2. Исповедь инквизитора. Отрывок из пьесы Инквизит

Монах: 

К тебе я пришёл, чтобы ты перед смертью
Покаяться мог в бесконечных грехах.
Пока ещё жизнь в тебе бьётся, как в клети,
Оставь мне все тайны и боли, и страх.

Мы много с тобою бродили бок о бок,
Несли веры свет всем, кто ждал на пути.
Но что же случилось, коль ты предал Бога?
Неужто нечистый твой разум смутил?

Да как же тебя, кто разил беспощадно,
Себя не жалея, жестоких врагов,
Опутала ведьма, сгубив безвозвратно…
Зачем ты избавил её от оков?

Зачем отпустил, брат, исчадие ада?
Свою погубив тем бессмертную душу?
Теперь ты сгоришь на костре – вот награда,
Тому, кто пред Богом обеты нарушил…

Инквизитор:
   
Сгорю на костре… Что ж, пожалуй, награда,
За то, скольких сам на костёр провожал.
За то, что без жалости волком средь стада
Жёг, вешал, топил, иных на кол сажал.

Монах:
 
Опомнись, брат мой, мы сражались за веру!
Ты лишь выполнял, что предписано Богом!
Неверие в душах плодится без меры,
Мы ж стали защитой небесным чертогам!

Инквизитор:

Ты слышишь себя? А словам своим веришь?
Мы кровь проливали, живых не щадя…
Кто может быть хуже безумного зверя?
Лишь тот, кто за веру терзает «любя» …

Хотели вскарабкаться в небо по мёртвым?
Но в рай невозможно по трупам попасть.
Сии убеждения вески и твёрды…
Но как мы могли до жестокости пасть?

Монах:

Покайся! Брат мой! Ты лишился рассудка!
Слова твои – ересь! В последний – то час!
Да ты околдован был ведьмой как будто!
Неужто в тебе огонь веры угас?

Инквизитор:
 
Угас? Отчего же? Теперь лишь и верю,
Что Бог не простит нам свершённых грехов…
Теперь, когда вижу темничные двери 
И слышу во тьме перезвоны оков.

Я верю, что встанет с зарею светило
И птицы споют в его честь по утру,
Ещё верю очень, что тенью незримой
Творец будет рядом, когда я умру.

Хотя, если помнить о пролитой крови,
Изменит ли что-то спасённая жизнь,
Одна, среди тысяч убитых в неволе…
Одна против всех, по ком не было тризн.

За мною придут… Не Творец, не Создатель,
А тот, чьи поля я возделал обильно…
Мой брат! Пред тобою палач и каратель…
К великому счастью, теперь уж бессильный.

Монах:
 
О чём ты, безумный! Ты грезишь расправой…
Которую сам же когда – то чинил…

Инквизитор:

Огнём и мечом мы несли людям правду?
Монах! Расскажи, сам ты скольких убил?

Монах:
 
На мне крови нет! Я служу Богу словом!

Инквизитор:

Окстись и покайся… Зачем же лжёшь мне?
Напомнить тебе, скольких ты приговором
Чужими руками расплавил в огне?

Монах: 

Молчи, полоумный! Тебе не удастся
Больными речами мой разум смутить!

Инквизитор:
 
Не ты ли кричал мне: о, брат мой, покайся!
Но мне всё равно… А тебе ещё жить.

Тебе идти дальше в крови по колено…
Средь смрада коптящих чертоги костров…
Идти и внушать людям самозабвенно,
Что Бог наш - надежда, добро и любовь.

Монах:

Но так ведь и есть! В чём же ложь иль ошибка,
Наш Бог есть любовь! Так и было, и будет!

Инквизитор:

Страшит только то, сколько крови пролито…
И сколько убитых «любви» не забудут.

Монах: 

Я вижу ты разума словно лишился…
Да чем же она тебя так покорила,

Инквизитор:

Я болен был помнишь? И вдруг исцелился…
Не вера, но ведьма меня исцелила.

Я брёл через лес, от людей удаляясь,
И знал, что настал для меня час забвенья,
И язвы сочились, наросты вскрывались,
И не было мне от недуга спасенья.

Дошёл до болота, а там средь тумана
Сквозь боль и отчаянье, морок и жар,
Она на тропе предо мною предстала
И я ей на руки без силы упал.

Очнулся в избушке средь трав и корений -
Проспал две недели в бреду и горячке,
Она же варила «неверному» зелье
И, словно ребенку, толкла в ступке жвачки.

Нарывы и язвы мои промывала,
Легко раскрывая коросты ножом,
Грибы, мох, сушнину в лесу собирала
И всё для того, чтобы я был спасен.

И мы говорили, подолгу, помногу,
Я в толк взять не мог, как случилось-то так,
Что мне, иноверцу, пришла на подмогу,
Хоть видела кто я, и знала, что враг.