Говорит и показывает Лев Толстой

О ком и о чем написан роман «Анна Каренина»?

«Живой, горячий и законченный», – писал Лев Толстой о своем романе «Анна Каренина». Работу над ним он начал ровно 150 лет назад – в 1873 году.

В нем он говорит с читателем о самом важном. Основательный, как весь XIX век, Толстой ведет этот разговор сразу с нескольких обзорных точек, через судьбы многих и очень разных героев. Анна Каренина только одна из них и не является главным персонажем. Не с нее роман начинается (кто не помнит – «Все счастливые семьи похожи друг на друга...» и «Все смешалось в доме Облонских»?). И не на ней, кстати, заканчивается.

Даже тема супружеской измены в этом произведении – значимая, но не основная. При том, что и к ней Толстой подходит весьма серьезно, показав сразу несколько «типов» неверности.

Начинает он с самого распространенного – мимолетное, ни к чему, вроде бы, не обязывающее приключение. Все смешалось в доме Облонских потому, что главу семьи Стиву Облонского, уличили в интимных отношениях с гувернанткой.

Один из характерных приёмов Толстого – он и прямо называет ту или иную черту в характере героя, и показывает его так, что читателю ничего не остается, как признать авторскую правоту. То, что «изменщик коварный» Стива виноватым себя не чувствует Толстой и проговаривает напрямую, и показывает – утро Облонского всего на третий день после разразившегося скандала: «Да, да, как это было?» – проснувшись, перебирает он подробности... Но не сцены с женой, а весело проведенного накануне вечера. И лишь потом вспоминает о своей «неприятности».

Стива Облонский, вообще, очарователен, учтив, «сияет свежестью и здоровьем»... Эти и масса других его приятных особенностей подчеркивают самое неприятное. Облонский – глубоко мирской или, другими словами, безбожный человек.

Не случайно и «псевдоглавная» героиня романа – Анна (по мужу Каренина) – родная сестра Облонского. В самые отчаянные минуты она, по привычке, произносит: «Боже мой». Но автор и здесь говорит прямо – «ни «Боже», ни «мой» не имели для нее никакого смысла» даже «несмотря на то, что она никогда не сомневалась в религии, в которой была воспитана». Это мирская женщина. Перед силами зла она беззащитна.

Потому при всей своей живости, одаренности, уме, брезгливости ко лжи, Анна не то чтобы не хочет – не может – выдержать посланного ей испытания – влечения к Вронскому. Который, опять-таки, не то чтобы плох, а слишком от мира сего. C ним автор работает на противопоставлениях.

Через блестящего аристократа Вронского граф Толстой раскрывает собственное представление о настоящем человеке. «В его петербургском мире все люди разделялись на два совершенно противоположные сорта. Один низший сорт: пошлые, глупые и, главное, смешные люди, которые веруют, что одному мужу надо жить с одною женой, с которою он обвенчан, что девушке надо быть невинною, женщине стыдливою, мужчине мужественным, воздержанным и твердым, что надо воспитывать детей, зарабатывать свой хлеб, платить долги, – и разные тому подобные глупости».

Через искусного рисовальщика Вронского художник слова Толстой объясняет, чем большой талант отличается от малого: «он не мог себе представить того, чтобы можно было вовсе не знать, какие есть роды живописи, и вдохновляться непосредственно тем, что есть в душе, не заботясь, будет ли то, что он напишет, принадлежать к какому-нибудь известному роду»... И т.д.

Есть что-то страшное в неизбежности встречи Вронского и Карениной. Сталкиваются они случайно, на вокзале. Однако Вронский обращает на нее внимание «не потому, что она была очень красива, не по тому изяществу и скромной грации, которые были видны во всей ее фигуре», но нечто в ее лице «было особенно ласковое и нежное». Замужняя дама в пассивном поиске.

К череде мирских людей относится и несчастный Каренин. Ведь это дважды обманутый муж. В первый раз он, отчасти, обманул сам себя, когда его, по сути, вынудили жениться на Анне Облонской. Внешний поклонник христианства, Каренин, когда ему стало по-настоящему тяжело, «и не подумал ни разу о том, чтоб искать руководства в религии», «той религии, которой знамя он всегда держал высоко среди общего охлаждения и равнодушия».

Если настоящий христианин в любом, и прежде всего самом нелегком положении просто действует по-христиански, и в этом его сила, то для головного христианина вроде Каренина, Спаситель – красивая идея, а «приложение или неприложение христианского правила к своему случаю» вопрос, как правило, «слишком трудный».

Довольно быстро в романе появляется его главный герой – Константин Левин, антипод милого развратника Стивы Облонского. Несмотря на многолетнюю дружбу, Облонский часто не может «удержать легкой насмешливой улыбки при виде Левина», и любой серьезный разговор с ним всегда вызывает в Стиве «слишком большое умственное и душевное напряжение».

Авторский двойник Левин (Лев – Левин) – искренний человек. Это его определяющая характеристика. Он может ошибаться, быть наивным, где-то испорченным... Но при этом ищет ответы на главные вопросы до тех пор, пока не логический вывод или общественное мнение, а его собственное сердце не подскажет ему, что он прав.

Никто не может любить сильнее, чем искренний человек. Потому описание любви и женитьбы Левина на Кити Щербацкой – одни из самых трогательных страниц русской литературы. Национальный идеал отношений такого рода.

Но едва отношения эти устанавливаются в своем законном, понятном, естественном – семейном – русле, Левин, счастливый муж, здоровяк, «владелец трех тысяч десятин» и т. д., истово, мучительно, вплоть до того, что подумывает о самоубийстве, ищет даже не смысл жизни, а возможность полностью, без остатка войти в эту самую Жизнь – ищет Веру.

Это и есть центральная тема романа и окончательный толстовский ответ на все вопросы. О супружеской верности, о возможности человека противостоять злу, об отношениях его с обществом вообще и близкими людьми в частности и т. д., и т. д.

Почему-то у читателя нет ни малейшего сомнения, например, что у жены Левина поводов бросаться под поезд не будет.

И как Толстой использует образ Вронского, чтобы нагляднее представить читателю свои убеждения, так и пара «Левин – Щербацкая» у него – наглядная позитивная программа, образец реализованного шанса жить по-настоящему. Шанса, который доступен каждому и для каждого одинаков. Потому и «счастливые семьи похожи друг на друга». Едва ли не все прочие герои романа – многочисленные доказательства от противного, «несчастные по-своему». Пара «Вронский – Каренина» среди них просто тщательней прописана.

Еще один характерный прием Толстого – обращение к народу как высшей инстанции. Едва его знатные высокообразованные персонажи дозревают до ключевых выводов, рядом непременно оказывается некто в лаптях или босиком и лишь для того, чтобы ясно, просто озвучить то, что они так долго и трудно искали. Как только Левин максимально приближается к Вере, «почерневший от липнувшей к потному лицу пыли Федор» невзначай объясняет ему, что значит на обычном, бытовом уровне быть верующим: это человек, который «для души живет. Бога помнит».

Таким образом описание любви, например, Левина к Кити, получает новую грань. Вот как показаны чувства Левина при первой ссоре с женой, когда та его напрасно упрекнула.

Здесь удивительно точно описана не только любовь между мужчиной и женщиной, но любовь вообще, любовь христианская: «Он понял, что она не только близка ему, но что он теперь не знает, где кончается она и начинается он... он почувствовал, что не может быть оскорблен ею, что она была он сам... Оставаться с таким несправедливым обвинением было мучительным, но, оправдавшись, сделать ей больно, было еще хуже... он хотел оторвать, отбросить от себя больное место и, опомнившись, чувствовал, что больное место – он сам. Надо было стараться только помочь больному месту перетерпеть, и он постарался это сделать. Они помирились».

Другими словами, любить по-христиански – прощать своему ближнему не потому что так надо. А потому что, не простив, причиняешь боль не только ему, а, в первую очередь, самому себе.

Так что «Анна Каренина» – не о том, что изменять – плохо, и, конечно, не о бедной женщине, которая бросилась под товарный поезд. Это о слиянии с Творцом как единственно достойном итоге существования людей вообще и каждого в отдельности.

Почему в таком случае роман не назван «Константин Левин», тоже понятно. Закон художественного вымысла заставляет выносить вперед самое яркое, чтобы не мешать действительно важному звучать легко и как бы между прочим.

(«Независимая газета», 30.03.2023 г.)