Женщины Владимира Маяковского 3
Э л ь з а Т р и о л е (п р о д о л ж е н и е)
Эльза* и Маяковский у обрыва Москвы-реки.
Почти не спавшая в последнее время, перенервничавшая Эльза вдруг разрыдалась. Для нее эти слова о том, что он любит ее, были громом среди ясного неба.* Хотя она их и ждала, и произносила их за него не раз по ночам. Но вот они сказаны – и ее переполнили чувства, которые она не в силах была сдержать. Они вырвались у нее наружу.
– Дядя Володя… любимый... единственный… Люблю… люблю вас, – говорит она, полная счастья, со стекающими по щекам слезами.
Сказав это, она замолчала. Она ждала, опустив голову. Она слышала свое сердце, как оно стучит и пытается вырваться из ее кофточки… Маяковский подходит и обнимает ее. Постепенно ее волнение передается ему. Рука его скользит по ее юбке вниз. Жадными губами он ищет ее губы… Напрасно! Губы его не встречают ответного порыва, к которому он привык у других женщин. Эльза дрожит; как комок нервов напряжена. Его желания натолкнулись на что-то твердое. Твердый орешек, над которым надо долго трудиться... И встал перед ним другой образ.** Ослепительной еврейской царицы, которую Бог перенес в наши дни. Пусть для других она обыкновенная женщина. Накрашенная, рыжая, нагло соблазнительная. Для Маяковского она навсегда царица. И ему захотелось к ней! К ней! к ней! Ноги ее исступленно гладить – и целовать, целовать, целовать!.. Его чувства к Эльзе резко пошли на убыль. Он начал трезветь, спускаться с Небес на Землю… И увидел он перед собой бледную, измученную любовью жалкую девочку!
– Боюсь, у нас ничего не выйдет – произносит он глухим голосом и опускает руки.
– Что с вами?
– Я думаю о ней… Прости меня. Я совсем раскис. Разнюнился. Разслюнявился. Разбабился. Но она преследует меня! Ее сладкий, манящий взгляд завет меня на сладкую казнь! И вся она, сладкая и томящая, притягивает меня, как костер притягивает бабочку. «В огонь! в огонь!» – указывает она. И я готов броситься в него с удовольствием… Глаза, два коричневых солнца и коса – рыжая медь – вот о чем я всё время думаю. И уже вижу себя, обвитым огнем, на несгорающем костре немыслимой любви!.. Это же предчувствие совсем другой, неведомой мне жизни. Предчувствие счастья, которого у меня никогда не было. Может быть, только в детстве… Идем! Знакомь меня со своей сестрой. Я буду говорить с ней. Я тоже не ерунда. Я могу ей понравиться!
Голос Эльзы за кадром:
– И я познакомила его с Лилей, в которую он тут же влюбился без памяти. Мне можно было предвидеть это, потому что в нее нельзя не влюбиться. Уж такой она родилась.
Прошло с тех пор много лет. Эльза встретила Маяковского на вокзале в Париже.
Маяковский и Эльза, которая уже давно живет во Франции, перешли привокзальную площадь и вышли на тихую, малолюдную улочку.
– Дядя Володя, чего это вы решили вдруг ехать в Ниццу?*** На море покупаться захотелось?.. Помню, как мы с вами ходили на пляж. Я заплыла далеко-далеко, а вы ходили по берегу, с тростью, в купальном костюме и в цилиндре, и нервничали. Это так смешно было. Дядя Володя, вы боялись, что я утону? Да?.. А сейчас я боялась за вас. Когда вы уехали, я обзвонила всех знакомых, пока не узнала, где вы,– как ручеек, не переставая, журчит Эльза. А Маковский, откинув голову немного вправо от нее, идет рядом и думает о своем.
– Дядя Володя! – Эльза дергает его за рукав. – Где вы? Ау!
Маяковский не отвечает. Он весь поглощен своими мыслями.
– Три дня в Ницце я был отцом,**** – думает он – Подумать только. Маяковский – отец! Маленькая кроха – моя дочь! Мое милое, сопливое счастье! Мое настоящее и будущее! Фантастика.– Его хмурое лицо неожиданно озаряется необычной для него сияющей (даже чуть-чуть глуповатой) улыбкой. Правда, ненадолго. Через мгновение по лицу его уже бегут тени озабоченности и тревоги. – Дочь Маяковского не знает русского языка! Ее будут учить в католической школе! А я буду сидеть и спокойно смотреть на это? Да никогда! Да ни за какие деньги! Сегодня же кидаюсь спасать мою дорогую кроху, – решительно заявляет он сам себе.
– Дядя Володя! – отчаянно дергает его Эльза. – Что это вы все бормочете? У вас что, в Ницце женщина появилась?
Маяковский вздрагивает. Говорит: – Что ты сказала?.. Прости, задумался, – и медленно начинает возвращается к Эльзе. Потом также медленно, как бы нехотя, начинает выдавливать из себя слова, как зубную пасту из долго неиспользуемого тюбика. Впрочем, скоро его слова, как обычно, приобретают резкость, весомость.
– Надоел мне твой Париж. До бесчувствия! До тошноты!.. Ну, все! Решено. Забираю тебя в Москву. Поедешь со мной.
– Нет уж! Мне здесь нравится. Лучше вы ко мне переезжайте сюда.
Хандру с него как ветром сдувает:
– Ты в своем уме?
– Чтоб я мое русское имя Владимир,
похожее на «вымер», на «стон»,
сменил на другое имя
и звался мусье Гастон?
– Да как тебе в голову пришло такое! Извинись сейчас же! – гремит Маяковский, который все западное считал ниже российского, русского. – Эличка, солнышко, скажи, что ты так не думаешь. Что Москва лучше!
– Не скажу!
Натолкнувшись на эльзино упрямство, с которым, он знал, бесполезно было бороться, Маяковский недовольно ворчит:
– Могла бы и обмануть дядю Володю… Не понимаю, что тебя тут держит? Ни работы, ни мужа.
– Формально у меня муж есть.
– Муж, с которым ты не живешь.
– Ну и пусть!
– Нет у тебя мужа. И Лиля так говорит… Ты любишь Лилю?
– Люблю.
– А меня ты любишь?
– Люблю.
–Ну, смотри!
Эльза выходит из себя:
– Дядя Володя, вы всегда задаете эти вопросы. Что – смотри? В конце концов, это может надоесть. Не всегда ведь предоставляется случай броситься за человека в огонь и в воду.
– Ну, ладно, ладно, не ершись,– успокаивает ее Маяковский. – Мне тоже нравится этот городишко. – Маяковский широким жестом обводит вокруг. – «Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли – Москва». Кто написал?
– Ну, вы.
– То-то.
– А почему ж тогда ругались?
– Для порядка.
– Выходит, я была права!
Маяковский делает вид, что не слышит последние слова Эльзы. А Эльза, на седьмом небе от счастья, что победила, идет рядом, старается не отставать от него. Идут молча. Потом Маяковский, не терпящий проигрыша, не выдерживает и говорит:
– А замуж тебе все равно хочется. – И, подумав немного, решительно добавляет: – Хочется!
Но Эльза уже не обращает внимание на его подтрунивания.
– Вот разведусь со своим французским мужем, а там видно будет, – серьезно говорит она.
– Разводись поскорее. А то мы про тебя в Москве распространяем слухи, что ты красивая.– А ну-ка, дай я на тебя посмотрю, не ложные ли это слухи? – заключает Маяковский и, отступая, оглядывает Эльзу.
– Дядя Володя! – возмущается Эльза.
– Ну, хорошо, не буду, – опять успокаивает ее Маяковский и, подумав, продолжает.– Значит, любишь меня, говоришь. Сейчас мы проверим. Ты еще не забыла наш марш?
– Нет! Можете проверять. Я знаю его наизусть... Дядя Володя, вы не представляете, как мне хорошо, когда вы приезжаете в Париж! Хорошо бродить с вами по ночному Монмартру, заходить в рестораны, где повкусней. А в гостиницу возвращаться только утром, шумя и горланя наш марш.
– Тогда чего же мы ждем? Начнем!
И они среди улицы начинают декламировать шуточный марш, который Маяковский сочинил на ходу, для забавы, в один из таких походов:
– Идет по пустыне и грохот, и гром,
бежало стадо бизоново.
Старший бизон бежал с хвостом,
младший бежал без оного.
Они декламируют его речитативом, в такт своему шагу. Причем Эльзе немалого труда стоит не отставать, шагать с Маяковским в ногу.
Так они идут и декламируют. Смешная пара: огромный Маяковский и маленькая Эльза! Прохожие оглядываются на них, а некоторые многозначительно замечают: – Русские! Чего с них взять?
……………………………………………………………………………………….
*Эльза (сестра Лили Брик, которую всю жизнь любил Маяковский) была влюблена в Маяковского. Только что он сказал ей, что не хочет любить Лилю, а хочет любить ту, которая приходит, когда ему плохо.
**Образ Лили Брик.
***Маяковский, приезжая в Париж, часто встречался с Эльзой, которая постоянно жила в Париже.
***Маяковский в Америке влюбился в Элли Джонс, о которой речь пойдет ниже. От нее у него родилась дочь. Через несколько лет он случайно встретился с Элли в Ницце.
П р о д о л ж е н и е з а в т р а
Свидетельство о публикации №124111906870