Приподнятое творчество. Как понять Бердяева?

ПРИПОДНЯТОЕ ТВОРЧЕСТВО. КАК ПОНЯТЬ БЕРДЯЕВА.

"Творчество не терпит равенства, оно требует неравенства, возвышения, оно не допускает оглядки на соседей, как бы не опередить их".

Николай Бердяев. "Философия неравенства".

Попробуем прокомментировать тура русской философии. Почему для успеха в творческой жизни он требует неравенства, возвышения с общего уровня? Для чего необходима выдвинутость из поля соседей, что обеспечивается силой, подобной стартовой установке на Байконуре?

Обратившись к аристократическому пафосу Бердяева и наблюдаемому в этой связи максимализму, это утверждение можно обьяснить.  "Философия неравенства" - ковчег, хранящий русский аристократизм, и аристократ, в его понимании, суть мастер своего дела, будь, то брахман или шудра, литератор или плотник. К этому уровню образа философ прикладывает ряд этических качеств, религиозность и покорность перед волей Творца.

Разве увлечённый искусством (а не халтурой) автор не устремлён создать шедевр, что свойственно мастеру? Такому неинтересно становиться писателем, про чью активность в зависимости от пола судят: "Он пишет романы, как вяжет чулки для Барби и рубит деревья". Шедевр - нечто изящное и сверхъординарное, неширпотребное. Он выходит из зоны обыденности, из позиции однотипности и одноростности. "Встать и выйти из ряда вон", - поёт Виктор Цой.

Пример ряда - взвод солдат-срочников, равных в правах и обязаностях. Они не так много готовились к воинской службе, как представитель вона, выдвинутый из строя и командующий ими, бывалый капитан. Он закончил офицерское училище и набрал в армии опыта. Пример - не совсем творческий, хотя если взять для сравнения равно одарённых в писательстве офицера и солдата-срочника в их художественном расцвете, то, скорее всего, офицер напишет лучшую книгу об армии. Главным фактором для этого послужит его воинский опыт, превосходящий двухлетний солдатский. Иной пример вона, эталонный, - герой, поднявший подвиг.

Соседи, подразумеваемые Бердяевым, это люди, захваченные повседневностью. Зачастую им не импонирует человек нестандартный и индивидуализировавшийся. Его жизнь резко отличается от их собственной, достаточно общинной, семейной и коллективной. Как он существует, чувствует и думает? Его реальное бытие для них туманно, как занятия ведьмы, что обитает в глухом лесу и редко появляется на людях. Нередко списывая успех художника на талант, не осознавая его труда, огромного вклада энергии, соседи завидуют, полагая, что ему легко достаются деньги. Творческое измерение и социальное положение его жителей неисследованно обывателями. Они могут не подозревать, что большая часть авторов в разных видах искусства не имеет материального успеха от своих занятий или имеет его время от времени, находясь на невысоком уровне благосостояния. Подобным содомникам и соквартальникам неведомы творческие муки художника, его взлёты и спуски, вечный поиск умом новых знаний и иллюстраций для совершенствования своих работ. Если, сравнимый с гадким утенком, незаурядный сосед не имеет презентаций и выставок, машины, приличной обстановки в квартире, если он не одевается дорого, - тогда весь его труд они могут нивелировать в хобби. Типа: "Гуппи в его неглубоком аквариуме - это непокупаемые слова, которые для общества не востребованы. Вот я, я в своём объемистом аквариуме развожу много гуппи и продаю за большие рупии. На это живу, гуппи, как бы, мои гопи, обеспечивающие процветание, и очевиднейше, глядя без лупы, я полезен". Таково  мерило материалистов низшего порядка: художник не имеет финансовой отдачи от занятий искусством, поэтому не представляет общественной ценности. Он полезен, куда меньше них. Водружая оригинала на весы собственных понятий, соседи его уценяют. Так не понимали Ван Гога, чьи картины при жизни не продавались, однако, в двадцатом веке коллекционеры стали позволять жучкам выкачивать из себя за Ван Гога миллионы. Возможно, если бы его картины имели спрос, то его не рисовали бы с обрезанным ухом, которым он, похоже, в припадке восстанавливал баланс, внутреннюю гармонию, чтобы продолжать жить и творить. Глухота, неприятие соседями по современности его искусства вместе с параллельно текущим и неистребимым осознанием им самим собственного гения, а также другие неурядицы привели Ван Гога к отрезанию уха, что сильно встрясло и отрезвило его.

Среди соседствующих людей бывают исключения, например, если тот, и другой, вышли из ряда вон в смысле Бердяева, а не в смысле выродка типа Чикатило, выделившегося в ряду кровопийц. Ими могут быть нашедшие общие темы философы или художники. Допустим, это два мастера примерно одного уровня, охотно обменивающиеся сознанием. Или один - мастер уже, а другой - мастер в будущем. Такие соседи не вызывают друг у друга зависти к своей нетипичной жизни.

Равнением на старшего развивающийся познаёт от корифея темы, стили, жанры, технику. Младший постигает его отношение к творчеству, выраженное в определенной философии и открывает через общение мастерские секреты. А старший как эксперт, может увидеть в младшем грани самоцвета его таланта, ухватить его самобытность. Это нередко становится точкой отсчёта для его новой мысли, семенем для неисследованной темы в своих произведениях. Кроме того, старший может перенять от соседства с сознанием молодого художника лучшее понимание новых общественных веяний и явлений, с которыми сталкивается любой старик. Он не всегда находит полное понимание их происхождению и предназначению, как и многие в обществе. Они принимают тектонику и динамику социальных процессов, согласно трактовке популярных толмачей. А последние, увы, нередко отстаивают интересы людей, которые обеспечивают им заработок, будь-то, редактор газеты от правительства или оппозиции, заказчик из армии, издательства или рекламного агенства. Наконец, талантливый и безупречный призрак, сочиняющий для больших боссов типа Леонида Брежнева. Имя призрака в книге не указывается, подобно имени Георгия Маркова в "Малой земле".

Одарённый автор уже с рождения может нести в сознании объяснение явлениям современности. Он - сам новизна витка человечества, совпадающего с его сроком жизни, хотя не успел ещё полностью её выразить в своих книгах, подобных чадам. Провидение наделяет таким миссионерским даром некоторых публицистов, поэтов, писателей, критиков, художников, проповедников и философов.

Зависимых из числа популярных авторов, сдаётся, больше, чем независимых. Это оттого, что знаменитость чаще обеспечивается и продаётся богатыми людьми, способными вложить в презентабельность. Отсюда предвзятая, заказная трактовка современности соврименами.

В условиях века многие хорошие авторы не способны раскрутиться сами, когда популярность зависит не только от качества произведения и силы таланта. Второй фактор - финансовая поддержка - играет немаловажную роль, и деятель, в чьём распоряжении, допустим, квадракоптер, мощный компьютер, лучшие редакторы и звук, приобретает известность, просто снимая природу. Допустим, он поднимает ролики с музыкой и гомоном пернатых, возможно и без текста. Это не требует больших затрат творческой энергии. Аналогом в литературе будет сочинитель рекламы, исследовавший тренды, задавший вопросы ИИ и запустивший в рекламу самое поедаемое.

Вот расклад критика о наиболее оплачиваемом в литературе: "Время и место действия неважны, важны лишь Он и Она. Остальные действующие лица — всего лишь массовка. Сюжет предсказуем интуитивно, в лучшем случае — на уровне школьных знаний по истории и литературе". Это - о семи сотнях эротических романов Барбары Картленд, принёсших ей сотни миллионов долларов: рекордные писательские гонорары. Полагаю, эта сочинительница всё же приложила много творческих усилий по горизонтали, работая с именамм, одеждами, профессиями, возрастами, фигурами героев и декорациями для спален.

Вторая составляющая успеха тенденциозно - важнее, посему в популярной культуре так много пустого и низкого. В альбоме "Эксцесс" Константин Кинчев сравнивает мэйн-стрим поп-культуры со шлаком. Зашлакованная современность отстаёт от золотого и серебряного века русской литературы. Теперь в стихотворениях поэтов - лауреатов различных конкурсов, встречается несоответствие стандартам писательства. Наблюдается отсталость от формы произведения, допустим, ассонансы вместо рифм и хромающий ритм, бессодержательность с неоригинальностью. Один из не самых худших примеров, стихотворение Романа Рубанова, лауреата премии конкурса "Справедлиаая Россия". Первые три стиха:

Трамвай по Верхней Луговой.
Дождь моросит колючий, дробный.
Пусть англичанин Ивлин Во
Составит справочник подробный,

В котором скопище пройдох
В трамвае едут. Грязь и слякоть.
Чтоб путешествующий мог
Прочесть, увидеть и заплакать.

Над частным сектором горит
Пригоршня праха.
Ветер с ив ли,
с берез
Срывает колорит
убранства...

Небольшой критический разбор обращает внимание на отсутствие нескольких рифм и смысловую недоработку.

В третьем стихе их совсем нет. Видим ассонанс: праха - убранства. А горит - берёз - это даже не ассонанс, "и" и "ё" несозвучны. Вторая и четвертая строки не попадают в общий ритм. Неясно, как прах может гореть, почему частный сектор им просто не посыпан?

Во втором - опять ассонанс: пройдох - мог. Иногда говорят:  мох вместо мог, и это х звучит как звук, который невозможно отобразить на бумаге, что-то между х и г. Но в первую очередь
мох- это существительное, означающее простейшее растение, что и приходит в голову при звучании этого звука.

В первом стихе зарифмовано: Луговой и Во, что, кажется непродуманно. Не встречал такую фамилию среди англичан, а если написать, допустим, Малфой, то получится рифма, и фамилия эта популярна. Можно написать и Бой, зачем эта привязка к Во, какая тут смысловая нагрузка? Русская похвала: во!..? Wo и vo на английском - это абревиатуры, означающие: ждите приказа, породу кур, водно-масляную эмульсию, радиста, слово "без" и другое. Если замысел автора - в одной из пятнадцати абревиатур, то много ли русскоязычных читателей поймет его? И почему справочник, в котором едет скопище пройдох? Разве справочник не имеет другое предназначение, достаточно узкорамочное и не перечисляет предметы или личностей?  Почему не рассказ или эссе о пройдохах, почему не донесение, в конце концов?

Начинающий автор, равняющийся на лауреатов, станет писать соответственно Рубанову. Жюри следующих конкурсов будет брать пример со "справедливого"  жюри  конкурса 'Справедливая Россия" и награждать номинантов с низким стандартом стихов в будущем.

Можно написать:

Дура в поле кха-кха-кха,
Вся деревня: ха-ха-ха!

Разместить в сети, разумеется, где это услужливо, льстиво и беззастенчиво будет названо произведением. Поистине, это - не абсолютная ложь, но и не абсолютная истина, поскольку произведением можно назвать любой акт производства. Произведение вареника, например, или мусорной кучи на пустыре.

Верится, что авторы попытаются выйти из ряда вон для создания шедевров. Они смогут преодолеть однообразие, ширпотребный ряд литературы. Они начнут платиновый век российской культуры. Прозаики и поэты будут сражаться за форму, содержание и стиль, а конкуриривать станут не с людьми из своего соседства, не принимая близко к сердцу мнение последних о себе, мол, трудятся бесполезно. Они будут равняться на шедевры, стараясь конкурировать с ними. Они поборят робость, выраженную в таких настроениях: "Пушкин - навеки наивеликий, никто его не превзошёл, не сместит с пьедестала, не станет первей! И я не превзойду, "мой маленький плот" не будут замечать на фоне флагманствующего ледокола пушкинской поэзии!.." Но не цель аристократа - превзойти Пушкина или Толстого, цель - родить шедевр, собственное произведение искусства. 

Как происходит в жизни, если кролик вылезает из затхлой мыслительной норы на простор?  Так, что между шедеврами не прослеживается серьезной конкуренции, какая случается за место шишки на кедре власти или за превосходсттво в торговом бренде. Два шедевра обычно не сравнивают, если исключить из внимания настроение, царящее на  аукционе и художественную критику оценщика наподобие Белинского. Велик ли смысл сбивать Пушкина и Дантеса, простите, Данте, выяснять, что лучше "Онегин" или "Божественная комедия"? Вероятно, философски устремленный человек скажет: "Комедия - лучше", а настроенный на светскую жизнь, романы прекрасного пола с непрекрасным, предпочтёт "Онегина". Всё же это будет тяготение к теме и пафосу книги, однако, оба произведения останутся шедеврами классики.

Образцы искусства можно сравнить с людьми, достигшими совершенства и победителями, которых не судят. Их можно уподобить душам, обретшим духовный мир и все виды освобождения. Такие не вынуждены перевоплощаться в круговороте рождения и смерти. Когда мы думаем о душах, живущих во вселенной Вайкунтх, то считаем каждую из них чистой, совершенной. Мы не пытаемся их сравнивать и сталкивать. Разве что проводить подобия и отличия не в сфере конкуренции. Допустим, мы можем отметить, что Лалита относится к гопи, которая может дерзко ругаться с Кришной, а Вишакха выставляет контраргументы мягко. Однако, если кто-то решает, что Вишакха лучше Лалиты, поскольку она беседует с Кришной мягко даже в гневе, а Лалита - "злая оскорбительница", то он размышляет, как недогретый в скорлупке цыплёнок, как яйцо. Кроме того, в гневных проявлениях повелительницы левого крыла пастушек Лалиты течёт поток чистой расы, не так, как в чувствах неофита, чей неочищенный гнев не напоит Кришну экзистенциональным экстазом. У этих вечных спутниц Радхи и Кришны - разная природа, сообразно тому, как среди людей находятся сангвиники, холерики, меланхолики и флегматики.

"Философия неравенства"  родилась в сознании Бердяева в 1917-18-х годах, когда большевики переворачивали устои общества, осуществляли смену традиций. Отталкиваясь от их концепций и деяний, которые представлялись ему ошибочными, неонтологическими (неприродными), философ противопоставлял ленинской революции свою онтологическую философию. Бердяев считал её более естественной и правильной. Первые варианты глав звучали, как лекции в московских университетах, начиная с 1917-го.

Бердяев не утверждает некое искусственное неравенство, что продемонстрировано повсеместно и не всегда выявляется людьми. Он говорит в книге о природном неравенстве, которого не избежать. Философ объявляет ложным и невозможным равенство коммунистической концепции, как она представлялась российскими революционерами.


Рецензии