вашими унижениями? Удивлённо спросила Надя. Вы начали меня унижать ещё с вечера пятницы.
– Чем это я вас унизил? Тем, что попросил вас стать моей супругой?
– И это тоже. Да, кто вы такой?
– Ты уже наешь, кто я такой. Павел. И давайте обращаться к друг другу на ты. А то «вы», это множество. А нас всего лишь по одному. Познакомимся ещё раз? Павел Михайлович Демьянов, партнёр в деле твоего сына и выходит мы теперь ещё соседи. Дом у нас один, но комнаты разные. Получается, как отдельные квартирки.

– Квартирки? То, что ты захапал, это называешь квартиркой? Маленькой такой, около двухсот квадратов.
Надя от гнева стала задыхаться и перед глазами у неё замелькали картинки, как тогда, когда у неё искажалось зрение. Она закрыла глаза, а открыв, все эти видения остались на прежнем месте, и как ей показалось, их стало ещё больше. Она застонала и произнесла.

– Да, что же это такое? Это, это..... Это всё не то. Что-то ещё есть. Главного не видно и почему две луны?
– Какие две луны? В удивлении спросил Павел.
– Не знаю. Большие две луны.
Слабеющим голосом произнесла Надя, её сознание не могло вместить в себе, всё то, что Надя не могла освоить, а подсознание все выдавало и выдавало. Подкидывало ей всё новую и новую информацию видениями, картинками. Она не выдержала и стала опускаться на пол, и вовсе теряя сознание, и лишь спросила.

– Ведь это всё неправда?  Сознание её заполнилось туманом.
Павел подхватил её на руки, держал, и думал, что надо сделать. И наконец, он сообразил, что надо отнести её и положить, где-нибудь. Он понёс её в её комнаты, но вспомнил, что она запретила ему входить туда, вернулся, прошёл в гостиную и положил на диван. Похлопал по щекам, но её сознание не думало возвращалось в неё.

«Какая ты впечатлительная, Наденька. Что с тобой? Эмоции зашкалили? Я уже давно здесь и наблюдал за тобой. Ты была спокойной. Моё появление таким манером повлияло на тебя? Прости, мне очень жаль».
Думал Павел, ища аптечку на кухне.

–  Да, где же она?
Так и не нашёл, просмотрев все столы и шкафы, произнёс. Вероятно она совсем в другом месте. Откуда её вчера приносил Михаил и куда унёс, неизвестно. Тогда он набрал холодной воды в бокал и пошёл в гостиную.

А Надя в это время была далеко, далеко, в тумане. Туман растворялся, и она увидела себя, на берегу океана, сидела на песке и с восторгом смотрела на луны, их было две, свет их был настолько ярким, что его не прятали даже пролетающие тучи, и солнце поднималось и своим светом меняло сияние лун, они сияли ещё ярче. Надя завороженно смотрела на такое зрелище. Ещё никогда не видела такое. А чтобы две луны, которые висели в небесах почти рядом, слово подружки, вообще никогда не видела.

– Откуда взялась ещё одна луна?
Спрашивала она, как услышала шаги, она повернула голову, увидела, к ней быстрым шагом приближался Дирамий.
– Проснулась? Вышла погулять? Идём, ясная моя, нас ждут.
– Кто ждёт?
– Идём, сейчас увидишь. Ты согласилась на венчание. Нас ждут.
– Да, да, мой любимый. Я ждала этого.
Надя подала ему руку и не успела осознать, как это всё происходит, и она оказалась в другом месте. Они шли по дубовой роще. Тропинка петляла между огромных дубов.

– Ого! Я таких деревьев даже в книгах и в кино не видела. Произнесла Надя. Их, наверное, и десятерым не обхватить.
– Нет. Потребуется больше человек. Улыбнулся Дирамий.
Это не простые дубы, они охраняют источник, чья сила ещё только зарождалась. Каждый дуб, это живой дух. Дух каждого рода. Они соединяют наш мир с другими мирами. Они всё слышат и отзываются, если требуется, пополняют силы. Тебе это требуется. Ты когда-то здесь жила и твой дух рода помнит тебя. Протяни ладонь и иди на зов.
Надя протянула ладони вперёд и через мгновение она услышала звон в ушах, затем зов.

«Сюда, дитя, дух рода Весттейзис ждёт тебя более ста лет».

И Надя пошла на зов, ловко петляя между огромных деревьев, и вскоре она уже была возле дуба. Безошибочно, сердце её само привело.
Она прислонила ладони к шершавой коре. Дерево было тёплым, а под ладонями оно стало разогреваться и через мгновенье Надю притянуло к дереву всем телом. Она прислонилась всем телом, раскинув руки по стволу. Дерево задрожало, а в сердце она почувствовала не то, чтобы укол, а какое-то шевеление. Послышался звон и всё это распространилось по всему телу. Вибрировал дуб, вибрировало Надино тело.
Что делать дальше Надя не знала, а ей не пришлось спрашивать, её качнуло и слегка отбросило назад от дерева. Во рту она почувствовала ароматный терпкий вкус. А вот, что за аромат, она не определила. Но было вкусно.

– Спасибо. Прошептала она. А потом, что-то с ней произошло, она услышала в своих мыслях.
– И что это за спаси бо?
– Ой! Я же не какая-то там овца, пасти меня нет резона. Благодарю тебя, Дух Рода моего.
– Это другое дело. А какое мне благо даришь?
– Любовь. Любить. Дарю любовь.
– Это по-нашему. Быть любви везде.
– Всё? Спросил Дирамий.
– Наверное.
– Звон замолк?
– Да, замолк. Хорошо-то как. Прям, такая благодать. Ощущаю её всем телом и нутром. Как будто птица счастья в меня влетела. И Надя пропела.

Птица счастья завтрашнего дня, прилетела крыльями звеня....

Дирамий тихо и радостно рассмеялся и произнёс.
– Идем, нас ждут в другом месте.

Взял Надю за руку, и они оказались снова в другом месте.

«Никак не привыкну к таким перемещениям. Как всё это происходит?
Подумала она. Неважно потом узнаю, главное со мной мой любимый».

Очнувшись от перемещения, она увидела. Огромное дерево, рядом, с ним, но чуть поодаль лежала каменная плита
Дирамий подвёл её к этой огромной каменной плите. На одной её стороне было расстелено то ли половичок, то ли вышитое полотенце В середине плиты стоял ещё камень, он служил столом и на нём расстелено вышитое полотенце, а там были короны и ещё что-то. Надя не успела разглядеть, её отвлекли люди, стоявшие по периметру плиты, мужчины и женщины, в красивых одеждах. У женщин одежды были длинные, полностью скрывали ноги, лишь носочки обуви выглядывали из-под одежды.

«Как красиво, платья одно краше другого».

Надя посмотрела на себя и удивилась, на ней был её сарафанчик, но облеплен живыми цветами. Выглядело это красиво, но Надя полюбоваться не успела так, как Дирамий взял её под локти и поставил на полотенце, расстеленное на плите, и встал рядом с ней. Он стоял и держал её за руку и что-то говорил ей. Что? Она от увиденного и от удивления, и от счастья мало, что слышала, лишь думала.

«Как во сне. И вот мой сон воплотился»

А она в том сне она была счастлива. Очень счастлива. Как никогда и такой счастливой больше не была. Сквозь эмоции счастья она, слышала слова о любви. Сердце её радовалось, горячая волна влетела, заполняя всё её тело, и вылетела из груди, разлетаясь в разные стороны. В сердце её был восторг, улыбка не сходила с лица. Что-то говорил Дирамий, что-то говорил ещё кто-то. От радости, она слушая всё, как в тумане и ничего не могла разобрать, как будто слова летели сквозь неё и не задерживались. В сердце задержалось только счастье и радостное воодушевление.
Она почувствовала сжатие её ладони, увидела улыбку Дирамия сквозь туман и шевеление его губ. Дирамий говорил,  что-то там о защите и доверии, о крепкой любви. Всё это не навязчиво шелестело в её мозгу, но когда назвали её имя, она встрепенулась и стала вслушиваться в слова.

– Зоренька моя, ты же осознаёшь, где любовь истинная, там не нужны слова такие, как веришь или не веришь. Мы долго были в разлуке и встретились с тобой вновь.

– Навсегда? Спросила она. Вокруг стало шумно. Кто-то и что-то говорил. Перед ней остановилась женщина. А Надя словно в тумане, но почувствовала, как что-то ей надели на голову. Она потянулась рукой, чтобы пощупать, что это, но женщина убрала её руку, сказав.

– Осторожнее, нельзя, чтобы корона упала.
И тут же услышала совсем другой голос.

– Клянёшься ли ты Зоряна-Надежда перед духами рода Диантрес. Чтить традиции нашего рода, беречь и защищать семью, дочерью, которой ты станешь. Клянёшься быть честной перед своим супругом, не утаивать знания, способные навредить ему и роду, потомкам?

– Какие знания? Спросила она. Я ещё только учусь, но определить и лечить болезни я уже умею. Если эти, то естественно поделюсь своими знаниями. Других у меня нет. А так, клянусь. Да. Клянусь!

И после слова «клянусь», она подняла подборок вверх и встретилась с взглядом Дирамия. Он улыбался, и надевал ей колечко.
А у неё ёкнуло сердце. Кольца-то у неё для него не было. Но кольцо нашлось, откуда-то, как бы ниоткуда, в её ладошке появилось кольцо, и она надела ему на палец. Он улыбнулся, чуть нагнулся и подтянул её пальцы к своему рту и поцеловал и ещё сказал.

– У тебя на пальчике колечко. Не подаришь мне на долгую память?
– Моё кольцо? Но оно такое маленькое.....
– Это ничего не значит, сейчас его сделают по моему пальцу. В нём камешек с твоего мира, это кольцо будет нас соединять.

Надя сняла колечко, подаренное ей братом на шестнадцатилетие и даже не успев, что-то сказать или подумать, как кольцо исчезло у неё и через несколько секунд появилось вновь у неё в руках большего размера, и надела ему своё личное кольцо, а он произнёс.

– Клянусь вечно помнить тебя и ждать. Мы обязательно будем счастливы.
– Я тоже клянусь, и верю, мы будем счастливы.

– Клятвы приняты и наполнены силой. И ваша сила слилась и увеличила силу рода Диантрес. Да, будет так! Клятва не ограничивает, а даёт тебе, Зоряна, преимущество в твоём мире. Так и есть!
Услышали они слова и стук посоха старца о каменную плиту.

Старец был в странном одеянии. Такое одеяние Надя видела в кино, в него облачались звездочёты.
И солнце засветило ещё ярче, и исчезли луны.  И он поцеловал её.
Он целовал её с особой осторожностью, словно она мираж, который может рассеяться в любой миг, словно боялся, что она может исчезнуть.

–  Пойдём, нас ждет незабываемое наслаждение. И взял её за руку, но Надя успела его остановить.
–  Подожди. Лишь минутку. Скажи, как мы перемещаемся? Я понимаю, ты меня перемещаешь, я то не могу.
–  Здесь и ты сможешь, лишь пожелать тебе. В каждом из нас своя стихия, при помощи её и перемещаешься. Но в твоём мире тебе будет трудно, надо подпитываться, а не уверен, есть ли там артефакты накопители. Ты можешь истратить весь потенциал, но так и не дойти до точки назначения. Я там был всего однажды и на короткое время. Мне было трудно.

– Почему? Спросила Надя.
Они шли медленным шагом, к дому на берегу океана, где Надя жила там с момента попадания в этот мир. Дом был сказочным теремком. И Наде он нравился.

– Неверное распределение сил, не успел подготовиться, и восстановился только уже дома. Здесь все витает в воздухе.
– Что витает?
– Можно сказать, магия, энергоны. А в вашем мире магии нет, он слишком уплотнён. Если кто и имеет такой потенциал, то это не обычные люди. Энергоны подаются из вселенной. Для каждой планеты они свои.

– А как же ты вернулся?
– Хранитель мой всегда со мной, он и помог.
– А сейчас ты сможешь?
– Сейчас смогу, но обстоятельства.... Зоренька не будем о печальном. Хочешь, я тебя развеселю?
– Хочу. Да, да. И Надя засмеялась, не дождавшись его шутки, а он улыбнулся и ответил.
– Нашим девушкам и многим женщинам очень понравилось твоё платье.
– Правда? Удивлённо спросила Надя. Но оно же простенькое, домашнее. Я даже не знаю, как цветы на нём оказались, подул ветер и они прилетели и как-то облепили моё платье.
– У нас в городе все мастерские заняты пошивом таких платьев.
– Да? А я-то думаю, отчего так рассматривали моё платье, когда мы были в городе.

Он засмеялся и стал целовать Надю. Надя чувствовала движение, она поняла, они медленно двигаются, перемещаются. Их обдувало ветерком, глаз она открыть не могла, поцелуй её захватил полностью. Лишь почувствовала берег океана.
Они оказались на берегу океана, на белом песке он целовал её снова и снова. От поцелуев рождались такие волны страсти, которые лишают разума и поднимают к вершинам, где рождается вселенная. Она впитывала все его ласковые слова, которые оставались, мягко просачиваясь в её сердце.

– Зоренька ясная моя.....
Налетела волна, обрызгала их прохладной водой и эта же волна подхватила Надю и опустила в туман. Туман растворился, она плыла в лодке по своей реке. И снова прохладные брызги падали ей на лицо и на лоб опустилось, что-то холодное и влажное. А руку сжимала чья-то ладонь.

– Дирамий! Как я люблю тебя.
Прошептала она и открыла глаза и очень удивилась.

На неё смотрел всё тот же ненавистный банкир рэкетир. И он же сжимал её руки, растирая их, массируя каждый её палец.
– Наденька! Наконец-то очнулась. Что с тобой случилось?
– Не знаю. Разочарованно и тихо ответила она ему.

Разочарование обступило её плотно, заныло сердце. Только, что в сердце был восторг, и вдруг всё исчезло. Только, что была рядом с любимым, ощущала неимоверное счастье и вдруг всё исчезло. Стало пусто, потухла искра, потухло всё, лишь отзвуки любви энергией временами пролетали по её телу, но через несколько секунд стало пусто. Надя вздохнула, в глазах стояли слёзы. По вискам стекало что-то прохладное.

– Ты врач, всех лечишь, а сама когда-нибудь проходила обследование?
– Что мне обследоваться? Я здорова.
– Оно и видно. И часто у тебя обмороки бывают?
– Пока вас не знала, ни одного не было.
– Вы считаете, это я вас подвёл к этому?
– А кто же ещё? Конечно вы.
– Да, по-вашему, я рэкетир, бандит.
– Я не утверждаю. Но, а кто же вы тогда?

Надя хотела встать, приподняла голову, но он нажал рукой на лоб, поправляя повязку, и произнёс.

– Лежи, Наденька, рано ещё вставать.
Надя взялась за повязку на лбу, хотела снять, но он снова отвёл её руку.
– Что вы делаете? И почему уксусом так пахнет?
– Я пропитал салфетку яблочным уксусом.
– Зачем?
– Чтобы привести тебя в чувство.
– У меня нет температуры и голова не болит. Зачем уксус?
– Я не нашёл у вас аптечку. Где взять нашатырь? На кухне её нет. Пришлось применить уксус.
– Естественно нет, она в кладовой в шкафу на верхней полке.
– Почему в кладовке? Обычно люди на кухне держат.
– Это у обычных людей, поэтому детям доступ хороший к лекарствам и отравлений детей лекарствами предостаточно. Да, отпустите мою руку. Дурацкая привычка, как чуть так хватать меня за руку.

– А вы, так вот уже который раз падаете мне в руки.
– На, что вы намекаете?  С обидой спросила Надя.
– Наденька, давайте не будем больше ссориться, у вас эмоции слишком ярко выражены и до небес подскакивают, могут и вспыхнуть.
Надя дёрнула свою руку, но он задержал и спросил.

– Красивое колечко у вас на пальчике. Откуда оно у вас? Муж подарил?
– Муж? Генка, что ли? Ха. И ещё несколько раз, ха, ха. Смеётесь?
– Нет, не смеюсь. Что здесь смешного,  если муж дарит колечко любимой женщине?
– Мы с ним и двух недель не прожили. И он мне ничего не дарил. Это мне брат подарил ещё на шестнадцатилетние. Да отпустите меня. Что колец, что ли не видел никогда?
– Такого добра повидал множество. Приходилось....
Но Надя, не дала ему договорить, с ехидцей произнесла.
– Одаривать?
Он улыбнулся, а затем засмеялся заразительным смехом и ответил.
– И такое было. Женщины любят всё, что блестит, особенно дорогое.
– Не ровняйте всех по своим женщинам

Ответила Надя, сорвала со лба салфетку и кинула ему в лицо, встала и вышла из гостиной. А вслед она слышала его смех и слова.

– Очаровательная женщина!
А её, от его слов, словно окатило холодной водой и Надя пытается включить логику. Что было вот сейчас с ней? Это ведь не сон. А обморочное состояние. Хотя какая разница. Везде сознание улетает. Что вообще происходит? И, что следует делать?  И какими туфлями потоптаться на вредном рэкетире. Не на самом, конечно, а на его гордости. Но как? Как такое осуществить?
Эх, если бы удалось, я бы с удовольствием потопталась и на нём самом. Посчитала бы каблучками его рёбра. Эх, если бы сон мой был явным и Дирамий бы был со мной. А то, что же получается? Обвенчаться мы обвенчались, а дальше? Мне интересно было ли продолжение. Хочу знать.

Надя замолчала, как бы что-то вспоминая.
Да было, было. По ощущениям своего тела понятно, что было. Но это было там. А вот, где там? Ощущения были реальными, а как это происходит, мне не понятно.
Дура, ты Надька. Ты сколько раз видела свои эротические сны, где даже было видно и лицо Дирамия. Вот, как сейчас. Ах, сны, но это же только сны. И этого прилипшего рэкетира с Дирамием не сравнить. Надо придумать, как его.....

В желудке заурчало и Надя вспомнила, что вчера она даже не ужинала, а сегодня у неё не было и глотка воды. Разве только когда чистила зубы и прополоскала рот. И всё. Она посмотрела на часы, они показывали половина второго дня.

– Ох, на голодный желудок ничего и не придумывается. Сразу думы о еде возникли. Да уж, полдня прошло. А в кухню идти не хочется, вдруг он там. Видеть его не могу. А, где Миша? Неужели опять укатил на сою треклятую работу? Выходной же. Всё равно все дела не переделать.

Подошла к письменному столу, взяла телефон и села за стол, позвонила.
Миша ответил сразу, лишь только пошли гудки и сразу сказал.

– Мама, я со Светланой и мы поехали в город. Не волнуйся, вечером будем. Тебя тётушка Марина спрашивала и хотела видеть тебя.
– Хорошо, Миша, схожу к ней. Надя отключила телефон и произнесла. Заодно и покушаю. На кухню я сегодня ни ногой.

Взяла сумочку, посмотрела, там ли кошелёк, открыла его, посмотрела наличность, положила в сумку телефон, повесила её на плечо и пошла к Марине. Проходя мимо кухни, она увидела снова Павла, тот стоял в открытой двери, улыбнулся и сказал.

– Приглашаю тебя на обед. Наденька.
– Обойдёшься, сам обедай, а я не хочу.
– Надежда! Ты не ужинала и не завтракала, а сейчас даже не обед. Нельзя так относиться к себе наплевательски.

Надя пришла к Марине и с порога сразу заявила.

– Мариночка, радость моя, накорми меня.
– Что это с тобой случилось?
– Дай сначала поесть, я голодная, как волк.
– Волки летом не голодные. Смеялась Марина. Что случилось? Миша говорил, ты ещё спала. Так долго спать, что это с тобой?
– Уумм, чем это у тебя так вкусно пахнет? Спросила Надя, и побежала в кухню. Обалденные запахи. Маринка, ты кудесница.
– Всё, как обычно. И сегодня больше мама готовила.
– Я вчера поела только с вами, когда чай с коньяком пили, и не ужинала, и не завтракала, и не обедала. Глотка воды даже не было во рту.

– А что произошло? Удивлённо спросила Марина.
– Оооо! У нас многое, что произошло. Вернулся рэкетир, да не один, а с группой поддержки.
– Какая ещё группа? Полиция, что ли?
– Нет, до этого не дошло пока. Мишенька, негодник такой, привёз его и велел принять эту ситуацию, как должное. Ты представляешь?
– А ты, что?
– Я? Да всё было. Вот смотри, как руку порезала.
– Надя размотала бинт и показала Марине  свою ладонь, пальцы.
– Надь, чем это ты?
– Ааа. Махнула рукой Надя. Стёкла убирала, сгребала голыми руками.
– Ты, что очумела?
– Ааа, уже заживает.
– Рассказывай.
– Дай поесть и расскажу. Желудок сводит. И Надя села за стол, а Марина стала накрывать.
– Мы не давно обедали, так я потом с тобой чаю попью. Рассказывай.
– Дай, утолю немного голод.
– Утоляй и рассказывай.

И Надя начала свой рассказ, начиная с того, как появился снова рэкетир, как падала с лестницы. Умолчала только о том, как они целовались. Такое она себе не может простить. И самой не вспоминать бы, а, как вспомнит, так краска стыда огнём опаляет ей лицо и мысленно шепчет.

«Боже, как я низко пала. Со стыда сгорю, наверное».

А ещё умолчала о том,  как Павел смешивал их кровь, приложив свою рану к её ране. И продолжила вслух.

– Он вообще действует на меня, как красная тряпка на быка и я должна его выдворить из нашего дома. Ишь, что удумал, говорит, ему мало комнат Гриши, хочет все занять. Да я его со всей своей пролетарской ненавистью.....
– Ох, пролетарка нашлась. Произнесла тётушка Лариса.
– А что нет, что ли?
– Ладно, потом мне расскажешь, а то у меня дела. Произнесла тётушка и вышла.

– Может он семью хочет привезти? У него есть семья? Спросила Марина.
– Да, откуда я знаю? Хотя он вчера сказал, что у него сын взрослый и с его мамой желает наладить отношения. Говорил, что долго не жил с ними. Какая-то работа или служба занимала его и он жил далеко от них.
– Ну, вот тебе и ответ.
– Марин, да пусть он везёт кого угодно, хоть гарем, если он у него есть. Но только не в мой дом. Вот, что он прицепился к нашему дому?

В Наде вдруг внутри разгорелся пожар ненависти и бунтарства и со злостью  продолжила.

– Вот какого хрена садового он  меня старается подчинить во всём? Вот какого? Подчиняет и обкрадывает? Подчиняет и обкрадывает!

Внутреннее возмущение Нади разрослось настолько, что она ощущала его уже кончиками пальцев и каждой клеточкой тела. И ей показалось, что кончики пальцев полыхают огнём.

– Не знаю, Надь. Я вчера с Серёжей разговаривала, и он знаешь, что сказал?
– Что? Спросила Надя, прожёвывая котлету.
– Что он друг Гриши, они с ним на севере вместе работали, или служили.
Надя вспыхнула, как спичка, вскричав.

– И я только сейчас узнаю об этом?
– Надь, я сама уже поздно вечером узнала. Уже перед сном рассказывала Серёже, как мы воевали с ним. А он и сказал мне.
– Ну, Гришка, паразит, как только появится, уж я ему его красивую мордочку разрисую, так разукрашу.

А Марина вдруг увидела Надю факелом. И это в буквальном смысле.

– Надь, Надька, что ты делаешь? Испуганно вскрикнула Марина. Ты горишь.
– Что? Как горю? Надя осмотрела себя и ничего не увидела, снова спросила.  Где горю?
– Сейчас уже нет. Фухх! Уже нет факела. Надь, тебе злиться, наверное никак нельзя. Что с тобой случилось? Раньше не было такого с тобой, хоть бывало и злилась. Ты прям, вот сейчас была огнём.

– Не говори чепухи. Как я могу стать огнём? Тебе показалось. А Гришку я всё равно разукрашу, разкорябую  его мордочку так, что Лидуська сразу его разлюбит. Со шрамами-то. Ха! Я ему покажу пролетарскую ненависть, запомнит он меня на всю жизнь.

– А Лида-то причём? Может она его уже не любит, может у неё другой суженый. Надь, столько лет прошло. Может и Гриша не любил её.
– Да любит он её, любит, гадёныш. Ещё, как любит. Каждый раз о ней спрашивает, как живёт и прочее и приветы передаёт. Ни о ком так не спрашивает, как о ней.
– А ты передаёшь?
– Нет, конечно. Зачем ей надежду давать. Он видите, боится ей признаться. Дурак старый. Хотя думаю, время прошло и теперь года не так важны. Я всё-таки думаю, что он не стал с ней заводить роман, она ведь в дочери ему годна.
– А теперь, что изменилось?
– Да всё. Они оба уже в таком возрасте, что теперь всё до лампочки. Она в возрасте, но ничего не растрачено всё при ней и в ней и даже помудрела, и Гриша полон сил и молодости. Ты сама его видела. Он даже моложе Лидуски выглядит. Ещё деток с дюжину нарожают.

– Ого! Ты с ума сошла? Столько детей. Пожалей Лиду.
– А вот пусть его, знает. А Лида будет только рада.
– Вряд ли. У меня вон пятеро и то я так уставала, пока выросли. Мне ещё мама помогала. Да и отец не чурался. Наперегонки бежали помочь мне. Ты представляешь, сколько Лиде надо быть беременной? И всё это ей одной тянуть. А Гриша то в экспедиции.....

Надя расхохоталась.

– Ой, не могу. Маришка, я от смеха сейчас умру.
– Ты лучше ешь, и перестань хохотать, а то ещё поперхнёшься. Надь, а может ты понравилась рэкетиру?
– Вот этого мне ещё и не хватало. Да я его прибью.
– А что? Как вчера Лида сказала? Красив мерзавец!
– Вот, вот, мерзавец и есть, больше я о нём сказать ничего не могу. Прибью, если не уберётся из нашего дома.
– Ты, что? Надь? В мире и так много зла, а ты ещё хочешь добавить. Надюш, смотри позитивно.

– Да и так уже вроде вхожу в позитив. И не нужны мне никакие мужчины. Зачем? А этого я ненавижу всеми фибрами души. Всеми клеточками. И прекрати мне говорить такое. Я пришла к тебе, чтобы успокоиться, а ты начала тут. Пойду лучше поливать.

– Надь, не обижайся, я же любя, с тобой разговариваю так. Сядь на место, всё равно поливать ещё рано. Чаю ещё попьем. Но, как говорят в народе.
«Чем чёрт не шутит, пока бог спит».
– Не обижаюсь я, Марин, не обижаюсь. Ага, а вот они точно шутят, и с ними мне ещё надо договориться о температуре в котле, когда меня будут варить на том свете.

– Дурочка! За что тебя варить? Спросила Марина и расхохоталась.
Надя тоже расхохоталась и ответила.
– А я знаю? Найдут за что. Может за мои эротические сны. Мне сны снова начали сниться.
– Какие? Те твои, фантастические? И снова с интимом?
– Ох и греховные, сплошная порнография. Реквизиция бы на костре сожгла, от зависти, ещё до того света. А там повторила бы.  Рассмеялась Надя.

– Прям, порнография? Марина захохотала вместе с Надей.
– Нееет, там любовь. Такая любовь. Ой, Марин, вот с ним бы мне встретится. Я бы за ним на край света пошла.
– Надь, но во сне же, иллюзия.
– Да понимаю я. Но, что помечтать, что ли нельзя? Я всю жизнь только этим и живу. Лишь сны да мечты. Настоящего-то и нет.
– Тогда присмотрись к рэкетиру.
– Неее. Ни за что на свете. Ты знаешь, что он сказал мне?
– Расскажешь, узнаю. Что?
– Нахально вторгся в бабушкину комнату, разглядывал фотки, а потом, видите ли, он сделал вывод. Мол, детство ваше не было безоблачным, но видно счастливым было, это точно. Отца с вами не было, зато был брат. Ха! Вывод он сделал. Да детство у меня было очень даже счастливое. Редко у кого было счастливое детство, как у меня. Всё полетело вверх тормашками, когда я согласилась пойти с Генкой в загс. И ведь был один знак, который явно указал мне на то, чтобы мне остановиться.

– Какой? Ты не рассказывала.
– Да, я на него сама не обратила внимание, это я уже намного позже поняла, да всё сопоставила.
– И какой знак?
– Да, какой-то мужчина или парень упал у меня на пути, прям под ноги. И просил не ходить с Генкой. И ведь было у меня желание, помочь тому бедняге. Вот только Генка меня утащил. Даже не дал нагнуться, посмотреть, что с ним. А, что мне тогда сколько было-то? И семнадцати не было. Генка старше меня на три года. И Генка за руку потащил, всё торопил
«Опоздаем, опоздаем». А там возле загса ждала нас его тётка со справками и какой-то мужик. И года прибавлены и что я на седьмом месяце.

– А разве ты ждала уже ребёнка?
– Нет, конечно. Хоть в этом я оказалась немного умнее. У нас всё случилось в день свадьбы, вернее ночью. Мишенька когда родился-то? Сопоставь.
– Аааа, да, да. Я, что-то не подумала.
– А он и прослужил всего ничего. С полгода, наверное. Сразу отмазать им всё же не удалось, но потом получилось. И как они умудрились так ему сделать?
– Связи, наверное, большие.
– Да у его тётки Ирины связи большие были. Провернула она и это дело.

– На проворачивала, что теперь на старости лет села за все махинации. И вот, что ей не уйти было на пенсию, и тихо мирно, как все нормальные люди жить. Жаба задушила, всё мало ей было. Вот и пусть теперь на нарах отдыхает, да робу казённую шьёт. Чудо старое.
Произнесла тётушка Лариса, она, как раз вошла на кухню. Мариш, мне тоже чаю налей. Попросила она.

– А она разве не вышла?
– Срок у неё большой был, видать много грехов нахватала, что даже и не посмотрели на возраст, закрыли.
– Я слышала, она по удо вышла.
– Да может и вышла, много чести ей будет, что бы нам о ней говорить. А тебе бы, Надюша, пересмотреть свои позиции.
– Какие позиции? Тёть Ларис?
– Что ты нос воротишь от Дмитрия. Ведь любит он тебя с детства.
– Тёть Ларис, он может и любит, да только я его не люблю. И потом, к чему теперь-то, я скоро с внуками буду нянчиться. Светочка окончит специалитет. Ей сколько осталось? Год? Или в аспирантуру пойдёт? Миша, что-то говорил об аспирантуре.
– Нет, замуж её надо отдавать. Я так думаю. Строго произнесла тётушка Лариса. А то так не дождётесь от неё внуков.
– Дождёмся. Вот подарит внука и пусть дальше учится. Смеялась Надя. Я внука хочу. Или внученьку.

– Ты сама ещё можешь заиметь парочку.
– Нет, тёть Ларис. Тот, кого я люблю, он в моих снах остался, а остальные мне не нужны. Не хочу, чтобы хмельною была моя голова. Ладно, пойду я домой. Дел много, никто их за меня не сделает, а завтра на
работу. Спасибо, что не дали умереть голодной смертью.
– Тебе голодная смерть не грозит, подумаешь, полсуток не ела. Зато талия тоньше стала.
– Неее, тёть Ларис, снова расширилась.
Все рассмеялись, а Надя вышла за калитку.

Вернувшись, домой, она почти бегом пробежала в свою комнату, быстро переодевшись в джинсы и футболку, пошла трудиться. Посмотрела на лестницу, что так и стояла под окнами, решила сегодня не красить, а выбрать день, когда рэкетира не будет дома.

– Сейчас он дома. Его не видно, но машина стоит. Может, спит? Сейчас я ему устрою. В самый раз под его окнами газон косить. Только в какой он стороне?
Надя отошла в сторону, и чтобы её не заметно было, взглянула наверх.
Ага. Окна открыты в Гришиной комнате, значит там.

Она пошла в сарай, где хранились всякие инструменты и техника. Вытащила газонокосилку, да не новую, легкую, а ещё старую, как она её называла,

«Первобытная, времён Колчака»
Очень шумная. Её давно бабушка грозилась в металлолом сдать. Да так и осталась. Гриша купил новые, одна механическая, другая электрическая.
С трудом она вытащила её, перед сараем протёрла её и приговаривала.

– Только бы завелась. Здесь должен быть мотор зверь, хоть и старый. Еле открыла бак, но хоть с усилием, но открыла. Залила бензин, масло. Получилось не осторожно, немного пролила и капнула на себя.

– Отстираюсь и отмоюсь. Прошептала она.
Ну, давай примитив, не подведи меня, как там Гриша дальше делал? Говорила она. Ага, вот это сюда, а за это надо дёрнуть.
Святые угодники, помогите мне. И дёрнула за ремень.
Но мотор дёрнулся и сразу заглох.

Имей совесть, заводись, а то я сейчас тебя откачу к реке и сброшу в воду.
Произнесла Надя. Ну пожалуйста техника, заводись. Ты же можешь, ты же ого-го! Сейчас мы покажем тишину нашему бандиту.
 
С третьего раза техника завелась. И Надя, чуть прибавила обороты, это она с детства знала, и папа и Гриша так делали. Прогрелась и Надя отрегулировала высоту покоса, но не нашла к ней накопитель для травы. Решила потом грабельками поработать. Да так и покатила под окна рэкетира. Косилка была тяжёлой и маневр давался с трудом, с современной не сравнить. Но Надя справилась, только руки устали, но она не сдавалась. Пела песню.

–  Я деревенская, я деревенская и я все смогу. И спеть смогу.... Ой!
Дальше она замолчала, вспомнив текст, что не очень-то он подходит для ушей этого банкира.
А хотя, что можно различить в этом рёве? И продолжила. И лечить могу, да и сплясать смогу....

– Наденька! Тебе не тяжело? Такую махину удерживать? Услышала она.
Подняв голову, она увидела в окне рэкетира. И ответила.
– Нет, я деревенская.
– Понятно. Произнёс он и закрыл окно.
– Что шумно? Просияла Надя улыбкой.
Скосив траву в этом месте, она оставила эту технику здесь же, только убрала со скошенного.

– Фуххх! Вот дура и неймётся мне. Рука разболелась. Как я завтра буду на работе с опухшей рукой?
Но делать нечего, надо продолжать.
Ладно, технику Миша уберёт, я её уже видеть не могу.

И взяв грабли, стала собирать траву, сгребла, подкатила тачку, решила скошенную траву отвезти на огород и засыпать ряды картофеля. Там уже мульча высохла и надо добавить.

– Наденька! Услышала она снова рэкетира, но не повернулась на его голос, продолжала собирать траву руками и складывать в тачку. Задела больными пальцами, она вскрикнула, и зашипела на себя.

– Корова неосторожная.
Перчатка окрасилась кровью. К ней подошёл Павел и взял её руку, стянул перчатку, снял бинт и приложил её пальцы в середину своей ладони. Надя запротестовала.

– Отстань от меня. Я врач и знаю, что делать, пусти, перевязать надо.
Но он держал её руку, не отпускал.
– Вот, что у вас за привычка?
– Наденька. Нельзя же всё время работать, нужно и отдыхать, а дела могут подождать. Твоей руке нужен отдых. И сегодня выходной. Отдохни.
– С моей профессией, какой отдых? Когда столько стариков у меня, да и эти дела не могут ждать, природа любит порядок.
– Природа любит свой порядок, и с ней проще работать, наладить с ней связь и творить совместно.
– Ты-то откуда знаешь? Ты агроном?
– Нет, но кое-что умею.
– Дачник?
– Вроде того. Ответил он и отпустил её руку. Вот теперь всё, но поберегите руку. Не хотите же, что бы у вас пальчики зажили безобразными шрамами?

– Вам, то, что?
– Мне нечего, но зачем коверкать красивые пальчики. Ответил он и сгрёб траву, сложив в тачку и спросил.
– Куда?
– На огород. К картофельным рядам, потом разложу.
– Хорошо. Ответил он и покатил тачку на огород.

– Вот это поворот. Удивлённо произнесла Надя. И как его выжить? Тут без вина захмелеешь. Вот хреновина огородная из томатов. Такая моя доля. Ой! Какая ещё доля? Выбрось всё за борт, Надька, а его ещё дальше.
И передразнила его.
«Наденька. Нельзя же всё время работать». Тьфу! Хм. Вот хреновина, так хреновина и как мне с ней совладать, пока не закисла. А что? У меня очень острая есть, надо ему подсунут, пусть попробует.

Надя рассмеялась, обдумывая, как подать ему такое блюдо. А он уже возвращался с пустой тачкой и поставил её в сарай. А затем вернулся на скошенный газон и взял агрегат косилку и покатил её в сарай.
– Как ты работала? Наденька? Тяжёлый какой.
– Я же сказала, я деревенская.
– Угу. Ответил он. Это я уже слышал. Я запрещаю тебе работать так.

У Нади от удивления расширились глаза, она поперхнулась и выдала на высокой ноте, пискляво, что самой противно стало.
– Да, кто ты такой? И как ты смеешь, мне указывать?

И почему-то ей на ум пришли строчки из Гоголевской повести. «К нам едет ревизор». И она перефразировала эту фразу.
– К нам приехал ревизор. Приехал и всё конфисковал. Какого хрена ты лезешь в мою жизнь?
– Что? Наденька! Ты ругаешься некрасиво.
– Я ругаюсь? Тебе показалось. Что здесь некрасивого? Спрашиваю тебя, какого хрена огородного вот эти твои телодвижения? Что ты прилип ко мне? Указываешь мне, что делать, что нет. Ты здесь не прожил и сутки, а уже так мне надоел. Дай сюда мой агрегат.

Надя дернула за одну рукоять на себя правой рукой, забыв, что она ранена.
Острая боль пронзила руку и Надя зашипела.
– Вон отсюда. И толкнула его в грудь обеими руками, правая рука снова за кровоточила. Оставляя на его тенниске пятна.
– Ну, что за ребячество. Произнёс он. Но Надя уже не слушала, а повернулась и побежала в дом. На ходу крикнула.
– Война! Я объявляю вам войну.
Продолжение следует....
Таисия-Лиция.
Фото из интернета.