Письмо в будущее

Ну, здравствуй, внучка. Ты уже теперь,
наверное, большая и впитала
карминовую гибкость краснотала
и бархатную мягкость хризантем.

Ты спрашиваешь, как мои дела,
как бабушка, поспела ли черешня,
что мартовской воды впитала вешней
и майскою невестой расцвела.

Наш сад фруктовой полнится пыльцой,
шмели в цветах медведем косолапят
и полные тележки дружно катят
в родное медоварное сельцо.

А бабушка мне сделала сюрприз.
Над нами стая аистов летела,
а милая смеялась им и пела,
и вдруг один из них спустился вниз.
А в клюве у него был узелок,
а в узелке твоя лежала мама.
Ещё – с пометкой "Срочно!" телеграмма
и маленький ромашковый венок.

Она сейчас в две дырочки сопит, –
серьёзная, надутая такая,
и жиденькая чёлка золотая
тот сон её надёжно сторожит.

Но как же ты? Счастлива ли, сыта?
Любима? Любишь? Не одна ли в лодке?
Звучит ли в сердце благодушный отклик?
Не поглотила мира суета?
А небо всё такое над землёй?
По кучерявым авиатропинкам
невидимые утки-мандаринки
вышагивают чопорной четой?
Талант ещё в почёте? Что в цене?
Не потеряла смысла добродетель?
Играют ли теперь в войнушку дети?
А может обитают на войне?..


Родная, я хотел бы твёрдо знать,
что ты живёшь в гармонии с собою,
и мир твой не подобен волнобою,
и воздух чист, и радостно дышать.

А если Мара больно сдавит грудь, –
ты дай мне знак, пошли его с зарницей.
Она кольнет мне в сердце острой спицей,
и градусник взорвёт тугая ртуть.
И звездный тракт материю прорвёт,
и я сквозь времена, сквозь поколенья,
сквозь мрак, сквозь свет, сквозь боль развоплощенья
отправлюсь в свой спасительный полёт.

И там, в твоём далёком далеке,
сгребу в охапку все твои печали,
и сердцем их сожгу в стальном накале
и нежно прикоснусь к твоей щеке.