Эдмунд Спенсер. Королева Фей Книга III Песнь 6

Королева Фей    Книга III.      Песнь 6

Сказ о Бельфебе с Аморет-
той, и рожденье их.
Сады Адониса полны
Восторгов преблагих.




1.

Я думаю, о, дамы, что всегда
На Деву с удивленьем вы смотрели,
Что стала совершенна и горда,
Хотя жила там, где дубы и ели,
Где нет двора и царской цитадели,
Наставница учтивости для всех:
Хоть у лесов совсем другие цели –
Испортить благородство без помех,
Жизнь деревенская вселяет в душу грех.

2.

К Бельфебе с колыбели небеса
Всегда открыты были, благосклонны,
На землю посылали чудеса,
И в день её рожденья непреклонно
Дар чистоты и благости исконной
Весь на неё излили без труда;
Зевс над Венерой посмеялся с трона,
Над ней сияла Фебова звезда,
Ей колыбель качали Грации тогда.

3.

Росой из чрева Утра был исход
Её, и приняла Весна решенье,
Так создал её светлый небосвод
Свободной от любого прегрешенья,
Что в плотском зарождается сношенье.
Была так эта дева рождена,
Её учили жить вне искушенья,
Пока столь целомудренно она
Не стала быстро совершенною сполна.

4.

Ей Хрисогона матерью была,
Амфисы дочь, что рождена от феи,
Она, родив Бельфебу, родила
И Аморетту следом, без затеи;
Меж ними разделили, не жалея,
Небесную, в наследство, благодать,
Других же обделили эмпиреи:
Ни красотой не стали награждать,
Ни добродетелью, лишь плакать и страдать.

5.

Поведаю историю о том,
Случилось с Хрисогоной что прекрасной:
Отяжелела, родила потом
Она, блуждая в чаще столь опасной, 
Прошло лишь девять месяцев; и ясно,
Не как у смертных женщин её плод
Был помещён тогда рукой всевластной
Внутрь девственного тела, целый год
Сосали  её дети кровь, что жизнь даёт.

6.

Зачаты дивно были все они,
Причина – плодотворный луч небесный,
Как в древних книгах пишут искони.
То летний день был яркий и чудесный,
Когда Титан послал свой луч отвесный,
В источник, где от всех мужчин вдали
Она купала грудь и стан прелестный,
Срывая розы, что вокруг цвели,
Фиалки и цветы, что там, в лесу, росли.

7.

Потом, устав ужасно, на траву
Она легла купаньем утомлённой,
Склонив на грудь прекрасную главу,
Да и потом заснула обнажённой;
Луч солнца осветил её, смягчённый,
И кожу её нежную пронзил,
Проникнул в чрево, как в залив стеснённый,
Невидим, с тайным чувством, полон сил,
Он тесто лучшее в сей плоти замесил.

8.

Всё это чудом кажется тому,
Кто видит сей пример зачатья странный,
Известно всё ж учёному уму:
Всего живого семя луч пространный
Во влаге оживляет непрестанно,
Благодаря природе жизнь кипит:
Закончит Нил разлив свой невозбранный,
То разной тварью берег там кишит,
Что в иле рождены, где Солнце всех палит.

9.

Тех близнецов великий он отец,
По праву, и создатель жизни, света,
Прекрасная сестра его – творец,
Коль будет влага жаром тем согрета,
Жизнь новую тогда родит планета.
Зачатье в Хрисогоне так идёт,
И очень испугало её это,
Удивлена: раздут её живот,
Что рос, пока не вышел весь её приплод.

10.

То грязное бесчестье и позор,
И всё ж она чиста и невиновна,
Она бежала в этот дикий бор,
Чтоб это бремя спрятать, безусловно,
Боясь, как смерти, жизни той греховной:
Для отдыха легла, утомлена,
Устроилась уютно и любовно:
И облако печальнейшего сна
Сдавило чувства ей, что горя пелена.

11.

Там рядом шла Венера, что сынка,
Божка любви крылатого искала,
Кто, недовольный матерью слегка,
Сбежал, как голубь из гнезда, сначала
От радостей небесного причала;
Так часто от неё он улетал,
Когда его Венера упрекала,
Везде в одежде странной он плутал,
Меняя облики, никто чтоб не достал.

12.

Покинула она небесный дом
Прекраснейшего вида, форм отменных,
Весь мир за образец берёт тайком
Все прелести красот сих драгоценных,
Что выбрал Бог для дел своих блаженных,
Итак, она искала каждый след
Его белейших крыльев дерзновенных,
Дарить усладу тем дала обет,
Кто весть о сыне принесёт без всяких бед.

13.

Искала при Дворе и не нашла,
Где мучил он придворных постоянно,
Где многие терпели столько зла,
Страдали от жестокого обмана,
Покрыв позором грязным хулигана:
Все Дамы, Лорды жаловались ей,
Что он стрелу доставши из колчана,
Сердца их ранил, чтоб убить скорей,
Страх иль надежда их терзали много дней.

14.

Она его искала в городах,
Там каждого опрашивала мило,
Её отвечали жители, он страх
В них порождал своей жестокой силой,
Пуская стрелы острые – могила
Для их сердец; от каждого укор
За зло его поступков получила,
Спокойной нашей жизни  он – позор,
Враг мира, породил лишь злобу и раздор.

15.

Искала в деревнях она его,
Расспрашивала в хижинах, там встречно
Ругали Купидона озорство,
Мол, страстью зажигал он бессердечно,
И в жилы яд вливал бесчеловечно;
Смиренным деревенским пастухам,
Стада овец пасущим безупречно,
Она внимала ласково, что там
Её сынок свершил, с улыбкой пополам. 

16.

Когда же не нашла его она,
Подумала, в каком углу укромном
Смог схорониться он, возбуждена:
Ведь не искала в том лесу огромном,
Где нимфы жили в месте полутёмном,
Среди которых мог бродить и он,
Кто чувством наполнял его нескромным:
Туда пошла, где мог быть Купидон,
Дабы найти Дианы спутниц тайный схрон.

17.

И вот она пришла в пустынный лес,
Где спутницы Богини отдыхали;
Чтоб кровь очистить со своих телес,
Одни сидели у ключа в печали,
Другие грязь росой с себя смывали,
Стекал с изящных членов красный пот,
Пылинки, что их цвет лица меняли;
Иных спасал от зноя тёмный грот,
А остальные воздавали ей почёт.

18.

Висели лук её среди ветвей
И стрелы в разукрашенном колчане,
Серебряных сапожек нет на ней,
Грудь голая, нет пояса на стане,
Шло от неё холодное дыханье;
И золотые локоны, в косу
Сплетённые ради охоты ране,
Свободно на плечах лежат, в лесу
В каплях амброзии, похожей на росу.

19.

Итак, узрев Венеру за спиной,
Стыдясь за вид несобранный, Диана
Девиц своих ругала по одной,
Что ранее никто вот так нежданно
Не приходил,  страдая, что охрана
Не помогла. Но собрала молчком
Одежду, на груди её, как рана,
Краснела роза ярким завитком, 
Венчали нимфы госпожу свою венком.

20.

С добром Цитеру встретила она,
Какая привела её причина
Вот в эту глушь, где тень и тишина,
Оттуда, где услад у ней пучина,
Иль снова ей понравился мужчина.
Ответила Венера, вся в слезах:
«Нет, это Купидон мой, молодчина,
Его ругала я на небесах,
И он сбежал, теперь ищу его в лесах».

21.

Диана улыбаться начала,
Ответив ей на жалобу с насмешкой:
«Мне жаль, что ты покинутой пришла
Твоим беспутным сыном, кто поддержку
Давал твоим усладам, сластоежка».
Венера ей ответила, скорбя:
«О, милая сестра,  ну что за спешка,
Ты сердце не брани моё, грубя;
Такие муки могут быть и у тебя.

22.

Как ты в лесах дремучих иль в глуши
Преследуешь зверей там ради славы,
Так мне приятны радости в тиши 
Алькова, или пиршества забавы,
Твоя надменность злостнее растравы,
Ведь радость ту Юпитер видеть рад,
Должны мы соблюдать его уставы,
Бросать на подопечных кроткий взгляд,
Сестра, укор твой для моих страданий –яд.

23.

Скажи, вы, может, слышали о нём,
Иль среди нимф твоих он ищет ласки;
Боюсь, ему всё будет нипочём,
Коль на него они наденут маски,
Возьмут его все стрелы без опаски:
Так пусть же он скрывается у вас,
Прекрасен, свеж он, щёки нежной краски,
Как нимфа (не из зависти мой сказ)».
Так говоря, она прищурила свой глаз.

24.

Но Фебу разозлили те слова,
Сказала: «Поискать сыночка надо
У Марса, как о том твердит молва,
А здесь противна нам его услада,
Его забавам мы совсем не рады;
Но если я его застану здесь,
Клянусь Стигийским озером, коль ада
Боятся боги, мы подрежем днесь
Ему крыла любви, сказав, не куролесь».

25.

Венера, недовольство увидав,
В душе своей явила сожаленье,
Неважно, кто здесь прав, а кто  неправ.
И сладкими словами умиленья,
Что, словно ключ, и уст её в бурленье,
Так щедро изливались, вмиг была
Ублажена Диана, по веленью
Её девицы, в лес, где полумгла,
Пошли искать юнца, такие вот дела! 

26.

Послала нимф божка любви искать
Диана в лес блуждающим отрядом,
За ним пошла сама, а с нею мать
Сбежавшего: вдали найти иль рядом,
Искали долго, вдруг острейшим взглядом
Узрели Хрисогонию в тени
Что привлекла их «Евиным» нарядом,
И кто во сне (то диво) в эти дни
Младенцев родила, весенним дням сродни.

27.

Всё Хрисогоне было  невдомёк,
Без боли родила, без наслажденья
Их зачала: и даже ей не впрок
Люцины помощь: странное виденье:
Почти лишившись чувств от удивленья,
Богини обсуждали в стороне,
Мол, не доставят нимфе огорченья,
Коли она лежит в глубоком сне,
Что заберут они младенцев в тишине.

28.

И по младенцу каждая взяла,
И унесли с собой для воспитанья;
Малышку Феба Нимфе отдала,
Чтоб девственницей стать ей - вот заданье,
Бельфебой назвала, для почитанья.
Свою – Венера спрятала вдали,
Чтоб женственное дать ей процветанье,
В любовном месте на краю земли
Малышке имя Аморетта поднесли.
 
29.

Венера привела её в свой Рай,
Не ставил он для радости барьеры,
Природа лишь создаст подобный край;
На Пафосе, иль на холме Цитеры,
Или на Книде, где жильё Венеры:
Места там не сравнить, конечно, с ним,
Прекрасен и приятен он без меры,
И назван в честь того, кто был любим,
То сад Адониса, прославлен кто и чтим.

30.

Росли в саду том милые цветы,
Что сотворила Госпожа Природа,
Возлюбленных своих для красоты
Венками украшая год от года, –
Питомник всех цветов любого рода.
Здесь долгою работою давно
Положено начало для приплода
Цветущих трав, которых там полно,
Но сколько нужно, быть подсчитано должно.

31.

На старой тучной почве рос тот сад,
И окружён был он двумя стенами,
Железной и златой, и тех преград
Ни взять, и ни разрушить валунами:
Ворота там открыты были днями,
Входил и выходил чрез них народ;
Кто были юными, кто стариками,
Стоял там старый Гений у ворот,
Двойною сущностью известен его род.

32.

Впускает, выпускает он людей,
Тех, кто вступить в греховный мир желают;
И сотни тысяч голеньких детей
Вокруг него и день и ночь гуляют,
И в плоть одеть их –  просьбу предъявляют:
Кто в списке, и к кому судьба крута
Он в грешный мир жить смертным направляет,
Одев греховной грязью неспроста,
Пока они назад не придут сквозь врата.

33.

Когда ж они вернуться снова в Сад,
То вновь укореняться на просторе;
Вновь вырастут, ведь их не видел взгляд
Гниенье плоти и земное горе.
Сто тысяч лет им жить в таком уборе;
Затем они наряд найдут иной,
И снова в мир пойдут ужасный вскоре,
А после возвратятся в Сад родной,
Вот так по колесу их гонит круг земной.

34.

Садовник, чтоб сажать, не нужен там,
Сажать и обрезать: все вещи сами
Растут, за это есть хвала богам;
Восхищены мы теми словесами,
Что высказаны были небесами:
Чтоб всё должно расти, давать приплод:
Не нужно для полива ждать часами,
Что влагу даст там туча или брод;
Во всех вещах полно непреходящих вод.

35.

Плодятся существа там многих форм,
Есть странные, каких ещё не знали,
Для каждых видов разный есть прикорм,
В своих приютах жили все в печали:
Одних для душ разумных зачинали,
Других как птиц, иных же как зверей,
И разных рыб потомство пополняли:
Акул презлых, увёртливых угрей,
Чтоб наполняли они воды всех морей.

36.

Они растут и сходят каждый час
В широкий мир, тем самым пополняя;
И всё ж не уменьшается запас
В тех закромах от края и до края,
Что породила сила неземная.
В обширном чреве мира, в глубине,
Во мраке мерзком, ужас порождая,
Огромный вечный Хаос в тишине
Бросает семена всех сущностей вовне.

37.

Оттуда все свою имеют суть,
Материю себе берут на время,
И с новой формой начинают путь
Телесный, а затем и жизни бремя
Несут, из мрачной тени это семя.
Субстанция же вечна, и когда
Жизнь угасает с формами со всеми,
То сущность не возьмёт сия беда,
Она изменчива, идёт туда-сюда.

38.

Меняется лишь  форма, внешний вид,
Субстанция навеки неизменна,
Она по своей сути обновит
И внешний вид и формы непременно,
Что в сей момент подходит ей отменно:
Ведь формы так изменчивы, они
При случае погибнут все мгновенно,
Увянет красоты цветок в тени,
Как лилия, что жгут небесные огни.

39.

Ему и остальным жестокий враг
В Саду Адониса родится неустанно:
Лихое Время, разных бедолаг
Оно косою косит невозбранно,
Швыряет вниз сильнее урагана,
Где они вянут, превращаясь в прах:
Так бьёт своими крыльями нежданно,
Что листья и бутоны терпят крах,
Без милосердия, оно родит лишь страх.

40.

И всё мы видим жалость у богов,
При виде красоты, что стала тенью,
Их мать Венера плачет средь лугов,
Злосчастное увидев запустенье;
И в сердце её жалость и смятенье,
Когда всё это зрит она в Саду,
Нет доводов такому угнетенью,
И всё ж закон приносит ту беду,
Ждёт гибель всех существ в их жизненном ряду. 

41.

Но если бы не Время, что гнетёт,
То счастливы в Саду все были б этом,
Что в негасимой радости растёт,
Здесь много удовольствий с вечным летом,
Любовь не осуждается аскетом,
Без злобы и без ревности она;
Влюблённых чувства здесь не под секретом.
У каждой птицы – пара есть, вольна,
Нет зависти, их жизнь блаженствия полна.

42.

Там вечная весна и там страда,
Они в Саду всё это время вместе,
На двух ветвях смеётся цвет всегда,
И Юность украшает не бесчестя,
Что на деревьях, словно на насесте;
Рожают под навесом их плодов:
Досуг проводят птички в этом месте,
В тени листвы, и пение дроздов
Расскажет о любви на тысячу ладов.

43.

И в центре Рая этого гора
Высокая стояла, на вершине
Мрачнела роща миртов, топора
Она не знала острого в помине,
Не рвали почки звери в середине;
Пик окружала роща, как венок,
Стекала со стволов смола к дернине,
И этих драгоценных капель ток
Благоухал, как будто сладостный медок.

44.

Сокрыты были в той густой тени
Не созданные мастером беседки:
Древа склонились сами там одни,
Связали свои ласковые ветки,
А буйный плющ внутри наплёл розетки
Средь жимолости, розовых кустов:
У этих арок дивные расцветки,
Луч Феба не пробьёт сей ряд зонтов,
Ни шквал Эола, что чинить им вред готов.

45.

Росли повсюду нежные цветы,
Влюблённые в них в прошлом превратились,
То юный Гиацинт – его черты
Прекрасные великим Фебом чтились,
Нарцисс, чьи очи им самим прельстились.
И Амарант, что после стал цветком,
В его кровавых пятнах, что сгустились,
Судьбу Аминты вижу я тайком,
Кому бессмертье дал Поэт своим стихом.

46.

Прекрасная Венера часто там
С Адонисом любимым пьёт усладу,
С ним предаваясь страсти и мечтам;
Но, говорят, всё в тайне делать рада,
Среди цветов и специй, где прохлада,
От мира скрывшись, также от богов
Стигийских, полных зависти и к Саду;
Она, когда желает, без врагов,
Владеет им, вкушая сласть без берегов.      

47.

И правду говорят: не может он
Ни умереть, ни быть там погребённым,
Где ночи мрак, забвения затон;
Он смертен, был он всё-таки рождённым,
Но вечен, лишь бывает изменённым;
Он вечен, коль всех образов творец,
По-разному бывает воплощённым;
Все говорят: он многих форм Отец,
Он должен жить, чтоб жизнь другим дать, наконец.

48.

В блаженстве вечном холя естество,
С богиней он вкушает наслажденье:
Отныне не боится своего
Врага он, что клыками поврежденье
Нанёс ему –  то вепрь, без снисхожденья
Венера заточила кабана
За злобное такое поведенье
В пещере у большого валуна,
Под той Горой, его не выпустит она.

49.

Адонис в вечной радости живёт
В компании со многими богами:
С крылатым мальчуганом, что зовёт
Его к забавам, облетев кругами:
Тот, кто жестоко мчится над лугами,
Над скорбными сердцами всякий раз
Триумф свой правя, словно над врагами;
Вернувшись, прячет стрелы там от глаз,
Потом с Адонисом играет на показ.
 
50.

В игре ему Психея шлёт привет,
Психея помирилась с ним недавно,
Уж нет тревог, упрёков злобных нет,
Что делала ей мать его исправно,
Он сам жестоко изгнан был злонравно,
Теперь она там счастлива в любви,
И дочку родила ему так славно,
Усладу, что рождает страсть в крови,
Ты наслажденьем её также назови.

51.

К младенцам тем Венера принесла
Дочь Хрисогоны той в приют тенистый,
С доверием Психее отдала,
Чтоб воспитанья путь пройти тернистый,
И обучить здесь женственности истой:
Психея, чтоб ухаживать за ней,
С Усладою, своею дочкой чистой,
Её связала дружбой, много дней
Любви учила, что всем женщинам важней. 

52.

И вот созрела дева, образцом
Изящества, красы став благородной,
И в мир она вошла с таким венцом:
Верна любви единственной, свободной,
Как идеал невинности природной
Влюблённых честных женщин на земле.
Двор Фей ей домом стал, во всенародной
Её краса сияла похвале,
Сердца мужчин в любовной мучились петле.

53.

На них не направляла она взор,
Но тот, с кем сердце девица связала,
Был рыцарь благородный Скудамор ,
Себе ему быть верной приказала,
Её из-за любимого терзала
Боль от насмешек злобного врага;
Но, несмотря на всё, она сказала,
Что ей любовь и верность дорога.
Прочтёте позже, как она была строга.

54.

Я думаю, хотите вы узнать,
Что стало с той испуганной юницей,
Которую хотел лесник  догнать,
А Тимиас сразил  своей десницей,
То Флоримель, она летела птицей
За тем, кто сильно ею был любим,
За Маринеллом, что сражён Девицей ,
Вы слышали, что приключилось с ним,
Для Флоримель от страха Артур был плохим.


Примечания к «Королеве Фей» Книга III, Песнь 6

2.7. Зевс над Венерой посмеялся с трона, – Скорее всего, речь идёт о том, что Бельфеба станет девственницей, и будет прямой противоположностью Венере, богине любви.
3.1-2. Росой из чрева Утра был исход // Её… – Ср.: «В день силы Твоей народ Твой готов во благолепии святыни; из чрева прежде денницы подобно росе рождение Твоё» (Пс.109).
Строфа 4. Хрисогона
– Это имя связано с получением золота. Слово Chrysogonie (греч. золоторождённый) на тайном языке алхимиков означает, в частности, «семя золота, выделенное из раствора этого металла».
Амфиса – означает "двойная природа", то есть и смертная, и сверхъестественная.
6.5. Когда Титан послал свой луч отвесный, – Здесь Титан, это Гиперион, солнечный бог, в древнегреческой мифологии — титан, сын Урана и Геи, супруг своей сестры Тейи, отец Гелиоса, бога солнца,  Селены, богини луны и Эос, богини утренней зари. Зачатие Хрисогонии несколько напоминает непорочное зачатие Девы Марии, матери Христа.
Строфа 8. Эта строфа является парафразом Овидия (Метаморфозы. I. 417–431).
В средние века считалось, что каждое тело состоит из четырех гуморов — крови, черной желчи, желтой желчи и слизи, — баланс которых определяет физическое и психическое состояние человека. Каждая из гуморов соответствовала одному из четырех элементов и имела свои свойства; флегма соответствовала воде и была влажной. Тело женщины было, как считалось, влажного типа. В целом женщины были в основном холодными и влажными, что делало их продуктивными и менее способными, чем мужчины, мыслить или действовать энергично. Даже их плодоносность была флегматичной, будучи плодородием восприимчивой земли, в которую люди посеяли свое активное семя. Женские чрева обычно считались вместилищами, а не творцами жизни (хотя см.: 47.8.). Спенсер подчеркивает эту идею тем, что Хрисогона действительно спит как во время зачатия, так и во время родов (строфа 27), а также сравнивает её тело при зачатии с прибрежной зоной реки Нил, когда ежегодное наводнение делает его влажным. Долгое время существовало поверье, что Нил и солнце могут объединять силы для порождения живых существ из земли; см., например, «Метаморфозы». I.416–429, в которых Овидий сравнивает плодородную грязь, оставленную отступающим Нилом после разлива, с влажным плодородием женской матки. См. КФ I.i.21 и КФ III.vi.35. См. также КФ III.ix.6.9.
9.3. Прекрасная сестра его – вероятней всего, это Луна. Плутарх в своём сочинении «Исида и Осирис» называет луну матерью мира. Однако богиня луны – Селена, была не сестрой, а дочерью титана Гипериона.
9.4-5. Коль будет влага жаром тем согрета, // Жизнь новую тогда родит планета. – См. Овидий. Метаморфозы:

'ubi temperiem sumpsere umorque calorque, concipiunt, et ab his oriuntur cuncta

Ибо, коль сырость и жар меж собою смешаются в меру,
Плод зачинают, и всё от этих двоих происходит.
                (Овидий. Метаморфозы. I. 430-431)

11.1-2. …Венера, сынка, // Божка любви крылатого искала, – Это Купидон (Эрот, Амур). Спенсер здесь вдохновлён поэмой Мосха «Eros drapetes» II век до н. э., многие авторы эпохи Возрождения писали о Венере, ищущей в лесу Купидона.
16.9. Дабы найти Дианы спутниц тайный схрон. – Речь о дриадах, лесных нимфах, спутницах Дианы, богини-охотницы.
Строфа 18. Картина удивлённой и разгневанной Дианы – это, скорее всего,  воспоминание об истории Актеона, который, наткнувшись на купающуюся деву-охотницу, был превращён ею в оленя и потом загнан до смерти своими собственными гончими.
20.1. С добром Цитеру встретила она, – Цитера или Кифера, Киферея, одно из имён Венеры (Афродиты). Кифера - древнее название о. Чериго в Критском море, который считался родиной богини любви.
24.1. Но Фебу разозлили те слова – Феба, одно из имён богини Дианы (Артемиды). Бога Аполлона называли Фебом («сияющим»), а его сестру-близнеца Артемиду, соответственно, Фебой.
27.3-4. …и даже ей не впрок // Люцины помощь… – Люцина — это имя Юноны в её аспекте богини деторождения.
28.5. Бельфебой назвала, для почитанья. – Бельфеба, это имя собрано из двух слов «bella» -красивая, и «Phoeba» -Феба, одно из имён Дианы-охотницы, как богини Луны.
28.9. Малышке имя Аморетта поднесли. – От итальянского “amoretto,”означающее “маленькая любовь”.
29. 4-5. На Пафосе, иль на холме Цитеры, // Или на Книде, где жильё Венеры:
–Пафос - город на восточном берегу Кипра, было местом процветания культа Венеры. Книд, город в Малой Азии, где находился храм Афродиты, в котором стояла её статуя работы Праксителя (т.н. Афродита Книдская). Холм Цитеры – это другое название Горы Венеры.
29.9. То сад Адониса… – Адонис, в древнегреческой мифологии, по наиболее популярной версии — сын Кинира от его собственной дочери Мирры или Смирны (Овидий. Метаморфозы. X. 503—524; Гигин. Мифы. 58; 251). Адонис славился своей красотой: в него влюбляется богиня любви Афродита (Венера). Однажды на охоте Адониса смертельно ранил дикий вепрь. Афродита оплакивала его, и по одной из версий, по её воле он вернулся из подземного царства, и был превращён в цветок анемон (Гигин. Мифы, 251). В Древней Греции приверженцы культа Адониса выращивали в горшках разные травы; они назывались Садами Адониса и символизировали одновременно эфемерность и цикличность жизни. Однако идея о том, что настоящий большой Сад Адониса является источником всей жизни и домом Венеры и Адониса, является изобретением Спенсера. См. КФ i.34.5-6. и далее как наиболее распространённую версию этой любовной истории.
31.8. Стоял там старый Гений у ворот,– Рассказ Спенсера об истинном Гении основан на Мифологии Наталиса Комеса, где он описан как руководящий поколением и заботой обо всей жизни.
32.3. И сотни тысяч голеньких детей… – Точно не известно, что представляют собой эти голые малышки. Они могут быть душами до того, как родятся в земные тела; крошечные люди (гомункулы), которые существуют в сперме и могут превращаться в зародыши в женских утробах; или то, что Спенсер называет «субстанциями» в строфах 36 и 37. В каком-то смысле Аморетта — одна из этих малышек, выросших в саду.
32.8. Одев греховной грязью неспроста – В переносном смысле, земные тела, в которые души должны на какое-то время вселиться, несмотря на зараженность этих тел первородным грехом.
Строфа 33. Здесь см. Вергилий. Энеида. VI. 743-51, где некоторые из душ в Элизиуме «пребывают в радостных полях», но большинство, «когда они прокрутят колесо времени через тысячу лет», возвращаются в тела. Спенсер также имеет в виду пифагорейскую доктрину переселения душ, изложенную Овидием в «Метаморфозах» (XV.165–172).
33.9. Вот так по колесу их гонит круг земной. – Сад Адониса способствует переселению душ — или, по крайней мере, порождающих и формирующих частей душ — из одного земного тела в другое. В то же время Сад представляет собой идею вечности в изменчивости, идею, к которой снова и снова возвращается поэзия Спенсера. Стандартная версия этой философии восходит непосредственно к De consolatione philosophiae («Утешение философией») римского философа-неоплатоника Боэция, жившего в конце V и начале VI веков нашей эры. Боэций утверждает, что в то время как все на земле непостоянно, тленно и преходяще, более общая картина, которую видит Бог, состоит в том, что все изменения происходят по циклическим схемам, которые сами по себе не меняются и, таким образом, составляют часть вечного божественного плана. В неоплатонической философии «форма» обозначает совершенную, трансцендентную идею, несовершенным представлением которой является земная материя. Однако в версии Спенсера, как это ни удивительно, формы меняются, а материя остается вечной. Спенсер не просто переворачивает обычную терминологию, поскольку для него «формы» — это как небесные формы, исходящие от Венеры, так и внешние, видимые формы, которые нисходят от этих небесных форм — формы, данные кускам материи до того, как эти куски наделены душами. Версия Спенсера становится более абстрактной и исчерпывающей в «Песнях изменчивости», которыми заканчивается «Королева фей»; эти песни утверждают, что все вещи стремятся к большему совершенству в вечном плане, даже если кажется, что они колеблются и распадаются, если смотреть на них смертными глазами, которые ограничены земным временем.
35.5. Одних для душ разумных зачинали – У растений были растительные души, способные только к размножению, питанию и росту. У животных были разумные души, которые могли делать все вышеперечисленное, а также воспринимать и желать. Только у людей есть души, способные рассуждать.
36.8. Огромный вечный Хаос –  Хаос: грубая неупорядоченная масса (rudis indigestaque moles), которую Овидий описывает как первичное состояние материи:

Не было моря, земли и над всем распростертого неба, —
Лик был природы един на всей широте мирозданья, —
Хаосом звали его. Нечлененной и грубой громадой,
Бременем косным он был, — и только, — где собраны были
Связанных слабо вещей семена разносущные вкупе.
                (Метаморфозы. I. 5–9/пер. С. Шервинского)

Строфа 38. Здесь основную мысль строфы Спенсер взял также у Овидия:

Не погибает ничто — поверьте! — в великой вселенной.
Разнообразится все, обновляет свой вид; народиться —
Значит начать быть иным, чем в жизни былой; умереть же —
Быть, чем был, перестать; ибо все переносится в мире
Вечно туда и сюда: но сумма всего — постоянна.
(Метаморфозы. XV. 254–258/пер. С. Шервинского)

39.2-3. В Саду Адониса родится неустанно: // Лихое Время… – Время здесь условно персонифицировано как человек с косой. Присутствие Времени ясно показывает, что Спенсер не думает о Саде Адониса как обладающим небесным совершенством или даже райским бессмертием. Поначалу время может показаться неуместным, но на самом деле все описание Сада подчеркивает время: со временем каждая субстанция принимает форму, и со временем каждая форма развивается, пока не будет готова покинуть Сад. Вечность Сада заключается в постоянном и повторном использовании Садом одной и той же материи, а не в её защите от изменений.
41.1-2.
Строфа 43.1-2. И в центре Рая этого гора // Высокая стояла… – Сад - это Земной рай с его горой, смесь Эдемского сада с различными классическими элизиумами, как описано в книге: (Natalis Comes. Mythologiae. 3. 19).

Строфа 45. Мифы о Гиацинте, возлюбленном Аполлона, который был случайно убит диском, брошенным самим богом, (хотя считают некоторые, что полёт диска отклонил Зефир, тоже влюблённый в Гиацинта) и о Нарциссе, который влюбился в свое отражение в воде, зачах и умер, пересказаны Овидием (Метаморфозы. X. 162 сл. и III. 402 и далее).
Амарант – это цветок с удивительно долгим периодом цветения. Именно за эту характерную черту древние греки выделили этот цветок из ряда других, назвав его Amaranthos, что означает "неувядающий цветок", сделав его символом бессмертия. В греческой мифологии, Амарант был охотником с острова Эвбея, сыном царя Абаса. Он был любим богиней Артемидой и присоединился к ней в её охоте. Но он оскорбил Посейдона как бесполезного бога, утверждая, что щедрость охоты выше, чем на море. Для этого бог послал гигантскую волну, которая смыла его в море и утопила. Но Артемида превратила юношу в цветок амаранта, своё священное растение. Амарант имеет пурпурно-красный цвет и похож на кровавый цветок.
45.8. Судьбу Аминты вижу я…  – Здесь аллюзия к пасторали «Аминта» Тассо (1585 г.).
Пастух Аминта - сын Сильвана, отцом которого был Пан, великий Бог пастухов. Аминта бросился со скалы из-за несчастливой любви.
46.6-7. …от богов // Стигийских… – Здесь имеются в виду Аид и его жена Прозерпина, владыки подземного царства мёртвых. По имени реки Стикс, протекающей там.
47.8. Все говорят: он многих форм Отец, – Строфа 12.1–4, казалось бы, показывает нам Венеру как создательницу форм, в то время как данная строфа заявляет, в очевидном противоречии, что Адонис является создателем форм. Фаллический Адонис все еще может быть Отцом всех порождённых или воплощённых форм, не являясь их абсолютным источником; они могут спуститься к нему из небесного источника, связанного с Венерой. Сопоставляя женщину с трансцендентной формой, а мужчину с его земным воплощением, эта аллегория переворачивает распространенное в эпоху Возрождения убеждение, что женщины более привязаны к земле, чем мужчины, менее интеллектуальны и менее склонны к абстрактному мышлению. Одна из теорий о мужской и женской роли в порождении состояла в том, что мужчина дал жизнь зародышу, тогда как женщина внесла только материю. Другая – заключался в том, что оба партнера вносили семена, содержащие дух.
46.5. Среди цветов и специй… – Специи  – это необычные и  редкие растения, такие как перец, чеснок, душица, гвоздика, корица, имбирь, лук, мускатный орех, кунжут, лавр, эстрагон, укроп, тмин и др. В эпоху Спенсера специи, в основном, привозились в Востока и были очень дорогими. А здесь это говорит о богатстве Сада Адониса.
Строфа 48. Миф о любви Венеры к юноше Адонису, убитому вепрем, как мы писали ранее, рассказан Овидием (Метаморфозы. X. 524 и далее).
Строфа 50. История Амура и Психеи, изложенная Апулеем в «Метаморфозах» («Золотой осел»), главы IV-VI и кратко изложенная здесь, обычно аллегорически изображалась как испытания души (psyche) и её единения с чистой любовью, чтобы произвести «вечную радость и веселье». Амур обратился к содействию верховного олимпийского бога и с его помощью добился согласия небожителей на брак с Психеей, которая получила от Зевса бессмертие и была приобщена к сонму богов. От брака Психеи с Эротом родилась Волупия — богиня, олицетворяющая наслаждение.