Эдмунд Спенсер. Королева Фей Книга III. Песнь 4

Королева Фей    Книга III.   Песнь 4


Так Бритомартой Маринелл
Сражён у моря был,
Стремится Артур к Флоримель,
Но деве он не мил.


1.

Где ныне эта слава древних жён,
Что ранее была для них привычна?
Где храбрость тех известных нам имён?
Где битвы, щит, копьё – для них обычны,
Их все завоевания отличны,
Что барды воспевали каждый раз?
Мужчины относились к ним критично.
Неужто все мертвы они сейчас?
Иль только спят, чтоб стать живыми вновь для нас.

2.

Скорбеть начну, мертвы они все коль,
Но если спят, то пусть проснуться скоро:
Меня терзала долго эта боль,
Я слышать рад Гомеровы раздоры
Пентесилеи, создала озёра
Она из крови греков на полях;
Мужей презрел я, зная, как Дебора
Сразила Сисру; как, осилив страх,
Камиллой Орсилох повергнут был во прах.

3.

Всё ж эти и другие, что сильней,
Не могут с Бритомартою сравниться
И доблестью и славою своей,
Коль чистая и храбрая девица
Всех дел своих отменных не стыдится.
Вполне достойный, именитый род,
На чьих ветвях цветёшь и ты, царица,
Причина всех моих хвалебных од,
Скажу, что Ты от этой Девы лучший плод. 

4.

Сказал ей рыцарь Алого Креста
О явном положенье Артэгэлла,
И правда Бритомартой принята:
Союз навеки – суть её удела;
И в дружбе с ним Награду усмотрела.
Затем он путь свой дальний продолжал,
Чтоб находить там приключенья смело,
Снискать за подвиг множество похвал,
Страданья в битвах – его главный идеал.

5.

Но Бритомарта шла путём своим,
Доспехи не снимала, всю дорогу
Тот разговор любовный помня с ним,
Когда он рассказал ей так немного
О тени её – рыцаре, тревогу
В своём уме родив за тот удел,
Но представляла только полубога,
Достойного любви её и дел:
Он мудр и строен, и учтив, и добр, и смел.

 6.

Вот так приятно мыслила она,
Чтоб излечить и раны, и печали,
Но всё же боль её была сильна,
Уколы прямо в сердце проникали,
Что только смерть погасит скорбь в финале.
Без отдыха она скакала вдаль,
Обыскивая земли все в запале:
Коль гость слепой  ей дал коня и сталь,
На берег моря привела её печаль.

7.

Она с коня любимого сошла,
И быстро села на берег скалистый,
Ей гордый шлем снять няня помогла,
А рядом бился грозный вал сребристый,
Ревел он громко на утёс гористый,
В презрении неистовом своём,
Что здесь его унизил камень мшистый
И сдерживал весь водный окоём,
Она вздыхала, слёзы вниз текли ручьём.

8.

«Моей печали бурная волна
Качает барку длительного горя,
Но помощь небесами не дана,
Зачем так сильно бьётся скорби море,
Что, с мокрыми утёсами в раздоре,
Желает поглотить всю жизнь мою?
Свой злобный гнев и лютость на просторе
Утихомирь, оставь борьбу свою,
Что в глубине твоей ярится, как в бою.

9.

Иначе треснет слабый мой сосуд,
Через твои сильнейшие удары,
Его разрушат средь скалистых груд
Иль на песчаных отмелях кошмары,
Страсть – рулевой, судьба – гребец: их пара;
Любовь - неловкий и тревожный Гид,
Судьба – мой Боцман, кто, хотя не старый,
Без звёзд, сквозь бури жизни путь торит:
Ведь оба слепы и смелы: такой их вид.

10.

Ты, бог ветров, ты царствуешь в морях,
И главный ты властитель Континента,
Подуй легко за совесть, не за страх,
Корабль мой приведи без инцидента
В порт радости и славного момента:
Тогда я в безопасности узрю
Бессмертную основу монумента
Тебе, достойному, и моему царю,
Нептун, я к твоему склоняюсь алтарю».

11.

Она, от боли чтобы не страдать,
Все жалобы сокрыла в скорби тайной;
Не позволяла храбрость ей рыдать,
Тогда решила Главка, неслучайно,
Печаль её облегчить, что бескрайна,
Надежда есть, ведь Мерлин ей сказал,
Её народ и имя её спайны,
Их бытие получит свой финал
Из лона вечного, небесный идеал.

12.

Вот так утешена, увидела потом
Она в доспехах ярких паладина,
Во весь опор спешил он к ней верхом;
Надела шлем, забывши про кручину,
На скакуна вскочила, как мужчина:
Скорбь её в гнев преобратилась тут,
У тех страстей всегда одна причина,
Взлетела пыль чрез несколько минут;
Презренье и любовь –  для мужества, как трут.

13.

Когда лицо небес покрыл туман,
Клубами чистый воздух поглощая,
И мир – во тьме, то светлый океан,
Свой Южный ветер с брега надувая,
Остатки пара гонит, словно стаю,
И бурным разливает их дождём;
Вот так и Бритомарта боевая
Заботы мглу в гнев превратила днём
И в месть – туман печали в разуме своём.

14.

Был быстро ею взят прекрасный щит,
Смертельное копьё уже готово,
И весь её готов к сраженью вид,
Тот паладин, приблизясь, рек сурово:
«Зачем, сэр рыцарь, едешь ты рисково
Путём запретным и презрев меня,
За сей проступок – смерть – урок не новый,
Скорее поворачивай коня,
А то от смерти не спасёт тебя броня».

15.

С презреньем отнесясь к его словам,
Она сказала: «Пусть летят, коль надо,
Слова –  угроза только малышам,
Я не прошу уйти, создам преграду»;
Не ждут ответа, и сраженью рады,
Когда копьё есть, нужен только бой.
Тот рыцарь поскакал и без пощады
Её ударил в грудь, она впервой
Спины коня своей коснулась головой.

16.

Но в щит его ударить, словно гром,
Она смогла с какой-то ярой силой,
Сквозь этот треугольный щит с гербом
Его кольчугу сразу же пронзила,
И в левый его бок копьё вонзила,
И, повернув копьё в свое руке,
Им рыцаря за круп коня свалила,
Печально он упал невдалеке,
И вот в крови своей лежит он на песке.

17.

Как вол священный, что легко стоит,
Золоторог, с цветочными венками,
Гордясь за свой предсмертный яркий вид
С дымящимися рядом алтарями,
Но вдруг, ошеломлённый, под ножами
Он падает, таков его финал,
Кровь орошает землю меж столбами,
Букет цветов, его что украшал;
Так гордый Маринелл на брег любимый пал.

18.

Воительнице Деве не с руки
Оплакивать его, она держала
Свой путь по брегу, где одни пески,
Как вдруг она богатство увидала,
И жемчуга, и редкостные лалы,
Вся галька в окруженье золотом,
Но всё же оставаться не желала
Она, хоть удивилась, с тем добром;
Презрела всё она, ведь мощь её не в нём.

19.

Пока в его глазах спускалась мгла,
До матери дошла его судьбина;
То Симоэнта яркая была,
Нерея дочь, что родила безвинно
От смертного – воинственного сына:
То Дюмарин был, в некий ясный день
Нашёл он нимфу, спящей у стремнины,
Ведь было там бродить ему не лень,
Любовью увлечён, он лёг с ней рядом в тень.
 
20.

Сей рыцарь, что был ею порождён,
Его отцом был назван Маринеллом;
В пещере среди скал, несчастный, он
Воспитан ею был мужчиной смелым,
В сражениях был рыцарем умелым,
И славу в испытаньях находил,
Любым мужчинам, молодым иль зрелым,
Ходить на брег богатый запретил:
Тот биться с сыном нимфы должен был.

21.

Сто рыцарей, чьи знатны имена,
Теперь ему подвластные вассалы,
В стране волшебной рады все сполна
Отныне его славе небывалой,
И никакой из страха муж удалый
На берег не придёт. И вот отца,
Морского бога, нимфа убеждала
Сокровищами сына-удальца
Там наделить – как цель любого храбреца.

22.

И бог исполнил дочери призыв,
Богатства внуку подарить большие,
И приказал, чтоб мощный волн прилив,
На берег бросил клады дорогие,
Что сохраняли пропасти морские,
Бездонные от алчности своей.
Он получил сокровища людские
Из утонувших в море кораблей,
Богатства эти все скрывая от людей.

23.

И скоро берег был загромождён;
Всех ценностей там было многовато:
Добыча многих стран и всех времён,
Смотрелись клады древние богато:
Янтарь, браслеты, серьги, кольца, злато,
Всё было драгоценным, дорогим,
Что море принесло ему; тогда-то
Он лордом стал великим и лихим,
В стране волшебной и везде так было с ним.

24.

Он был отважным воином, как бог,
Вред причиняя и друзьям любимым,
Ведь победить никто его не мог,
Мать, видя его дерзким, нетерпимым,
Боялась, что теперь непобедимым
Не будет он, что ждёт его беда:
Молила, чтоб он не был одержимым
Кровавыми сраженьями всегда,
Мог отдых дать мечу, лишь кончится вражда.

25.

И чтоб всегда спокойно было ей,
Пришла к Протею в храм его сакральный
(Был вдохновлён пророчеством Протей),
О сына её знать судьбе фатальной,
И ждёт ли Маринелла крах печальный.
Протей поведал, что же сына ждёт,
От женщин дальше быть – запрет реальный:
Он может пострадать от их тенёт,
Девица смелая его чуть не убьёт.

26.

Он матери слова знал назубок,
Что женская любовь не развлеченье;
Для плоти слишком тягостный урок
Бежать и от любви, и наслажденья:
И всё ж, усвоив матери веленье,
Он от любви прекрасных дам бежал;
Но дамы говорили от волненья,
Любовь к нему их ранит, как кинжал,
Они умрут, а он врагом любви предстал.

27.

Кто может обмануть свою судьбу,
Иль думать, что спасенье от пророка?
Иль если спит, забудет про борьбу?
Действительность окажется жестока,
Он испытает неизбежность рока,
Ведь смертное так слабо существо.
Презреть любовь – вот суть её урока,
Мать женщин не боялась, никого;
Вооружив, обезоружила его.

28.

Кто ранил его – женщиной была,
Встревожить бы должны слова Протея,
Что мать в него вбивала как могла,
Коль ты полюбишь, сердца не жалея,
То к смерти приведёт сия затея.
Никто не знает срок её досель,
Она полна софизмов лицедея,
Где ложных чувств и споров канитель,
Являя нам судьбы неведомую цель.

29.

Всё слишком поздно понял Маринелл,
Кто на богатом бреге, рыцарь шалый,
Лежал без чувств бесславно, ал и бел,
Повергнут Бритомартой разудалой.
О том его драгая мать узнала,
Когда у моря, средь своих сестёр,
Душистые нарциссы собирала,
Плетя из них венки, как на подбор,
Берёг от солнца лбы красавиц сей убор.

30.

Отброшены гирлянды и цветы,
И пряди её влажные опали,
Увы, её прекрасные черты
С веселья обратились до печали;
Её как будто намертво сковали,
Она без слов упала на песок,
А сёстры, окружив её, рыдали,
Пронзителен у них был голосок;
Срывала каждая в главы своей венок.

31.

Но вышла лишь она из забытья,
То  сразу попросила колесницу,
И сёстры все пошли искать (семья),
С трудом, конечно, справились девицы:
Она от скорби, грустных дум казнится,
В свою повозку вместе с ними сев;
Печальные поехали сестрицы,
А волны, их приказ уразумев,
Проход им дали, и уменьшили свой гнев.

32.

И был Нептун их видом поражён,
Кто по спине его скользил широкой,
И горем их был опечален он,
Хотя не понял скорби их глубокой,
Из состраданья к нимфе черноокой
Просил он воды не тревожить их,
Но било море всё ж волной высокой,
И монстры из глубин его морских
У врат зияющих глядели всё на них.

33.

Дельфины были выстроены в ряд,
Тянули Симоэнты колесницу;
Обучен был Тритоном их отряд,
Дабы смогли они ей подчиниться:
Летели по волнам они как птицы,
Их не взбивали пену плавники,
И пузырей не видны вереницы,
Другие рыбы были не бойки,
Вал рассекая, как на вёслах моряки.

34.

Они приплыли на богатый брег,
Оставили повозки водяные,
Ручные рыбы, свой закончив бег,
Среди прибоя плавают немые,
Их плавники усталы и больные;
Ступают нимфы с болью по земле,
Пришли туда, где разлились густые
Кровавые ручьи, и на скале –
Несчастный Маринелл со смертью на челе.

35.

Мать  трижды его падала, она
Едва ль смогла ожить от этой боли;
Из смертной глины всё ж не создана,
Вернулась к жизни, загрустив поболе,
И начался тут снова «дождь» на воле,
Она рыдала скорбно средь камней,
Что слёзы камни чуть не раскололи,
И плакали все сёстры рядом с ней,
И дополняли её всхлипы всё сильней.

36.

Она сказала: «Мой несчастный сын,
Своей несчастной матерью рождённый,
И где ж твой высший титул, паладин,
Бессмертный облик, что хотел хвалёный
Твой дед Нерей тебе отдать законный?
Теперь ты мёртвый, потерявший честь;
Лежишь ты глыбой каменной, сражённый,
О жизни твоей нечего прочесть,
И заново судьбу твою никак не сплесть.

37.

Протей, ты глуп и лжив, наверняка,
И глупы также те, к тебе чья вера,
Конечно, то не женская рука,
Что ранила всех нас теперь без меры.
Любви боялась я; но, для примера,
Кто любит – жив, не любит – мёртв. Тебе
Прощаю эту глупую манеру,
Себе самой и проклятой судьбе,
Моя вина: твоей поверить ворожбе.

38.

Какую пользу даст бессмертный род?
Рождение и жизнь без умиранья?
Гораздо лучше, если кто умрёт,
Тогда впадайте в горе и в страданья,
Тот не скорбит, в ком жизни нет дыханья,
Кто жив, тот плачет, что не смог сберечь;
Смерть  - это счастье, жизнь – одно терзанье,
Жизнь в скорби хуже смерти, бьёт как меч
Любимых смерть, ты лишь потом в гроб сможешь лечь.

39.

Коль небеса, завидуя ему,
Сгубили мою радость без предела,
Могли б, пока он не ушёл во тьму,
Дать мне закрыть родного Маринелла
Неясны очи, порыдать у тела.
Пока иной для матери обряд,
Я не дождусь желанного удела,
И всё ж, прощай, услада из услад,
Прощай мой сын, ты не придёшь опять назад».

40.

Когда же настрадались, то они
Осматривать все стали его раны:
Сначала стёрли кровь с его брони,
Доспехи сняли, и на брег песчаный
Плащ постелили светлый шелкотканый,
И с тела кровь смывали без труда,
Бальзам на раны лили непрестанно
И нектар благотворный иногда,
Что зелье на земле, на небесах – еда.

41.

Тут Лиагоры нежная рука
(Училась нимфа ремеслу леченья
У Аполлона, с кем была близка
Давно на Пинде, через наслажденье
Там семя кифареда зарожденье
Дало –  и мудрый вырос там Пэон),
Пульс ощутила, слабое движенье,
Всё ж далеко ещё до похорон,
Сказала матери, прервав печальный стон.

42.

И поднимают рыцаря они,
Легко его относят к колеснице:
Но мать стоит спокойно, пусть одни
Уложат тело сына там сестрицы,
Прикроют наготу его душицей;
Все на повозки взобрались потом,
Средь вод морских опять проход искрится;
Нептуна шею оседлав  гуртом,
Поплыли все они в её подводный дом.

43.

На дне морском стоял её приют,
Построенный валами безупречно,
Подобно облакам, что ливни льют,
Он словно к небесам вознёсся встречно,
Где Боги проживают век свой вечный.
Там тело положили на кровать,
Зовут Трифона: сможет он, конечно,
И мазь для ран, и зелье нимфе дать,
Трифон – морских богов целитель, как не знать.

44.

Пока сидели нимфы вкруг него
И плакали о горестном несчастье,
Глядела мать на раны все его,
Кляня того, кто их нанёс, со страстью;
На эти все проклятья в безучастье
Смотрела дева-воин, и, горда,
В своём прекрасном храбром самовластье
Упорно продолжала без труда
Путь избранный, что будет с ней всегда.
 
45.

За нею гнался лживый Архимаг,
Осуществить свой замысел коварный,
Он выделил её, хоть всем был враг:
То Принц и рыцарь Фей  – воитель парный,
Что мчались за красою лучезарной;
Она ж тогда гналась за лесником ,
Поступок его всех смутил кошмарный,
Они за ним стремились прямиком,
Для мщенья за неё он ими был иском .

46.

Защитники скакали среди гор,
Преследовали там, где нет дороги,
Девицу, что страдала с давних пор,
И бегала, как заяц легконогий
От преданной борзой, в своей тревоге.
Решили разделиться, наконец,
Ведь кто-нибудь спасёт её в итоге,
В надежде думал каждый удалец:
Кому достанется прекрасный сей венец.

47.

Но Тимиас,  кто принцу своему
Вдруг уступил любовь к Девице красной,
За Лесником отправился во тьму
Лесную, полон ярости ужасной.
Тремя путями трое шли негласно,
На долю принца выпал в том успех,
Но он жалел об этом ежечасно,
Спеша за сей Девицей без помех,
Скакала та вперёд, боясь его, как грех.

48.

Вот он узрел её издалека,
И шпорить стал коня, что весь был в пене,
Когда он приближался к ней слегка,
Ещё сильней сжимал свои колени,
Следил за ней, скрываясь в полутени:
И часто обращался громко к ней,
Чтоб изгнала все страхи и сомненья,
И к деве сострадая всё сильней,
Просил остаться, чтоб утешить поскорей.

49.

Её зуд бегства всё же не потух,
Страх лесника смертельный и глубокий
Сковал её, чуть раньше, нежный дух:
Вот так голубка на простор широкий
Стремительно летит, коль одинокий
За нею сокол начал свой заход
И быстро к ней летит, такой жестокий;
Она, из страха будущих невзгод,
Крылами режет ясный небосвод.

50.

С неменьшим страхом быстрою стрелой,
В испуге дева от того скакала,
Кто не имел о ней и мысли злой,
Всё ж прежний страх позорного финала
Её толкал вперёд, как и сначала;
Хотя она смотрела и назад,
Освободясь от лесника-вандала;
За нею гнался рыцарь без преград,
Но рыцарь и виллан – равно её страшат.

51.

Её пугал его доспех и щит,
Что в сказочной стране не смастерённый,
От Артура она, боясь, бежит,
Как будто дикий зверь за ней озлённый,
Он всё же скачет, страстью увлечённый,
Пока не вышел Геспер золотой
Среди небес к вершине освещённой,
Своих собратьев манит высотой,
Чтоб в доме Зевса свет зажечь свой пресвятой.

52.

Ужасны тени крыли небеса,
И в воздухе сыром темно вдруг стало,
И тысяч звёзд развеялась краса;
Принц посмотрел на это всё устало,
Коль ныне света солнечного мало,
Преследование прекратить пора,
Надежда после всех трудов пропала,
Клянёт судьбу он – стала недобра,
А ночь, что отняла успех его, – хитра.

53.

И вот он стал бродить туда-сюда,
Не ощущая девицы движенья:
Как судно, коль Полярная звезда
Средь облаков, а рулевой в смятенье;
Чтоб не было погони продолженья,
Коню щипать траву позволил он,
На землю соскочил в одно мгновенье,
Дабы чуть-чуть поспать под сенью крон,
Кровать ему – земля, подушка – эспадон.

54.

Но тихий сон не дал ему покой;
Презренье к неудаче и печали
Всю грудь его наполнили тоской,
В мозгу его фантазии витали,
И тщетные иллюзии летали:
Хотел он, чтобы дева быть могла
Той Королевой Фей из дальней дали,
Иль ею Королева Фей была:
Ночь тёмную ругал всё время он со зла.

55.

«О, Ночь, ты угнетённой скорби мать,
Сестра ты страшной Смерти, няня горя,
На небесах рождённая, как тать
Низвергнута в Аид ты, словно в море,
С Коцитом мрачным рядом на просторе
Твоё жильё – Эреба мрачный дом,
Эреб – твой муж, с богами он в раздоре,
Ты, нелюбезная, проводишь чередом
Дней половину в мерзком страхе со стыдом.

56.

Зачем нужна ты вечному Творцу,
Что сохраняет мир свой постоянно,
Не позволяя зреть и мудрецу
Дел красоту его? Во сне так странно
Мягчает тело, как в воде фонтана,
Конечности и разум всё слабей,
И часто из Стигийского лимана
Зовут тебя, богиню, из зыбей,
Служа Природе – отдых ты для всех скорбей.

57.

Я знаю, что у бедственных сердец
Ты вскармливаешь горестные грёзы,
Все боли порождаешь, наконец,
Не отдых им даёшь, а только слёзы,
А вместо сна рождаешь страхов грозы,
Ужасные виденья, оживлён
В них будто образ смерти для угрозы,
Нет отдыха тому, кто утомлён,
И каждый человек тут радости лишён.

58.

Под мантией твоей сокрыты ложь,
Предательство, и кража, и засады,
Убийца, и покрытый кровью нож,
Обман постыдный, ужас без пощады,
И вместе с преступленьем муки ада:
Всё это под защитою твоей,
Для света ты позорная преграда,
И ты живёшь без света, и злодей;
И свет не нужен грязной похоти людей.
 
59.

Откроет день нечестные пути,
И вещи, как они на самом деле,
Молитвы Богу может он нести,
И щедрости его не оскудели.
И семена в его светлейшем теле
Тьму покорят и небеса займут,
И Правда – дочь его, стремится к цели
Она святой, где нет греховных пут,
Жизнь наша – день, а смерть – во мраке тут.

60.

Когда же день ко мне вернётся вновь
И принесёт мне свет свой долгожданный?
Титан, ты колесницу приготовь
Свою, чтоб появился луч желанный.
Ночь прогони и мир её туманный
Туда, пришла откуда, прямо в ад.
Она дала мне помысел обманный,
Пусть духи заберут её назад,
Дню сдай её чертог, устроить свой парад».

61.

Итак наш Принц, кого ночная тень
Тоскою истощала непрестанно,
Немедленно, пока грядущий день
Свой лик не показал из Океана,
Поднялся, полн презренье от обмана,
Сел на коня и двинулся вперёд
Тяжеловесным шагом и престранно,
Как будто зло его с обидой ждёт,
Казалось, знает конь об этом в свой черёд.


Примечания к «Королеве Фей» Книга III, Песнь 4

Строфы:
1.4,6. Где битвы, щит, копьё…// …Что барды воспевали каждый раз? – аллюзия к Вергилию (Энеида, I.1 Arma virumque cano - Битвы и мужа пою/пер. С.Ошерова).
Строфа 2. Здесь Спенсер упоминает женщин-воительниц Древнего мира и литературных героинь:
Пентесилея – дочь Ареса и Отреры, царица амазонок. Вскоре после смерти Гектора она явилась на помощь Приаму, после того как нечаянно убила Ипполиту, и была очищена Приамом. В бою она убила многих, в том числе Махаона, но была убита Ахиллом. Согласно описанию Квинта Смирнского, в бою она убила 7 греков, в том числе Подарка, жениха Елены.
Камилла — персонаж «Энеиды» Вергилия, дева-воительница. Дочь Метаба, царя вольсков и Касмиллы. В младенчестве была вскормлена кобылицей. Пришла на помощь Турну в его войне с Энеем. Турн устроил засаду на пути пешего отряда Энея, а против вражеской конницы выслал свою союзницу Камиллу:
 
Там, где сеча кипит, амазонка ликует Камилла:
Левая грудь открыта у ней, колчан за плечами, (Энеида, XI, 548-549)
Бута повергла она и за ним Орсилоха — из тевкров
Самых могучих мужей; (Там же, 690-691)/ пер. С.Ошерова

Согласно Библии, Дебора была женщиной, вдохновлённой Богом: «жила под Пальмою Девориною, между Рамою и Вефилем (Бейт-Элем), на горе Ефремовой; и приходили к ней сыны Израилевы на суд» (Суд. 4:5). Дебора жила в смутную эпоху Судей: евреи сравнительно недавно завоевали Землю Израильскую (которая перед тем называлась Ханаан) под предводительством Иисуса Навина (Йегошуа Бин-Нуна), и со всех сторон на них нападали соседи, стремясь уничтожить народ, совсем недавно вышедший из египетского рабства. Ханаанейский царь Явин, правивший в то время в Хацоре, угрожал коленам Израиля, жившим на севере. Его полководец Сисра (Сисера) прославился своей силой. У потока Кишон израильское ополчение встретилось с войском финикийского полководца. Объединённые великой идеей народного освобождения и ободрённые счастливыми предсказаниями Деборы и её личным присутствием на поле брани, израильтяне близ Мегиддо наголову разгромили Сисру, которому не помогли даже его многочисленные колесницы.
3.7. На чьих ветвях цветёшь и ты, царица – Здесь Спенсер обращается снова к королеве Елизавете и кратко повторяет свои утверждения из пророчества Мерлина, что Тюдоры, занявшие английский престол, являются потомками древних бриттов, а именно Бритомарты и Артегэлла.
6.8. Коль гость слепой ей дал коня и сталь – Здесь, скорее всего, Спенсер имеет в виду Купидона, который изображается с повязкой на глазах и своими стрелами возбуждает любовь в сердцах людей. Именно любовь заставила Бритомарту искать Артегэлла.
9.9. Ведь оба слепы и смелы: такой их вид. – Спенсер использует общепринятые петраркистские сравнения.
10.1. Ты, бог ветров… – Это Эол, по греческим мифам, сын Посейдона (Нептуна). Он отец шести сыновей и стольких же дочерей. (Гомер. Одиссея. X. 5—6). По Вергилию, Эол живёт на одном из Эоловых островов. Эол - владыка и царь ветров, которых заточил в пещерах. (Вергилий. Энеида. I. 53-86).
10.9. Нептун, я к твоему склоняюсь алтарю.– Нептун, в древнеримской мифологии бог морей и потоков. Один из древнейших римских богов. Позднее был отождествлён с греческим богом моря Посейдоном.
17.9. …гордый Маринелл на брег любимый пал.– Маринелл, «рыцарь моря»; фигура, объединяющая в себе Нарцисса и Адониса, сын нереиды, он избегал всякой любви, потому что его мать узнала, что девице суждено причинить ему вред; это пророчество исполнилось, когда он был сражен в битве Бритомартой, хотя и не был смертельно ранен.
18.9. Презрела всё она, ведь мощь её не в нём. – Бритомарта отвергает золото и драгоценности, потому что Целомудрие побеждает Алчность.
19.4. Нерея дочь… – В древнегреческой мифологии один из чтимых богов водяной стихии (моря): добрый, мудрый, справедливый старец, олицетворение спокойной морской глубины, обещающий морякам счастливое плавание. У Гесиода, в «Теогонии», Нерей - старший сын Понта, отец 50-ти нереид, в том числе Фетиды, матери Геракла. Считается, что Нерей живёт в гроте на дне моря, в обществе своих 50-ти дочерей.
Дюмарин – это имя также является производным от моря, как и Маринэлл.
25.2. Пришла к Протею… – Протей, в древнегреческой мифологии морское божество; сын Посейдона (Нептуна) и Геры (Юноны). Обладал необыкновенной способностью к перевоплощению (метаморфозе), принимал любые обличья.
29.6. …средь своих сестёр… – Это  нереиды, дочери старца Нерея.
29.7. Душистые нарциссы собирала, – Нарциссы означают горе, потому что их, по мифу, собирала Прозерпина, когда была похищена Аидом и стала владычицей подземного царства теней.
33.3. Обучен был Тритоном их отряд, – Тритон, морской бог, вестник глубин, сын Посейдона и нереиды Амфитриты. Управляет морскими существами. Изображается трубящим в раковину и плывущим впереди кортежа своего отца.
Дельфины являются  символами любви и спасения.
41.1. Тут Лиагоры нежная рука… –Лиагора была одной из 50 морских нимф, дочерей «Морского Старца» Нерея и океаниды Дориды. Жена Протея.
41.4. Давно на Пинде – Самая крупная горная система Греции. Пинд считался местом пребывания Аполлона и Муз.
41.6. …мудрый взрос Пэон, – Пэон был врачом богов, который исцелял их раны, когда они были ранены в бою. Он был тесно связан с богами Аполлоном и Асклепием. Дважды упоминается в Илиаде Гомера.
45.1. За нею гнался лживый Архимаг, – Архимаг – или Архимаго — один из главных злодеев Книг I и II, маскирующийся, чтобы преследовать, искушать и составлять заговоры против Рыцаря Алого Креста и сэра Гюйона и их союзников. Он олицетворяет лицемерие и иногда ассоциируется с католицизмом. Это его последнее появление в поэме, и тот факт, что его присутствие здесь кажется бессмысленным, может быть результатом незавершенности сюжета Спенсером. Тем не менее, его почти случайное вторжение усиливает ощущение, что Бритомарта лишь частично осознает окружающие её опасности.
51.1. Её пугал его доспех и щит… – Щит Артура был необычен. Артур прикрывал свой щит тканью, ибо Мерлин сделал его из чистого алмаза, и он был не только непроницаем для оружия, но и его яркость отпугивала монстров в тех случаях, когда Артур сдергивает его покров. Этот щит раскрывал притворство врагов, превращал негодяев в камни, превращает камни в прах, превращал прах в ничто, и ослеплял гордых (КФ I.vii.33–35).
51.6. Пока не вышел Геспер золотой… и далее - Геспер – сын или брат Атланта или же сын Астрея, божества звёздного неба – был отцом Гесперид. Однажды, унесённый ветром, он превратился в яркую звезду (Диодор Сицилийский. Историческая библиотека. III. 60. 3). Далее Спенсер говорит о звёздах, которые должны зажечь свой свет на Небесах – чертоге великого Зевса, главы олимпийских богов. В «Эпиталамионе» (строка 288) Спенсер называет Геспера «любви лампадой».
54.7. Той Королевой Фей из дальней дали, – Артур влюблен и ищет Королеву Фей, Глориану, которую он видел только в эротическом сне (КФ I.ix.13–16). Он жалуется на неё не из-за её имени, а с неудовлетворенным желанием владеть ею.
55.1. «О, Ночь… – Согласно Гесиоду, Ночь (Нюкта) родилась из Хаоса, и  является одной из первичных мирообразующих сущностей. Нюкта родила светлый Эфир и Гемеру (День) от своего брата и мужа Эреба, олицетворяющего вечный мрак, а также родила Танатоса, бога смерти, и Гипноса, бога сна (Гесиод. Теогония. 211—225).
Коцит – одна из пяти рек в Аиде.
56.7. И часто из Стигийского лимана… – Стикс одна из пяти рек (вместе с Летой, Ахероном, Коцитом и Флегетоном), протекающих в подземном царстве Аида. По Гесиоду, Стикс является дочерью Океана и океаниды Тефии.
60.3. Титан, ты колесницу приготовь… – Здесь имеется в виду титан Гиперион, сын Урана и Геи, супруг своей сестры Тейи, отец Гелиоса, Селены и Эос (Аполлодор. Мифологическая библиотека I. 1. 3; 2. 2). Гиперион — «сияющий» бог, буквально «идущий наверху», то есть по небу, и потому он отождествляется с Гелиосом, богом Солнца.