Йозеф Кристиан фон Цедлиц. Летучий крейсер

Воздушный корабль
(Из Зейдлица)

По синим волнам океана,
Лишь звезды блеснут в небесах,
Корабль одинокий несется,
Несется на всех парусах.

Не гнутся высокие мачты,
На них флюгера не шумят,
И молча в открытые люки
Чугунные пушки глядят.

Не слышно на нем капитана,
Не видно матросов на нем,
Но скалы, и тайные мели,
И бури ему нипочем.

Есть остров на том океане —
Пустынный и мрачный гранит.
На острове том есть могила,
А в ней император зарыт.

Зарыт он без почестей бранных
Врагами в сыпучий песок,
Лежит на нем камень тяжелый,
Чтоб встать он из гроба не мог.

И в час его грустной кончины,
В полночь, как свершается год,
К высокому берегу тихо
Воздушный корабль пристает.

Из гроба тогда император,
Очнувшись, является вдруг, —
На нем треугольная шляпа
И серый походный сюртук.

Скрестивши могучие руки,
Главу опустивши на грудь,
Идет и к рулю он садится
И быстро пускается в путь.

Несется он к Франции милой,
Где славу оставил и трон,
Оставил наследника-сына
И старую гвардию он.

И только что землю родную
Завидит во мраке ночном,
Опять его сердце трепещет
40 И очи пылают огнем.

На берег большими шагами
Он смело и прямо идет,
Соратников громко он кличет
И маршалов грозно зовет.

Но спят усачи-гренадеры —
В равнине, где Эльба шумит,
Под снегом холодной России,
Под знойным песком пирамид.

И маршалы зова не слышат:
Иные погибли в бою,
Другие ему изменили
И продали шпагу свою.

И, топнув о землю ногою,
Сердито он взад и вперед
По тихому берегу ходит,
И снова он громко зовет:

Зовет он любезного сына,
Опору в превратной судьбе;
Ему обещает полмира,
А Францию — только себе.

Но в цвете надежды и силы
Угас его царственный сын,
И долго, его поджидая,
Стоит император один —

Стоит он и тяжко вздыхает,
Пока озарится восток,
И капают горькие слезы
Из глаз на холодный песок,

Потом на корабль свой волшебный,
Главу опустивши на грудь,
Идет и, махнувши рукою,
В обратный пускается путь.

Михаил Юрьевич Лермонтов
Март 1840



Летучий крейсер

Порывистый ветер туманы гребёт,
а небо черно– ни звезды,
трёхпалубный крейсер по ветру вперёд
кормимый исчадьем воды.
Ущерба не ведает вещий корабль,
ни трачен ничем, ни крушим–
хоть бей его в берег, хоть мелями грабь...
а нет на борту ни души!

Среди океана скала-небоскрёб,
увенчана клочьями туч–
унылая вечность её не берёт–
нет крепче незыблемых круч–
ни былки на ней, ни куста, ни гнезда,
над ней одинокий орёл
кружит неустанно теперь как тогда–
парит не встречаясь с зарёй.

В скале Императора высечен гроб
креста без ограды –на нём
туманов и брызгов солёная кропь
да мести злопамятной гнёт,
презреньем пигмеев урезан-ужат
в дали заповедной –на нём
клинок, треуголка да посох лежат,
чьё золото солнцу –огнём.

Минуты и луны минуют, пока
на пятую майскую ночь
неспящий в скале богатырь-великан,
терпеть отверженье невмочь,
не встанет из гроба– несломленный Дух
с триумфом побед не развей,
не взыщет на север сквозь тьму на виду
Империи память своей.

Корабль ко скале одинокой летит
на всех парусах по прямой,
а ветер попутный вдогонку гудит,
семь футов с лихвой под кормой.
На белом полотнище рой золотой,
над волнами в бой– впереди
заветная, иже загон и застой,
пустынная пристань, гряди!

Пристал он. Восходит на борт Бонапарт.
Корабль возвращает его
в Отчизну родную, что видеть он рад,
где многое вчу'же ново...
Его не встречают, мир занят собой–
родные места уж не те,
по доблести, скрытой доской гробовой–
народ в деловой суете.

Растащен врагом упоительный трон,
до прежних трёхцветных небес
воздвигнутый Духом на груде корон–
нажива блюдёт интерес
делёжкой Европе– казна ей мила,
проклятьями старым мечам:
наследство пропало, жена умерла,
Орлёнок в изгнанье исчах.

Безмолвно взывает Империи Дух
к былому, чья поросль слаба,
а новое, подлое, всё на виду,
корит ей: твоя несудьба,
твой пыл безудержный тепло напитал,
не потом, а кровью полил,
по тронам на прахе воссел Капитал–
слуге на поклон короли.

перевод с немецкого Терджимана Кырымлы


Das Geisterschiff
   
Es rauschen die Winde, die Nebel ziehn,
Der Himmel ist sternenleer;
Hoch ueber den schaeumenden Wogen hin
Durchschwebt ein Segel das Meer:
Das Schiff ist, gesteuert von Geisterhand,
In unaufhaltsamem Lauf,
Ihm schadet kein Sturm, kein Klippenstrand,
Kein Lebender weilet drauf!

Weit ueber der See, wo die Welle schweigt,
Ein Eiland verborgen liegt:
Ein einsamer Fels zum Himmel steigt,
Die Wolke sein Haupt umfliegt.
Dort bluehet kein Halm, dort gruenet kein Baum,
Kein Vogel sein Nest dort baut;
Nur der Adler allein aus der Luefte Raum
Die starrende Oede beschaut.

Dort ist des Koenigs einsames Grab,
In der Wueste, uneingehaegt;
Nur sein Degen, sein Hut, sein goldener Stab
Sind ueber den Sarg gelegt.
Kein Wesen lebt rings, und die Woge der Welt
Schlaegt nicht an sein muedes Ohr,
Kein Blick auf die traurige Ruhstatt faellt,
Und doch war er Koenig zuvor! –

Und es wechselt der Mond und das Jahr verrinnt,
Und der Todte liegt unbewegt;
Wenn die fuenfte Nacht des Maien beginnt,
Nur dann sich der Leichnam regt:
Diess ist die Nacht, wo der Welt entschwebt
Sein ruhebeduerftiger Geist,
Diess ist die Nacht, wo die Leiche belebt
Ersteht, und auf Erden kreis't.

Dann harret ein Schiff am einsamen Strand:
Vom Winde die Segel geschwellt,
Hoch wehet vom Mast der Flagge Band,
Goldne Bienen im weissen Feld!
Und der Koenig besteigt's, es flieget dahin,
Wie ein Vogel in stuermender Hast;
Kein Ruder bewegt sich, kein Schiffer ist drin,
Der lenkend das Steuer gefasst! –

Des Koenigs Schemen allein nur steht,
Und spaehet hinaus in die Nacht,
Und sein Busen fliegt, und sein Athem weht,
Und das Feuer des Blicks ist erwacht.
Das Schiff legt an am bekannten Strand,
Und er streckt seine Arme entzueckt,
Es jauchzt seine Seele: es ist sein Land,
Sein Land ist's, das er erblickt!

Und er steigt aus dem Schiff; auf der Erd' er steht,
Die einst seinen Fusstritt gekannt,
Und es bebt ihr Schooss, wo er wandeln geht,
Der Stern, der nun ausgebrannt. –
Er sucht seine Staedte und findet sie nicht;
Er suchet die Voelker umher,
Die, als er gewandelt im Sonnenlicht,
Ihn umwogt wie ein fluthendes Meer!

Und er sucht seinen Thron, und er ist zerschellt,
Den er hoch in die Wolken gebaut,
Von dem er zu seinen Fuessen die Welt,
Eine dienstbare Scholle, geschaut!
Er sucht das Kind, seinem Herzen so lieb,
Dem das Reich er zum Erbe verhiess; –
Das Erb' ist verschwunden, dem Kinde blieb
Selbst der Name nicht, den er ihm liess! –

»Wo bist Du,« – so ruft er, »o Kind, das schon
In der Wiege mit Kronen gespielt?
Die Tage des Gluecks, sie sind entflohn,
Als im Vaterarm ich Dich hielt!
Meiner Liebe Weib, meines Herzens Sohn! –
Dahin mein ganzes Geschlecht!
Der Knecht war, sitzt auf des Koenigs Thron
Und der Koenig ist wieder Knecht!« –

Joseph Christian von Zedlitz
(* 1790-02-28, † 1862-03-16)