Буква

Каждая буква на бумаге — вселенная,
А рука, что держит перо — планета.
Каждая запятая несёт смысл,
Твоя мысль — яркая комета.

Шуршание пергамента,
Как мелкий песок по ногам,
Плетёт узор орнаменты,
Который покорит сердце дам.

В моих стихах,
В стихотворной форме,
Я расскажу, что в моде
Поэзия сейчас не числится.

"Это немыслимо", —
Незнакомец в белом
Парике воскликнет! —
“Это бессмыслица!”

Но это правда,
Поэзия как рыцари —
Очень редки.
Но всему вопреки
Она всё ещё очаровывает души
Личностей пылких.

Когда мои строки
Людьми ещё не услышаны,
Они думают, что я шут,
Дурак дураком.

Но потом, после пары десятка строф,
Они думают: "Вон он каков, чертяга!"
У рифмы магнитная тяга,
Она приковывает уши к моим губам.

Да, особенно для дам.
Их души тоньше
И они надевают рифму,
Смысл на сердце,
Как пончо, в перуанской пустыне.

В этом их сила и слабость,
Муза, их бич и сладость
Лирика на мягкие умы
Удар наносила.
Кого-то поэзия даже убила....

Раньше я говорил,
Что не люблю женщин-поэтов,
И поэтому притворялся,
Что вообще никакого не читаю,
Чтобы никого не обидеть.

Но тем летом я встретил Иру Астахову.

Она — поэтесса и была знаменита.
Она звонкую монету получала
За свой талант уже тогда,
И я был поражён весьма.

Она читала только для меня,
И нерв сердца мой обнажённый,
Дал приказ душе моей
В её поэзию влюбиться.

Как же могло такое случиться,
Что мне поступиться
С принципами пришлось?
Гармонии ожерелье было потеряно,
Но потом нашлось.

Далее она намеренно надела
Мужской костюм
И словно горький изюм
В пачке идеального, кубанского,
Она начала декламировать
Мужское, кабацкое.

Это дурацкое перевоплощение,
Словно плевок насмешливый
На мою глупость,
Показало всю нелепость
Моего былого суждения.

Она сняла шляпу и поклонилась
В образе лихом, гусарском,
С огнём в глазах приземлилась
На стул рядом со мной
И движением властным
Налить попросила.

Глаза мои, как блюдца —
Как же это красиво!
Настоящие поэты существуют!
И я смог прикоснуться к этой музе
В мужском костюме.

Не осталось больше горьких
Кусков в изюме,
И я бойко так,
Комично сделал ей комплимент,
Что так было неприлично
В тот момент.

Смотря на её силуэт, я подумал,
Что отлично научился притворяться поэтом,
Скромно выпячивая талант
В неоднозначной ситуации.

О пунктуации задумался Цветаевой,
Об Ахматовой, как она отстаивала свои права.
Мои мысли словно трава весной зеленеют,
А стремление где-то в сердце бродит.

Там как-то теплее.

Мысли на грани катастрофы,
Где неумехи стали кумирами,
Когда ювелирно вырезали строфы
На грязных столах кабака.

Такси отражается в луже.
Я сел, мне пора.
Туда, где пюре из таланта и мысли,
Туда, где кисти поэтов застряли.

Что уж таить,
Я хочу чтобы
И меня признали при жизни,
Но не хочу жить
Только признания ради!

Радио в вонючем такси
Оседает в потоке мыслей,
Я тону в пробке.

Художник закончил
И помыл кисти.

Тучи нависли
Над моим городом.

Будет ли он горд мной?