Государев вертеп
Недавно проходил мимо кукольного театра на моей Спартаковской, смотрел в витрины на кукол. В моё время куклы были, конечно, другие. Они были наивнее и проще, и выражение "лиц" было добрее... Они были создаваемы для детей, точнее были рождены на свет кукольными мастерами. Это была целая культура, среда, благодатная и таинственная. Куклы были другие, но в голову мне пришла идея, и в сердце ударилась вот эта маленькая кукольная драма. Постучалась легко, но настойчиво, и вот результат того:
Кукольное представление
Скоморох
Открывается вечерний вертеп,
Будет зрителям с отрубями хлеб.
Театр кукол на Спартаковской улице,
Дом 26/30,
Сухо горло ощипанной курицы,
А мне пора напиться.
Буду пить я горькую и сладкую,
Да закусывать то салом, то шоколадкою.
А кому не любо, в театр не ходите,
На меня не смотрите,
Дома, за холщовой ширмой сидите,
Слушайте жену,
Подошед к окну,
Войте на луну!
Театралы-ценители.
А мы, пожалуй, начнём представление,
Куклы на нитках, в сие мгновение.
Наберитесь терпения!
Ну-с, начинаем.
Царь Иоанн Грозный, с жезлом, сидит на троне.
Иоанн
Слышно, чёрный народ на Московии
Захлебнулся давеча в крови, и
Иные полезли на кол,
Иные на колесо,
Малюта мой даже заплакал,
Три дни лошадь кормил овсом.
А Басманов в темнице,
Окна в решётке,
Сладко ему спится,
Зарезанному, на шёлке.
А Владимира, двоюродного братца,
Угораздило же яду набраться!
Выпил бы лучше зелена вина.
Была бы ему сестрица-смерть не страшна.
Ну да из моих рук и змея не змея,
Коли то не так – буду я не я!
Хор
Нас, великий царь,
Тёпленьких, бери!
На кострищах жарь,
В кипятке вари!
Наши косточки
Разбивай-ломай,
Нашу кожушку
До ступней снимай!
Топором махай,
Тяжко-востреньким,
Вдов, детей спасай
Чёрным постригом.
Иоанн
Распелся ты тут не в меру, не в лад,
Вон из царских палат!
Нет, постой, за честь – раздавить химеру,
Супротив пошедшую православной веры!
(Забивает Хор жезлом. Стоит в кровавой луже)
Где Петрушка, мой верный, любимый шут?
Петрушка (в сторону)
Поспешай, любезный, тебя зовут.
(царю)
Государь, ты звал своего шута?
Я пришёл побранить тебя, как всегда.
Иоанн
Ну брани, только очень тихо.
Как бы враг не услышал.
Не было б лиха.
Петрушка
Побраню, пожурю я тихо,
Про жену скажу, про шутиху.
У неё в гортани
Красные герани,
У неё в глотке
Анисовая водка,
У неё в желудке
Прибаутки,
У неё в утробе –
Сказки об общем гробе.
О братской могиле,
Где мы Новгород хоронили.
О митрополите на кобыле,
В бубенцах и с волынкой,
Чем не Петрушка на белой скотинке?
И немножко о Пскове погутарю,
Скажу тебе, как на духу,
О твоей доброте, великий Царю,
О пианстве в волю, в стельку-дугу,
О столах под яствами-снедью,
О Николкином мясе, ручнице с плетью.
Иоанн (выливает миску горячих щей на голову Петрушке.
Тот визжит и хочет убежать)
Ах ты, шутушко мой оплошный,
Разговорился ты неосторожно.
Получай по заслугам, шут!
(Ударяет Петрушку ножом)
Петрушка (умирая)
Государев нож – яко Божий Суд.
(Конец первого действия)
Действие второе
Царь возлежит на ложе. Он уснул и видит сон.
Во сне ему является протопоп Сильвестр в одеянии чернеца.
Сильвестр
Будь благословен, великий государь,
Да хвалит тебя всякая тварь!
Несмотря на молодость – мудр, как змея,
За тебя и на небе молюся я.
Иоанн
Да какой же я, монах, молодой?
На троне сижу с седой бородой.
Спину согнули в дугу года.
Сильвестр
Добродетель твоя, Государь, молода:
Тридцать лет ты правил, Христа любя,
А потом – народ хоронил тебя,
Почесть царскую тебе воздавал,
Пока ты его в крови купал.
Инок смиренный на Соловках,
Отпевал я тебя со свечой в руках.
Умер, царюшко, ты в расцвете сил:
Двадцать с лишним лет ещё труп смердил…
(Иоанн стонет во сне и поворачивается на другой бок. Сильвестр исчезает.
Является Алексей Адашев. Он в богатом, расшитом золотом, одеянии)
Адашев
Только что я из Дерпта, мой царю: пыль
На кафтане моём; мял мой конь ковыль.
А за мной прискакал сонм губителей,
Сонм губителей твоих, отравителей –
Поклониться тебе, благодетелю, –
Царских милостей сосвидетели!
Умер в Дерпте я лихорадкою,
Не травился я лестью сладкою.
За кладбищенскою околицей
Прокажённые за меня помолятся!
За меня помолятся – как неясыть охала,
А я выпущу со предплечья сокола!
(Иоанн охает во сне. Видение Алексея Фёдоровича исчезает. Появляется Иван Висковатый, кланяется в пол)
Висковатый
Государю мой добрый, ласковый!
Ты прими дары мои богатые!
Тебе весть принёс я ангельскую:
В сундуке – голубино пёрышко.
Тебе саван привёз белёхонькой,
Тебе гроб прикатил подводою:
Крышка золотом поокована,
Ручки крепкие позолочены.
Как возьмутся за ручки те крепкие,
Как положат на ремни сыромятные,
Как отпустят в яму глубокую,
Как зароют калёным заступом!
Хор бояр
На Руси белым-бело.
Шубы скинули собольи.
Поработали зело,
Сыты сарскою любовью.
Сыты кровушкою всласть.
Не даёт нам Бог упасть,
Не даёт нам царь пропасть!
Кормит-поит: зелено
Поминальное вино!
И царю, и Богу любы,
Чернозёмом мажем губы!
(Появляется ландмаршал Филипп Бель. Он скачет на лошадке-палке. Останавливается)
Иоанн
Так, значит, я успел – и казнь не совершилась!
Ты жив!
Бель
Нет, опоздал ты: голова скатилась
С кровавой плахи, но её опять
К плечам приставил я, чтоб на коне скакать, –
Чтоб защищать честной ливонский Орден,
И чтоб коня трепать по жёсткой морде!
(Царь переворачивается на спину. Является псковский блаженный Никола. Он в веригах и шишаке. Протягивает царю кусок сырого мяса)
Юродивый
На, государь, поешь возьми!
Иоанн
Пощусь я нынче – в такие дни
Молитва и пост нужнее снеди.
Юродивый
Плачут в утробе боярские дети,
Детки малые с матерями.
Мясо сырое жуют дворяне.
Раздирают на лОмти,
Тащут друг у дружки,
А Николе не дают ни хлеба, ни сушки!
Появляется Ефросиния и Иулиания в монашеском одеянии, опутанные водорослями и речными травами. В руке у Ефросинии игла с золотой нитью, в другой – кусок материи.
Ефросиния
Провожала я сына ко Господу,
Расшивала я саван золотом.
Сокрушаяся, целовала я
Ядовитую чашу братнюю,
Свет-Владимир, по роду Старицкий!
Как делил ты ту чашу братскую
С сыновьями, с женою верною.
Как из царских рук принял Царствие
Упырю царю неподвластное.
Исчезают
Конец второго действия
Действие третье
Картина первая
Князья-опричники на коленях, связанные, перед плахой и Грозным, истерзанные, в лохмотьях.
(царю)
Мы служили тебе исправно,
Мы душили виновных славно,
Мы клещами князей терзали,
Мы смутьянов в снопы вязали,
Мы по улицам их возили,
На изменников доносили,
Яд Бомелиев предлагали,
В глотку олово заливали.
Мы служили тебе по-пёсьи,
Зубы скалили не от злости:
От сердечного, от усердья.
Ты почто воздаёшь нам смертью?
Государь наш, надёжа наша,
Дунь – и минет сия нас чаша!
Иоанн
(в сторону)
Предавали и доносили…
Буде казнь сих лукавцев в силе!
Будут верные мне едва ли
Коль казнили и предавали.
(палачу)
Казнить.
Картина вторая
(Царская палата. Пир. За столом бояре, дворяне, дьяки, татарский посол, шведский посол).
Входит хор мальчиков в виде ангелов, в белых одеждах и нимбах.
Хор
Славим Господа песней ангельской,
Славим Господа песнопением.
Сохрани ты нас в чистоте, Христос!
Подари ты нам красно солнышко,
Свет-зарю свою, чисто пёрышко!
(Гости тихо пируют, царь умиленно плачет. Хор уходит, уступая место шутам и скоморохам)
Скоморох
Нынче похихикаем,
Будет зело весело!
Кряхтит утка дикая:
Селезня повесили.
Висит селезень, хлопче,
Опутана лапка.
Скоморох потопчет
Овчинью шапку.
(Дует в дудку.)
Пляшут шуты и скоморохи. Царь, в маске, хочет одеть весёлую личину на плачущего боярина Михайло Репнина: тот вырывает маску, топчет её)
Скоморохом ли быть тебе, Государь!
Да и я – боярин думный: не тварь
С бубенцами, с картонной рожей,
Блудникам да бесам в рясах пригожей!
Иоанн
(в сторону)
Ну, боярин за царский стыд
Будешь в церкви святой убит!
(Маски пляшут под дудки, бубны и гусли. Потом всё исчезает, за столом один хмельной Иоанн, упал головой на руки)
Душенька моя, царица светлая!
Не могу я тебя волей царскою
Из земли-то сырой повызволить.
На беду ты меня оставила,
На лютейших врагов оставила.
Первый – пёсья молва лукавая,
А второй – ехидна-предательство,
Третий – совесть, гадюка скользкая…
Ты прости меня, свет мой Настьюшка,
Не кори меня, моё солнышко…
Очи мне застилает мрак.
Ох, мне худо! Огня!..
(Падает. В окна врываются языки пламени. Пожар в Москве)
Конец
11 – 15 декабря 2022
Послесловие.
Автор просит прощения за неумышленное искажение некоторых фактов истории. Конечно, после указанного пира царь не падал со стула, конечно же пожар в Москве был совсем в другое время, да и пировал царь, при выведенных тут событиях, скорее всего, в Александровской слободе. Но позвольте автору своеволие это считать его поэтической волей, выдумкой, которая помогает ему войти в мир поэзии иными, неведомыми никому до этого часа, путями...
Свидетельство о публикации №124112203645