Эдмунд Спенсер. Королева Фей. Книга III. Песнь 1

Королева Фей     Книга III

Легенда о Бритомарте или о Целомудрии

Вступление

1.

Пора о Целомудрии писать,
О высшей добродетели прекрасной;
Какой пример заморских Фей мне взять,
Дабы изобразить её так ясно?
Она во мне, Монаршая, всечасно
Хранится, и так ярок её свет,
Что Дамам всем о ней твердить напрасно,
Лишь глянут на владычицы портрет,
Коль создан он любым живым искусством вслед.

2.

Живым искусством не создать эскиз:
Ни кистью, чтоб он был на жизнь похожий,
Как делали Пракситель и Зевскис:
Потерпит неудачу мастер всё же,
И будет Она выглядеть негоже;
Не хватит у поэта мастерства
Воспеть Красу изящнейшую тоже,
Из страха он отважится едва,
Не омрачили б её Свет его слова.   
 
3.

Но как же я, искусства ученик,
Что управляло разумом небесным,
В ту высь перо направлю напрямик?
К сему несчастным жребием словесным
Я принуждён. Хоть разумом чудесным, 
Владычица, прости, изобразить,
Всё ж не смогли тебя в обличье лестном,
Чью красочность могу я затенить,
И древнюю хвалу здесь снова применить.

4.

Коль хочется в оттенках тех живых
Увидеть Вам себя изображённой,
Кто ж более живой и верный стих
Придумает, нектаром окроплённый,
Чем тот, где Ваш слуга явил влюблённый
Нам Цинтию, прекрасный свет небес!
И сладостию этой возбуждённый
В восторге от лучей её чудес,
Я чувства погрузил в сиянье тех словес.

5.

Пусть тот же восхитительный поэт
Одолжит жизнь и Музе простоватой,
Чтоб Госпожу воспеть, а будь портрет
Неточен, чтоб исправить без утраты:
Пусть примет его Цинтия, богатый,
И в разных зеркалах себя узрит:
Иль Глориану выберет когда-то,
Или Бельфебы примет нежный вид:
В одном - монарх, в другом – невинностью дивит.


«Королева фей», Книга III.   Песнь I.


Гюйон и Бритомарта – бой,
За Флоримелью –  гон;
Дуэссы с Малекастой вред
Злодейский сокрушён.



1.

Британский славный Принц и рыцарь Фей,
После упорных странствий и мученья,
Чтоб силы обрести, да поскорей,
И заживить тяжёлые раненья,
Прекрасной Альмой в замок для целенья
Приглашены пожить с недавних пор;
Когда же увлекли их приключенья:
И поиск славы, и военный спор,
Они, простившись, вместе вышли на простор.

2.

Пленённую Акрасию Гюйон
Решил, коль долги будут их скитанья,
Послать туда под стражею, где трон
И двор Волшебный, чтоб свои старанья
Свидетелем представить в ликованье
Он Королеве Фей реально мог:
Но путь другой избрал без колебанья,
Чтоб снова преподать врагам урок,
Ведь с Артуром его вёл к приключеньям рок.

3.

Так, по безлюдным странствуя путям,
Они сквозь все опасности, невзгоды
Прошли, вдыхая славы фимиам,
В другие земли совершив походы,
С восхода солнца, до его захода,
И довели все битвы до побед,
Свершённых ради чести и свободы
Людей, что исстрадались так от бед,
И всем, кто горевал, вернули радость вслед.

4.

Вот скачет по равнине в тишине,
Навстречу рыцарь им, с копьём отменным;
Оруженосец рядом на коне,
Хотя казался старым и почтенным,
Держал щит треугольный не согбенным,
Как будто биться сам хотел потом;
И рыцарь тот не выглядел смятенным, 
Увидев их, взял в руку щит с гербом:
Лев с лапой поднятой на поле золотом.

5.

Гюйон любезно принца попросил,
Немного повернуть, уйти с дороги,
Затем копьё взял, начал что есть сил
Пришпоривать коня, но без тревоги.
Конь взмылен был, пылающие ноги
Его сжигали свежую траву;
Никто не повернул назад в итоге,
Без страха все стремились к торжеству,
Направив копья друг на друга – и в главу..

6.

И вот они столкнулись в свете дня,
Напал Гюйон неистовым и ярым,
Казалось, треснет щит или броня,
Однако для врага прошло всё даром;
Его лишь пошатнул, ударив с жаром.
Но сам Гюйон, не осознав всего,
За круп коня свалился под ударом,
Но показал в паденье удальство,
Не повредив в несчастье тела своего.
 
7.

И всё ж он испытал печали жар;
С тех пор как он впервой, не для потехи,
В кровавой битве свой нанёс удар,
Позора не видал он, лишь успехи.
Ах, знатный рыцарь, что надел доспехи,
Ты не грусти, коль, сброшенный с коня,
На землю пал, не думай про огрехи,
На силу посмотри, себя виня,
В том колдовском копье – и скрыта западня.   

8.

Но знаешь ли того, кем ты сражён?
Ведь больше скорби есть в твоей  судьбине!
Ты большим горем был бы поражён,
Что Девицы вина в твоей кручине,
С которой ты сражался на равнине;
То Бритомарта славная была,
Кого судьба из царства бриттов ныне
Любимого увидеть привела,
Чей образ в зеркале Венеры обрела.

9.

Он , негодуя, яростно вскочил,
Чтоб отомстить за то, что пал позорно,
Меч выхватив блестящий, что есть сил,
Навстречу пешим двинулся упорно;
Скорей умрёт, чем крах снесёт повторно.
Когда же его Палмер   то узрел,
Бояться за него стал непритворно,
Чтоб в новой стычке он не погорел:
Копьё волшебное сразит того, кто смел.

10.

Он рыцаря хотел остановить
Не для того, чтоб породить несчастье,
Или копья изъяны подновить;
Но Знаньем своим мощным в одночасье
Узнал он тайну силы той напасти,
Что смертному не выдержать никак:
Кто на земле всегда имеет счастье?
То риск большой или тщеславья знак,
Коль от одной руки теряет честь смельчак.

11.

Его он попросил сдержать свой гнев,
Избавиться совсем от жажды мести;
И Артур, к соглашенью прикипев,
Ту ярость погасить хотел на месте,
Винил его не за потерю чести,
Но за коня, что в сторону свернул,
Что паж его не поскакал с ним вместе,
Иль сбрую ненадёжно подтянул:
И рыцаря кураж он этим пошатнул.

12.

И, примирившись, рыцари тогда
Все проявили сдержанность благую,
Клялись умом и силой никогда
Не позволять порочить честь другую:
Врага иль друга, славу их мирскую, 
Друг с другом не сражаться всякий раз:
Настроен Артур был на мировую,
Златую мира цепь не напоказ
Одели все; и в путь отправились в тот час.

13.

О славный образ древних тех времён,
В которых меч был лишь слугою права;
И рыцарь был не злобой возбуждён;
Но ради похвалы и гордой славы
Все воины сражались величаво:
Награда за победу – лишь хвала,
Но не скорбел и побеждённый бравый:
Пусть ныне восхищают их дела,
Гордыни воин избегает, гнева, зла.

14.

Скитались они долго как друзья:
В безлюдных землях, в густо заселённых,
Искали приключений для копья,
И для желаний битв неугомонных;
Вот в лес вошли, в кругу дерев зелёных,
Казался страшным каждый скорбный звук,
Скакали долго средь ветвей сплетённых,
Живой души не видели вокруг,
Спасаясь от зверей, что появлялись вдруг.

15.

Внезапно из-за зарослей густых
Белейший пони прыгнул шелковистый,
Девица проскакала мимо них,
Лик её был, на взгляд, кристально-чистый,
От страха бледный, словно воздух мглистый:
Был золотом расшит её наряд,
И конь сиял попоной серебристой,
Скакал он быстро, будто без преград,
С трудом его пробег друзей заметил взгляд.

16.

Скача, бросала взор назад она,
Боялась, видно, гибельной погони,
И прядей ярко-жёлтая волна
По ветру развевалась в этом гоне:
Косматая звезда на небосклоне
Так свой горящий оставляет след,
И страх питают люди к той короне:
Что – предсказал кудесник-тайновед –
Смерть за собой влечёт и много скорбных бед.
 
17.

Минуту ей смотрели вслед друзья,
Куда ужасный всадник устремился,
Желаньем похотливым ей грозя:
 Он на коне усталом так ярился,
Сквозь ветви и кусты вперёд пробился,
В надежде, что возьмёт её крюком,
С его боков поток кровавый лился,
Он был огромным, страшным лесником,
Копьём кабаньим тряс, и в чащу – прямиком.

18.

Но возмутились рыцари тогда,
И зависть пробудилась в них ревниво,
Зачем решать, чья будет череда,
И устремились все за Дамой живо,
От зла её избавить справедливо.
Равны друг другу Артур и Гюйон
В надежде получить сей приз счастливый –
Прекраснейшую Даму – без препон,
Но Тимиас  рванул за лесником вдогон.

19.

Не видит Бритомарты стойкий ум
В погоне за красавицей – удачу,
И Дам Любовь не тронет её дум,
Стоять на месте – вот её задача:
Друзей ждать возвращенья – не иначе:
Увидев, что их нет, пуститься в путь
Она опять готова наипаче,
В ней мужества не убыло ничуть,
Нет ничего, что б в ней рождало страх и жуть.

20.

Она из леса вышла, наконец,
И увидала замок величавый,
Похожий на прекраснейший дворец;
Стоящий на опушке у дубравы,
Он создан был как будто для забавы:
Внизу перед воротами лужок,
Покрытый весь травою кучерявой,
Шесть рыцарей направил грозный рок
С одним сразиться там, жестокий дать урок.

21.

Они все нападали на него
И раны наносили, окружая,
Являл он, задыхаясь, удальство,
Земли ни пяди им не уступая;
Вот так он, кровь из многих ран теряя,
Удары наносил им, и когда,
К кому-то гнев свой сильный обращая,
Отпрянуть заставлял их без труда,
То каждый из шести знал, что придёт беда.

22.

Так подлые дворняжки, что глядят,
Лишь зверь к ним повернётся утомлённый,
Его боятся, видя злобный взгляд,
И прыгают вокруг него сплочённо,
Дабы схватить зубами исступлённо,
Когда он повернётся к ним спиной.
Узрев то, Бритомарта возмущённо
К ним подлетела с искренней мольбой:
Вы, шестеро, должны закончить этот бой.

23.

Но крик её для них – пустейший звук.
Удары наносить они все рады,
Всё более сжимался битвы круг,
Усилились их злоба и бравада;
Она промчалась через ту преграду,
Невольно круг их плотный разняла,
Зачем вам здесь сражаться без пощады:
Их спрашивать спокойно начала,
Причина спора их и гнева в чём была?

24.

Тогда тот рыцарь начал говорить:
«Цель шестерых – меня понудить силой
Своей любимой Даме изменить.
В отчаянье я встречи ждал с могилой;
Нечестно навсегда расстаться с милой:
Люблю её, Ей не пристал обман,
Коль Девой по земле она бродила,
Ради неё я попадал в капкан,
И много получал в борьбе кровавых ран».

25.

Она бранила шестерых за спор,
Что силой защищали заблужденье:
«Оставить Даму – рыцарю позор,
И лучше умереть тогда в сраженье,
Как раз позора меньше в пораженье,
С утратою единственной любви;
Любовь не может быть по принужденью:
Когда диктат – бескровный иль в крови –
Любовь на крыльях  прочь летит, как ни зови».

26.

Сказал один из тех шести в ответ:
«Живёт здесь, в замке, Дама, всех милее,
Её красе живых соперниц нет,
Она добра, приветлива, как фея,
Никто и в этом не сравнится с нею,
Она установила сей закон:
Тот рыцарь, что сюда пришёл, грустнея,
Коль без любви и Дамы бродит он,
Начать служить ей был обязан без препон.

27.

Коль у него есть Дама и Любовь,
Порочить должен он её бесчестно,
Иль доказать мечом нам вновь и вновь,
Что Дама его милая прелестна –
Как сделал этот рыцарь, Вам известный».
«Его (речь Девы) трудный выбор ждёт.
Что за награда будет здесь уместна?»
- «Получит он и славу и почёт,
Затем Любовь от нашей Дамы обретёт».

28.

- «Вопрос есть, сэр, скажи нам, ты влюблён?»
Она в ответ: «Да, только я без Дамы;
И всё ж своей любовью я силён,
Служить мне вашей Леди – много срама,
Как рыцарю тому наделать шрамы
За верность даме». И с копьём своим
На одного направилась упрямо,
Повергла вниз, расправившись так с ним,
И, повернув коня, расправилась с другим.

29.

Троих она сразила наповал,
Никто из них не смог подняться снова.
Четвёртого тот рыцарь напугал,
Что изнурён был ранами сурово,
А двое из шести сдались без слова,
И так она была удивлена,
Сказала: «Ах! Вот в этом вся основа –
Что верная любовь всегда сильна,
За верных слуг своих сражается она».

30.

Они в ответ: «Мы видим, как один,
Всю слабость нашу, мощь твою большую,
Твоею Дама стала, паладин:
Её ж закон исполнен напрямую.
Тебе даём мы клятву боевую
Как ленники». Мечи к её к ногам
Бросая, подошли все к ней вплотную:
-«Законный плод пожать ты должен там»
С её согласья все они пошли к вратам.

31.

Как описать нам этот чудный вид:
Роскошные ворота Замка Счастья,
(Название о связях говорит),
Там проявили к ним своё участье
С весельем нежным, полным сладострастья,
Красавицы и рыцари вокруг,
Что сквозь чертог просторный в одночасье
Их к Даме привели, там среди слуг
Весёлым Дамы наслажденья был досуг.

32.

Рассказывать о роскоши сплошной
Огромной залы были мы не склонны:
Что для ума избыток показной
Сокровищ царских в коих нет резона;
Там каждый столб и каждая колонна
Из золота чистейшего, на них
Жемчужин, самоцветов миллионы,
Что яркий, ясный блеск лучей своих
Дарили всем, кто был в одеждах щегольских. 

33.

Пройдя их, дальше рыцари пошли
В другие залы, убраны богато:
(Такие лишь имели короли),
С трудом воспринимая это злато.
Великолепья было многовато,
Излишней роскошь залов тех была,
Приятней им обычные палаты;
И каждый думал, как же берегла
Хозяйка пышность ту, такие вот дела.

34.

Четыре там увидели ковра:
Турне, Арраса чудные шпалеры,
На них изобразили мастера
Фигуру опечаленной Венеры,
В Адониса влюблённую без меры,
В прекрасный превратился он цветок.
Любви печальной были то примеры,
Что испытать её заставил рок:
Юнец своей красой разбить ей сердце смог.

35.

И начала тогда о нём мечтать:
При помощи искусства обольщенья
Любовником её просила стать;
И делала ему гирлянд плетенье –
Для прядей золотистых украшенье;
Потом вела в таинственную тень
От сверстников, небесного свеченья,
Где б сон его хранила листьев сень,
Купала в ручейке, вдали от деревень. 

36.

Коль спал, над ним раскинулась, легка,
Её, как небо звёздное, мантилья,
Под головой юнца - её рука,
Её лобзаний сладостных обилье;
Когда купался он, то без усилий
Она за ним следила, но тайком,
Бросала в ручеёк бутоны лилий,
Фиалки, маргаритки, а потом
Его кропила она не;ктаром кругом.

37.

Украла сердце глупое она,
С ним наслаждаясь в тайном месте страстью,
К забавам тяга в нём была видна:
В охоте на зверей принять участье,
Но с ним могло случиться там несчастье,
Она его просила не травить
Больших зверей, спасаясь от напасти,
Те вред могли б случайно причинить,
Но кто избегнет, коль судьбы прядётся нить?

38.

Шли далее: юнец лежит, томим,
Кабан его смертельно ранил дикий,
Склонилась и богиня тут над ним,
Глядит, как он страдает, бледноликий,
Кровь вытирает милому туникой,
Покрылась кожа пятнами кругом:
Юпитер не поможет здесь великий.
От слёз её Адонис стал цветком,
Что выткан на ковре с отменным мастерством.

39.

Красиво изукрашен этот зал,
По кругу установлены в нём ложи
(Для древних римлян вид сей – идеал)
Для отдыха и наслажденья тоже,
В той зале были Дамы и Вельможи:
Кому угодно здесь средь болтовни
И днём, и ночью танцевать до дрожи,
Купались в наслаждениях они,
Амур в них разжигал желания огни.

40.

Звучала здесь музЫка, разделив
Лидийский тон с мелодией мятежной,
И пели птицы сладостный мотив,
Изысканный, ласкающий и нежный:
То песнь любви и радости безбрежной,
Но рыцари на сей концерт свой взгляд
Презрительный бросали и небрежный,
Не нравилась им похоть тех рулад,
Была противна и распущенность услад.

41.

Пришли к великой Даме наконец,
Что на тахте роскошной веселится;
Кругом и блеск, и злато, и багрец:
К чему привыкли Персии царицы.
Она казалась просто чаровницей,
Была щедра, косил немного взор
Её распутных глаз, как озорница
Она являла ими свой задор,
И без изящества бросала взгляд в упор.

42.

Так шли часы, излишне описать
Большое то веселье, развлеченья:
И начала она их завлекать
В один чертог, чтоб снять вооруженье,
Пить с пряностью вино для освеженья:
Доспех снял Рыцарь Алого Креста,
Но Бритомарта ходит в снаряженье,
Лишь подняла забрало, неспроста
Явилась всем её девичья красота.

43.

Как Цинтия прекрасная в ночи,
Что облаком назойливым закрыта,
Сквозь тонкий слой несёт свои лучи,
И яркий лик являет всем с зенита,
Смущаясь в небесах средь звёздной свиты:
Её, что в мир смотрела из-за туч,
Усталый путник славил именито, –
Таким был Бритомарты яркий луч:
День освещал он там, и  красен, и могуч.
 
44.

Шесть рыцарей недавно бились с ней;
Теперь они здесь без оружья сами,
И в поле её зренья без броней
Учтивыми казались молодцами.
Все рождены не разными отцами:
Одним – он их галантности учил,
И копьями сражаться, и мечами;
Вассалом этой Дамы каждый был,
И награждался ею рыцарь, коль служил.

45.

Один из них по имени Гардант,
Весёлый кавалер, на вид красивый,
Вторым отважный рыцарь был Парлант,
За ним шёл Иокант, юнец шутливый,
А Бастиант здесь - кавалер учтивый,
Вакхант горяч и дерзок ночь и день,
Ноктант в объятьях был такой ретивый,
Прекрасны все, сильны, в плечах сажень,
Но каждый был для Бритомарты, словно тень.

46.

Она могла красою привлекать,
Но также страх рождала у мужчины:
Кто мог бы чувства низкие взалкать,
Иль спрятать пыл безумный под личиной,
Боясь ошибки, шёл бы сзади чинно;
Как тот, кто розу красную узрел,
Но острые шипы – его кручина:
Как руку защитить, коль будет смел,
Желанье праздное пройдёт – таков удел.

47.

Прекрасное увидев существо,
Не знала Дама пол её реальный:
Пред ней лишь – крепкий рыцарь, и в него
Влюбилась, становясь совсем печальной,
Коль тщетна мысль о страсти идеальной:
Нрав ветреный – огонь в ней породил,
Как искры, что зажгли фитиль запальный,
И в сердце непомерный бьётся пыл,
Что полнит страстностью узоры синих жил.

48.

Она порой впадала в сильный гнев,
Иль проявляла часто нетерпенье,
Несдержанность являла, осмелев,
Её не волновали подозренья;
Зато терзало чувство вожделенья,
Отбросив и смущение, и стыд,
Она вся изливалась в наслажденье,
Честь от неё, поэтому, бежит,
И красота бесстыдная имеет мерзкий вид.

49.

Когда любовь захватит честных дам,
Она желаньем чистым их питает,
Но ты не будь жесток к её грехам,
Что праведность всех женщин не пятнают;
Она одна средь тысяч обитает:
Меж розами найдёшь ты сорняки;
Где не любовь, но похоть прорастает,
Любовь, спасая сердце от тоски,
В нём добродетелей рождает родники.

50.

Но в блудной даме не было любви,
Лишь плотское в ней разгоралось пламя,
Взнуздав разврата пыл в своей крови,
Она попрала честь свою ногами:
Позорно жить подобными страстями.
Она, бросая свой коварный взгляд,
В девичье сердце целилась глазами,
А на лице – желание услад,
Но Бритомарте был неведом сей разврат.

51.

Был подан ужин, тьма роскошных блюд:
Лились напитки тучного Лиэя,
Плоды благой Цереры были тут,
Всё приносили сразу, не жалея,
Изысканность достигла апогея;
Вино из полных чаш лилось рекой,
Меж ними создала она, лелея,
Свой путь к любви, отвергнувши покой;
Но Бритомарте знак греха зачем такой.

52.

Когда они, пируя, аппетит
Свой утоляли яством без помехи,
То Дама, навсегда отбросив стыд,
Просила Бритомарту снять доспехи,
Оставить силу только для утехи;
Когда ж поддаться Дева не смогла,
(Она скрывала пол не для потехи,
Хотя была наружностью мила)
Обиду высказав, скорее прочь пошла. 

53.

Но Дама деву чистую маня,
Являла вздохи, жалобы, рыданья:
Все искры её жаркого огня;
Напрасный пыл, тогда она в терзанье,
Просила облегчить её страданья,
Её утешить, чтоб не умереть,
Но Девица, невинная в незнанье
Того, как сплетена искусно сеть,
Поверила, что той дано в огне сгореть.

54.

Она беспечно верила всему,
Из девичьего самоощущенья,
Из чувства скорби, свойственной уму,
Из-за её любовного мученья,
Ведь знала, в сердце страсти огорченья.
Кто без лукавства –  ждёт того обман,
Коль с красотой – беспечность к злоключенью;
Летя на птицелова крик, турпан
В тенёта сразу попадётся иль в капкан.

55.

Она всё ж неучтивой не была,
Чтоб презирать приём такой прекрасный,
Стыд – презирать любовь, хоть не со зла,
Иль сердца зов отвергнуть у несчастной;
Но вежливою речью сладкогласной
Ответила на сей приём, хотя
Её любовь считала всё ж напрасной,
Истолковав неверно, как дитя;
Подобный огнь внутри – сей дым родил, крутя.

56.

Питала Дама так свою любовь,
Искала время для своей химеры,
И всё ж из раны вытекала кровь,
Огонь, сломавший в теле все барьеры,
Распространялся, ядовит без меры.
И вот уж были убраны столы,
Все рыцари, младые кавалеры,
Целуя руку дамам, столь милы,
К приятным звали их забавам, веселы.

57.

Кто танцевал, кто в кости вёл игру,
Кто страстью полн, кто весел был невинно,
Все заняты, кому что по нутру;
И Малекаста  в том нашла причину:
Чтоб хитрой ложью снять свою кручину.
Юпитер свет немеркнущих лампад
Направив вниз, их сжёг наполовину;
Намокнув, дщери Атласа, стремят
В глубь Океана свой давно уставший ряд.

58.

Вот пробил час, и все тогда пошли
Принять благожелательность покоя;
И восковые факелы зажгли,
Чтоб гостя проводить в его покои;
Британка лишь увидела такое:
Сама ушла, затем сняла доспех,
Где гнёздышко ждало её благое,
И после утомительных потех 
Отбросив страх, она заснула без помех.

59.

Когда весь мир в глубокой тишине
Был скрыт, и каждый смертный, погружённый
В неё, внимал видениям во сне,
То Малекаста, дух чей возбуждённый
Не мог создать покоя для влюблённой,
Легко постель покинувши, пошла
Под пеленою Ночи зачернённой;
На ней мантилья алая была:
Но скрыла золото и горностаи мгла.

60.

Затем дрожа, вздыхая тяжело,
Испуганно направилась в покои,
Куда велела поселить во зло
Воительницу, с жаждой и тоскою,
И к ложу подойдя, её рукою
Коснулась, чтоб проверить спит, иль нет,
Задёргается, может быть, щекою,
Насторожила слух, средь всех примет
Дабы понять, есть вздох какой иль чувства след.

61.

У той, кого любила глубоко,
Она, боясь последствия, тревожно,
Покров расшитый подняла легко,
И прилегла к девице осторожно,
Её коснуться было ей несложно:
Ни звука малого не издала она,
Вздохнула тихо. Это невозможно!
Проснулась Бритомарта ото сна,
Чтоб повернуться – затекла её спина. 

62.

Почувствовав, что рядом кто-то с ней,
Она вскочила со своей постели,
К оружию спешит, противен ей
Распутник грязный. Щёки побелели
У Дамы, не достигнув своей цели,
Она визжала, всполошив весь дом,
Друзья её с испугом прилетели,
Разбуженные криком, вшестером
В доспехах ворвались в покои прямиком.

63.

Шесть рыцарей, защитники Её,
И с ними Алый Крест бежали смело,
Он щит не взял, зато держал копьё,
Они вошли растерянно; светлело,
Зрят Дамы их бесчувственное тело,
Воинственную деву также зрят:
С распущенной косой, в сорочке белой 
Она с клинком острейшим, но без лат,
В тревожном ужасе, в смятенье все стоят.

64.

Пред Дамой наслажденья встали вкруг,
Что тихо там лежала на кровати,
Но обморок прошёл – её испуг,
Бесчестить деву начали некстати,
Дабы опять разжечь раздор, как тати,
Но, помня пораженье, неспроста
Её боялись, хоть она без платья,
Доспеха, гербоносного щита;
Ей в помощь здесь и Рыцарь Алого Креста.

65.

Гардант, из той шестёрки паладин,
Взял в руки лук со стрелами ужасный,
И, злобой переполненный, один,
Был занят только девицей прекрасной:
Стрела, звеня, что видели все ясно,
Ей бок задела, и пурпурный след
На коже её виден был атласной,
Не принесла ей всё же рана вред,
Сорочку снежную окрасив в алый цвет.

66.

И  в гневе она стала нападать,
Мечом блестящим начала верченье,
Никто не смог ущерба избежать,
От тех ударов были все в смятенье:
И здесь, и там, везде нанес раненья
Клинок её, и помощь оказал
Ей Рыцарь Алый Крест в горячем рвенье,
Враги топтались их. Сей малый зал
Тех шестерых серьёзно биться испугал.

67.

Так оба обратили в бегство всех,
И Бритомарта снова облачилась,
На теле вновь блестит её доспех:
Бежать из замка вмиг она решилась,
Где жизнь разврата низкого ценилась
У благородных, вроде бы господ;
Лишь только тень земная растворилась,
И засветился снова небосвод,
Они, взнуздав коней, отправились в поход.

Примечания:

Вступление

1.2.  О высшей добродетели прекрасной; – Фраза выражает мысль Спенсера, что добродетель ассоциируется с достоинством, мужественностью, но также, поскольку она принадлежит королеве Елизавете, она ассоциируется с женской красотой.
2.3. Как делали Пракситель и Зевскис: – Зевксис из Гераклеи — древнегреческий живописец, работавший в 420—380 годах до н. э. Пракситель — древнегреческий скульптор IV века до н. э. Зевксис и  Пракситель: художник и скульптор древности, прославились тем, что изобразили идеальную женскую красоту.
2.4. Потерпит неудачу мастер всё же – Спенсер имеет в виду Дедала, который сделал себе и своему сыну Икару крылья из воска и перьев. Икар пролетел слишком близко к солнцу, которое растопило воск, полетел вниз и  разбился насмерть. Таким образом, Дедал является символ как непревзойденного мастерства, так и чрезмерно самоуверенных амбиций. У Спенсера в оригинале слово daedal, что переводится как искусный; сделанный мастерски, изобретательный.
3.8. Чью красочность могу я затенить, – Здесь: представлять несовершенным образом. Также в платоническом смысле: тень связана с реальностью, как феноменальный мир с небесным миром идей. Королева предвещается в Глориане как «тень грядущих благ, а не сам образ вещей».
3.9. И древнюю хвалу здесь снова применить. – Восхищение Спенсера Чосером, побудило его перенять часть устаревшей английской лексики и фразировки Чосера, что вызвало насмешки со стороны коллег-авторов.
4.5-6. …Ваш слуга явил влюблённый // Нам Цинтию! – Это сэр Уолтер Рэли, о ком Спенсер писал в своей поэме «Океан и Цинтия».
Цинтия – одно из имён богини-охотницы Артемиды (Дианы), которая считалась также богиней Луны.
5.1-2 Пусть тот же восхитительный поэт // Одолжит жизнь и Музе простоватой, – Спенсер считает, что поэзия Рэли выше его поэзии. Друг Спенсера, Габриэль Харви, отмечал, что "Цинтия" Рэли - отличный пример подражания для Спенсера».
5.7-8  Иль Глориану выберет когда-то,// Или Бельфебы примет нежный вид: – В образах Глорианы (см. I. i. 3.2-3) и Бельфебы (см. II. Iii. 21-31) Спенсер изобразил Елизавету I как славного монарха и целомудренную королеву-девственницу. Но Бритомарта всё же не стала образом королевы, несмотря на то, что Бритомарта, дева-воительница является у поэта символом целомудрия.

Песнь I

Эпиграф

Гюйон - Рыцарь Умеренности, герой Книги II. Он лидер рыцарей Девственности и несет на своем щите изображение Глорианы. Согласно «Золотой легенде», имя святого Георгия имеет общую этимологию с именем Гюйон, что, в частности, означает «святой борец».
Флоримель - Дама, влюбленная в рыцаря Маринелла, который сначала отвергает её. Услышав, что он ранен, она отправляется на его поиски и сталкивается с различными опасностями, кульминацией которых является её захват морским богом Протеем. Она воссоединяется с Маринеллом в конце Книги IV и выходит за него замуж в Книге V.
Малекаста – Дама наслаждения, красивая и распутная, которая пытается соблазнить Бритомарту (видя в ней не деву, а красивого молодого рыцаря) в своём Замке Счастья.
Дуэсса – Дама, олицетворяющая Ложь в Книге I, известная Рыцарю Алого Креста как «Фидесса». В отличие от Уны (образ протестантской королевы Елизаветы), она представляет «ложную» религию римско-католической церкви. Она также изначально является орудием «свиты» злого волшебника Архимаго (II i 4.2), и создаёт разные уловки, чтобы обмануть рыцаря Гюйона.

Строфы 1.1. Британский славный Принц и  рыцарь Фей – Здесь принц Артур и рыцарь Гюйон, герой Книги II «Королевы Фей». Принц Артур – Сын короля бриттов Утера Пендрагона, владелец волшебного щита, который ослепляет его врагов и обращает их в камень, в будущем король, герой многих произведений о рыцарях Круглого Стола.
1.5.  Прекрасной Альмой в замок для целенья – Гюйон, взяв в плен волшебницу Акрасию, вернулся в замок Трезвости, владелицей которого была  прекрасная Альма, и в котором  Принц Артур выздоравливал после убийства вампира Малегера (II. Xi. 49). Строки 2-3 относятся к Гюйону, 4 — к Артуру.
2.1. Акрасия – главная злодейка Книги II, представляет собой противоположность всему умеренному. Она олицетворяет похоть, неконтролируемое желание и полную отдачу чувственным удовольствиям. Не случайно у Спенсера воплощением сексуального искушения является женщина. Эта тенденция восходит к самой Еве, которая, как известно, поддалась искушению сатаны и съела запрещенное яблоко познания.
Акрасия похожа на волшебницу Цирцею в «Одиссее», и своим волшебством превращает своих любовников в диких зверей. В Книге II Гюйон вместе с оруженосцем Палмером, попав на остров Акрасии, не поддаётся на её чары, но разрушает её Приют Блаженства и захватывает похотливую волшебницу, отправляя её как пленницу ко двору Королевы Фей.
4.2. Навстречу рыцарь им – Это была принцесса бриттов Бритомарта, в рыцарских доспехах, дева – воительница.
4.8-9. …щит с гербом: // Лев с лапой поднятой на поле золотом. – Геральдическое описание льва, идущего, смотрящего в правую сторону, с поднятой правой передней лапой на золотом фоне. Красный идущий Лев на золотом поле был изображен на гербе Брута, мифического родоначальника бриттов, потомком которого была и  Бритомарта, дочь короля Райенса.
7.9. В том колдовском копье – и скрыта западня. – Бритомарта владеет волшебным копьём как у Ариосто (Неистовый Роланд. 23.15) дева-воительница Брадаманта владеет копьем, которое может сбросить с коня любого рыцаря.
8.7. То Бритомарта славная была, – Это имя можно прочесть как Брито-Март (Марс), воинственная Бритонесса (представительница племени бриттов). Поэтому она названа «Британкой» в 58.5 (слово, по-видимому, придуманное Спенсером), «Британской Девой» в II.iv.5 и «Воинственной Девой» в II.xi.4. Одним из источников её имени является псевдовергилианская поэма «Скопа» строки 295–305, о чём я говорил, и Брадаманта, дева-воин из поэмы Ариосто «Неистовый Роланд».
8.9. Чей образ в зеркале Венеры обрела. – Это не зеркало Венеры на самом деле. Как увидим дальше, это волшебное зеркало, которое подарил Мерлин королю Райенса, отцу Бритомарты. Но в нём британская принцесса увидела облик рыцаря Артегэлла и влюбилась в него. А Венера – это богиня любви.
13.1. О славный образ древних тех времён, и далее – Тот факт, что Спенсер так часто восхваляет прошлое, поднимает вопрос о том, а что он пишет о правлении Елизаветы в настоящем. Показывает современный ему мир не с очень идеальной стороны. Рыцари постоянно сражаются друг с другом, совершают насилия над дамами. В этом мире немного добродетелей и достоинств. Но главные персонажи олицетворяют их и стараются поддерживать их в себе.
17.9. Копьём кабаньим тряс… – Ср.: историю Адониса и вепря в строфе 38. Копье для охоты на кабана символически может либо бороться с похотью, либо действовать как ее орудие.
24.6-7. Люблю её, Ей не пристал обман // Коль Девой по земле она бродила,– Её имя Уна; её называют Правдивой, а также «Девой странницей» (II.i.19.8), роль, которую взяла на себя Бритомарта, когда она странствует  в поисках Артегэлла. Уна – героиня первой книги Королевы Фей.
25.8. Любовь не может быть по принужденью – Несмотря на свою самоуверенную интонацию, Бритомарта большую часть третьей книги тратит на то, чтобы выяснить, каковы или какими должны быть отношения между господством и любовью.
Строфа 27 Неверность - это закон Замка Счастья, как и закон куртуазной любви. Очевидно, Рыцарь Алого Креста стремился силой оружия доказать, что Уна - самая прекрасная леди; но если бы он победил, он бы завоевал Малекасту как свою любовницу, как в Книге I ii, когда он победил Сансфоя и тем самым завоевал Дуэссу как свою любовницу. Без заступничества Бритомарты он пережил бы бесконечную череду подобных встреч.
31.2. Замок Счастья – Этот замок ассоциирован с Palazo Zoioso (Дворец Удовольствий) в поэме Боярдо «Влюблённый Роланд» ( 1.8.1-14); или с «Садом Радости», где Тристан и Изольда "ежедневно вместе вкушали любовь" (Т. Мэлори «Смерть Артура», 10.52).
34.2. Турне, Арраса чудные шпалеры – Турне (город во Фландрии) и Аррас (во Франции) являлись в Средние века и эпоху Возрождения центрами производства гобеленов (шпалер) с различными сюжетами.
Подобно Гомеру и Вергилию, Спенсер использует искусно репрезентативные произведения искусства для изображения целых сцен, аллегорически изображающих или иным образом комментирующих главных персонажей. Спенсер также использует такие произведения искусства, чтобы прокомментировать аллегорические отношения между их создателями, их владельцами и их аудиторией.
34.4-6. Фигуру опечаленной Венеры, // В Адониса влюблённую без меры, // В прекрасный превратился он цветок. – Здесь и далее Спенсер описывает изображённую на шпалерах историю Венеры и Адониса — сюжет из десятой книги «Метаморфоз» Овидия (X.519-739). Адонис был юноша поразительной красоты, в которого страстно влюбилась богиня Афродита (Венера). Эта женственная богиня, не желая расставаться с Адонисом, следовала за ним повсюду, даже не охоте, которую так любил юноша. Муж Венеры, Марс, бог войны, решил погубить Адониса из ревности. Он наслал на него огромного вепря, который смертельно ранил прекрасного юношу. Адониса после смерти Венера превратила в анемон. 
36.9. Его кропила она не;ктаром кругом. – Здесь слово не;ктар имеет ударение как в источнике: древнегреческом слове n;ktar - ‘напиток богов’.
Фиалки и  маргаритки ассоциируются с Венерой, они имеет эротические коннотации, возможно, связанные с томлением.
38.2. Кабан его смертельно ранил дикий – См. примечание к строфе 34.
38.8. От слёз её Адонис стал цветком – Адониса после смерти Венера превратила в анемон.  А капли крови, которые стекали с прекрасного тела богини, пробирающейся сквозь колючие кусты в лесу к телу Адониса, превратились в алые розы.
40.2. Лидийский тон с мелодией мятежной – Лидийская тональность: стиль греческой музыки, осужденный Платоном (Республика, 398 г. н.э.), а в XVI веке считавшийся "превращающим наших кавалеров в гермафродитов».
41.4. К чему привыкли Персии царицы – Западная Европа ассоциировала восточные регионы с женоподобной роскошью. (Со своей стороны, и с некоторыми основаниями, Азия и арабский мир часто считали Западную Европу грубой и невоспитанной).
41.9. И без изящества бросала взгляд в упор. – В идеале женщины, по мнению Спенсера,  должны были скромно потупить глаза. За это поэт хвалит свою невесту в Эпиталамионе, строфа 9.
43.1. Как Цинтия прекрасная в ночи – Цинтия — другое имя Артемиды, богини-охотницы, но лунной богини, которое ассоциировалось как с целомудрием, так и с земным непостоянством. Спенсер и Рэли оба использовали имя Цинтия, чтобы восхвалять Елизавету I.
Строфа 45 В этой строфе имена шести рыцарей обозначают шесть ступеней gradus amoris, лестницы разврата: пристальный взгляд, беседа, придворные игры, поцелуи, пьяное веселье и сексуальные игры по ночам. Спенсер переосмысливает традиционные пять ступеней (взгляд, разговор, игра, поцелуи и совокупление) и добавляет упоение как особый знак замка Счастья. Поскольку Гардант (итал.Gardante) обозначает любовные взгляды на красавиц, то он сам красив  и приятной внешности . Взгляды приводят к смелости соблазнительных речей Парланта (итал. Parlante); затем к "придворной игре" Иоканта (итал.giocare, развлекаться, шутить); затем к поцелуям Бастиант (итал. basciare, целоваться).  Вакхант отличается смелостью или неистовостью в желании и, опьянённый желанием, становится яростными приверженцем Вакха. Наконец, Ноктант приближает к самой кульминации - сексуальному акту. Это объятия, сексуальные ласки, его «ретивость», намекает на сильную эрекцию при повышенном сексуальном возбуждении. Ухаживая за Бритомартой, мужчины надеются разыграть эти стадии соблазнения.
46.6. …кто розу красную узрел, – красная роза ассоциируется с любовью.
Строфа 47 Страсть Дамы наслаждения к Бритомарте и последовавшее за этим приключение в спальне обязано непристойной истории Ариосто о Фьордиспине, которая вожделеет Брадаманту, принимая её за мужчину (Неистовый Роланд,  25.29-70).
51.2-3. Лились напитки тучного Лиэя, // Плоды Благой Цереры были тут, – В древнегреческой мифологии имя Лиэй – (греч. распускающий, освобождающий) одно из прозвищ Диониса (Вакха) как бога, освобождающего участника оргий от всех обычных запретов. Здесь речь идёт о вине и еде (Церера – богиня плодородия), которые подавались на стол пирующих.
54.8. Летя на птицелова крик, турпан… – турпан –дикая утка.
55.9. Подобный огнь внутри – сей дым родил, крутя, – Как и подобает придворному рыцарю, Бритомарта не оскорбляет даму, отказывая ей наотрез; и хотя Бритомарта про себя считает Леди слишком напористой, собственный опыт Бритомарты с пылкой любовью заставляет её поверить, что намерения Леди совпадают с её собственными целомудренными намерениями.
57.4. И Малекаста в том нашла причину – Малекаста -  теперь она названа, когда её сущность полностью проявлена. Она порочно непорочна: лат. malus (порочный, похотливый) + castus (целомудренный), что проявляется в непристойном проявлении её любви к любому незнакомцу, в её непристойных любовных взглядах, и в её непристойном поведении в целом. Бритомарта тоже любит незнакомца, но её взгляд на него в зеркале был "вызван вечной гордостью" (iii 24.4), и она остается неизменной по отношению к нему, тем самым отличая свое сексуальное желание от похоти.
57.6. Юпитер свет немеркнущих лампад – Здесь имеются в виду звёзды, которые уже половину своего появления на небе отсветили т.е. должна быть полночь по времени.
57.8-9. Намокнув, дщери Атласа, стремят // В глубь Океана свой давно уставший ряд.– Речь идёт о Гиадах, названные мокрыми, потому что освещают штормы и ветра Океана, куда они заходят в это время, соответственно дата близка к весеннему равноденствию. Поэты называют Гиады дочерьми Атласа, титана, держащего на своих плечах небесный свод.
59.4-7. Малекаста… пошла // Под пеленою Ночи зачернённой; – Малекаста покрыта Ночью, в отличие от Бритомарты, которая освещает день (см 43,9).
59.9. Но скрыла золото и горностаи мгла. – Горностаи были эмблемой как целомудрия, так и полового недержания; Спенсер использует их в обоих смыслах в книге о Бритомарте. Горностаев традиционно носили королевские особы, и они стали особенно ассоциироваться с королевой-девственницей.