Цветок граната ч. 6

 
                Возвращение
                ч.6
 Она очень отчётливо увидела отца, стоящим на берегу реки,
 небольшой, но бурливой, пыталась пройти вброд, чтобы быстрей
 дойти до него и обнять сильно, сильно, рассказать, как же она
 соскучилась, как его не хватает, какая страшная жизнь вокруг.
 Однако отец сделал запрещающий жест и указал на мостик через
 речку,видневшийся невдалеке. Она поспешила к нему и никак не
 могла добраться, мостик с каждым шагом отдалялся от неё, а папа
 стоял и грустно улыбался.

 Проснулась вся в слезах, увидела слабо освещённую комнату,
 долго не могла понять, где находится, пока её вновь не сморил сон.
 Марина примчалась в больницу ранним утром, сегодня выпишут девочку,
 сегодня она я её заберёт домой. Они с Семёновной всё уже приготовили
 и постель, и кресло для передвижения, и одежду, осталось только
 привезти её домой. К полудню все формальности были соблюдены,
 провожали пациентку всей больницей, девушка полюбилась всему
 персоналу, своим терпением, кротостью и нежной улыбкой.
 Прошло более трёх месяцев с того августовского дня, когда
 её обнаружили подруги, в больнице сделали всё возможное и
 невозможное чтобы вернуть девушку к полноценной жизни, к этому
 приложили усилия и Павел Андреевич, и Аделаида Борисовна.
 Но её состояние осложнилось неожиданным обстоятельством –
 беременность. Узнав об этом Марина с большей настойчивостью
 стала уделять девушке внимание, прикипев всем сердцем,
 посвящала ей всё свободное время.
 Наблюдая за юной пациенткой, Андреич замечал постепенное
 улучшение её состояния, она уже сама сидела на кровати,
 сама ела, уверенно справляясь с ложкой, держала в руках
 стакан с чаем, реагировала на обращения к ней, но по-прежнему
 не разговаривала и ничего не помнила, вернее почти ничего.
 Медсёстры докладывали, что последние несколько ночей она громко
 стонала, видно снилось нечто страшное, потом долго не могла заснуть,
 силилась что-то вспомнить, но ей не удавалось, отчего взгляд её
 угасал,выражал растерянность, страх и тревогу.

 Старый врач понимал, что на полное восстановление здоровья
 девушки необходимо время и уход, хорошо, что помочь ей вызвались
 Макаровна с Семёновной, с теплом подумал он, провожая взглядом
 отъезжающую в посёлок машину. С появлением девушки в доме
 жизнь Марины изменилась, появились новые заботы, чему она была
 несказанно рада.
 –  Можно я тебя буду называть Аннушкой, я всегда мечтала о дочке,
 но не сложилось, – как-то обратилась к ней Марина и встретила
 одобрение во взгляде. Настя была рядом. Чтобы не оставлять
 девушку одну подруги поменяли график работы, чередуя
 дежурства. Смена обстановки положительно сказалась на её состоянии,
 взгляд заметно оживился, она с интересом внимала разговорам подруг,
 пристрастилась к вышивке, которой обучилась у Макаровны.

 На Новый Год подруги украсили комнату ёлочкой, свежий, бодрящий
 запах хвои не замедлил сказаться на настроении домочадцев.
 Втроём они налепили пельменей,напекли булочек с разными начинками,
 из погреба на праздничный стол перекочевали разносолы, которые
 особо пришлись по вкусу юной гостье. Оно и понятно в её положении,
 многозначительно переглядывались Марина с Настей. Они не решались
 сами сообщить ей об этом, ждали Андреича, который обещал на днях
 заехать. Но всё разрешилось само с собой. Зимним январским утром,
 сидя у окна и задумчиво разглядывая падающие снежинки, девушка
 вздрогнула, опустив руки на живот. Послышался тихий стон,
 встретив непонимающий испуганный взгляд, Марина поспешила к ней.
 – Не пугайся, Аннушка, это твой ребёночек шевельнулся, скоро ты
 у нас мамочкой будешь, и ободряюще погладила подопечную по руке.
 Эта новость взбудоражила девушку, она подкатила кресло к трюмо
 и впервые за долгое время стала с удивлением рассматривать себя.
 Смешанные чувства отражались на её лице, широко раскрытые глаза
 выражали испуг, недоумение, беспомощность.
 – Видишь, Аннушка, какая ты красивая и волосы уже вон как отросли,
 – продолжала Марина, принявшись её расчёсывать.

 Внезапно девушка разрыдалась, уткнувшись в свои ладони, казалось
 она не слышала ласковых слов Макаровны, предавшись какой-то своей
 внутренней боли и отчаянию. Несколько минут спустя подняла голову
 и медленно, растягивая слова произнесла: – ма-а-ма, ба-а-бу-ушка-а,
 па-а-па.
 –  Заговорила! Аннушка, ты заговорила! – Радостно прошептала Марина,
 словно боясь спугнуть девушку, – вот Андреич с Настей обрадуются!
 Ну, скажи, родная ещё, что-нибудь.
 – Ме-е-няя зо-о-вут Г-гу-у-ли-и-н-но-ор.
 Я из Т-т-та-дд-жи-и-к-ки-с-ста-а-н-на, – заикаясь, тихим голосом
 продолжила она и устало закрыла глаза.
 Марина не мешала ей, давая возможность отдохнуть, а сама подумала,
 правильно предполагал следователь, оттуда она, поэтому и запросы
 не доходили. Ведь там война, по телевизору показывали, ужас какой,
 сколько страданий, сокрушённо покачала она головой, а вслух произнесла,
 – какое у тебя имя дивное – Гулинор, ой, не запомню сразу.
 – Па-па ме-ня на-зы-вал А-но-ра – грустно проговорила девушка
 и вдруг осеклась, а затем выдохнула – Анвар. Наступило долгое молчание.
 –  А, кто он? – Не получив ответа, Марина встревожилась. 
 – Что с тобой, девонька? Ты не молчи, ну-ка на попей, – протянула ей
 кружку с тёплым травяным отваром, заботливая женщина, – ну, сделай глоток,
 другой, сразу полегчает, вот молодец, а теперь поспи, устала ты,
 потом поговорим.

 Уложив девушку Марина пошла на почту, позвонила Андреичу в больницу
 и коротко сообщила о важной новости. Вернувшись домой она застала Анору
 сидящей на кровати, не выказав своего удивления Макаровна присела рядом.
 Обе женщины молчали, каждая думала о своём. В тишине комнаты доносилось
 мерное тиканье старенького будильника, стоящего на комоде и озорное
 потрескивание дров в печи. Первая прервала длительное молчание Анора,
 тяжко вздохнув, сообщила, что вспомнила почти всё.
 Рассказ был долгим и тяжёлым. Не проронив ни слезинки, погрузившись
 в глубокие воспоминания, она словно просматривала кадры из печального
 фильма, бледное лицо девушки было сосредоточено и напряжено,
 даже приход Павла Андреевича и Семёновны, остался незамеченным.
 Её слушали, не перебивая, но, дойдя до последних событий в доме
 своего мучителя Малика, Анора прервала рассказ, глаза её вспыхнули
 непримиримой яростью. – Не хочу этого ребёнка – вдруг чётко,
 без заиканий произнесла она, – помогите мне избавиться от него,
 он мой позор, как я вернусь домой с ним, как!?               
 Андреич дал ей успокоительное и приказал спать.
 –  Отдохни, девочка моя, выспишься часок, другой и продолжишь позже.
 Анора, измученная нахлынувшими воспоминаниями, забылась тревожным сном.
 Потрясённые рассказом старый доктор и подруги не могли успокоиться от
 услышанного.
 – Что бедняжке пришлось пережить, просто в голове не укладывается, –
 вытирая слёзы проговорила Настя, – такая молоденькая и так настрадалась,
 надо же судьба какая.
 Долго сетовали собеседники о превратностях судьбы, несправедливости
 так часто встречающейся в жизни людей, вспоминали о прошлом, так,
 за разговором давние знакомые скоротали ночь. Ранним воскресным утром подруги
 затеяли пироги с картошкой и грибами в честь доброго гостя,
 заварили душистый чай с мятой и со смородиновым листом.
 – Может разбудить пора девочку нашу? – Озабоченно спросила Марина
 Павла Андреевича.
 – Пусть сил набирается, сон в таком случае только на пользу,
 как организм отдохнёт, сама встанет, – заверил врач.
 И действительно, Анора вскоре проснулась. Женщины помогли ей
 привести себя в порядок и усадили за стол. За чаем говорили
 о разном,но больную тему не затрагивали. После завтрака
 женщины остались хлопотать по дому, а Андреич вывез Анору на воздух.
 – Как красиво! – Воскликнула девушка, с удовольствием вдыхая
 морозную свежесть. Павел Андреевич добродушно усмехнулся – чего, чего,
 а уж воздуха вкусного зимой у нас навалом, дыши, наслаждайся,
 малышу полезно!               
 –  Малышу? – Переспросила она, красивое лицо исказила гримаса боли
 и отчаяния, – но я не хочу никакого малыша, нет, нет, избавьте меня
 от него, прошу Вас, доктор избавьте, сделайте что-нибудь, Вы же добрый,
 поймите меня! Не нужен он мне, – плакала Анора.
 – Остановись, моя хорошая, не продолжай, дитё ведь невинно в том,
 что его отец оказался негодяем.
 Оба надолго замолчали, каждый был занят своими мыслями.
 Анора была напряжена, её обуревало сильнейшее беспокойство.
 – Да, ребёнок не виноват – вдруг сказала она, когда они вернулись
 в дом.
 – Но то что я пережила от этого зверя, не даёт мне покоя,
 – помолчав девушка продолжила свой горький рассказ.
 Поздним вечером они с Сайрам решили бежать. Освещение в это
 время отключалось, Сайрам принесла в комнату зажжённую
 керосиновую лампу и чайник с тёплым чаем, подсыпав в него
 что-то со словами – будет спать, как сдохший. Малик со своей
 бандой был на выезде, это девушек устраивало, по расчётам
 подруги очередной товарняк отправлялся примерно через час.
 – Обязательно поешь, – придвинув тарелку с виноградом и лепёшку
  приказала Сайрам, и добавила – обессилишь, я тебя не унесу.
 Гулинор послушно стала есть. Всё было готово к побегу, но Малик
 внезапно вернулся. Он ворвался в комнату как разъярённый бык,
 схватил чайник и с жадностью стал из него пить, неотрывно разглядывая
 жену. Чай выливался мимо его рта прямо на рубаху. Ей стало
 ещё противнее,она отвернулась.
 Оказавшись рядом с ней, он схватил её за ворот платья и притянул
 к себе –  что кривишься, давай, служи мне, сучка, пригибая девушку
 к полу. От удушья она потеряла сознание, очнулась от холодной воды,
 льющейся из душа на голое тело.
 – Очухалась, наконец? Пошла в постель, греть тебя буду, – ухмылялся он,
 толкая её к софе.
 Очередной раз подвергнутая насилию, опустошённая, растоптанная,
 она лежала под извергом. Гулинор бил озноб, страшно болела рука,
 всё тело охватила жесточайшая ломота, но надо было выбираться,
 и она из последних сил отталкивая его от себя, сползла на пол.
 Малик мертвецки спал. Гулинор вспомнила, что Сайрам незадолго
 что-то добавила в чай, наконец-то подействовало, зло подумала она.
 Превозмогая боль с трудом добрела до душевой, чтобы смыть с себя
 скверну. Потом поискала хоть что-нибудь из одежды, попалось
 платье с шароварами. Теперь нужно было открыть дверь, на удачу
 ключи нашлись быстро, Сайрам уже стояла у двери, в доме было тихо.
 Они пробрались к окну, выходящему на задний двор,
 первой спустилась Сайрам, Гулинор следом. Где-то вдалеке
 послышался звук поезда. Девушки, держась друг за друга
 подошли к забору. Нащупав неприметный лаз, Сайрам пролезла наружу,
 протащив за собой ослабевшую подругу.
 – Бежим, здесь он должен остановиться на несколько минут,
 нужно успеть влезть в вагон.
 Действительно, приближавшийся поезд стал замедлять ход,
 Сайрам перебегала от одного вагона к другому, но все двери
 были закрыты. Наконец, в конце поезда она заметила неплотно
 закрытую дверь, что было сил она оттянула дверь в сторону
 и та немного поддалась.
 – Вот, хватайся за край и залезай первая, я подтолкну.
 – Высоко, не достаю, – чуть плача произнесла Гулинор.
 – Залезай мне на плечи, да, быстрее же – приказала Сайрам,
 присев.Гулинор на плечах у подруги схватилась здоровой рукой
 за выступ вагона, и с неимоверными усилиями стала подтягиваться,
 опираясь на локоть покалеченной руки и подталкиваемая сзади,
 наконец, вползла в вагон. В это время поезд начал трогаться и Сайрам,
 как ни старалась, не смогла уцепиться за спасительный вагон.
 – Всё, я не успеваю, сестричка, живи долго, на дом посмотри,
 – закинув узелок вслед, выкрикнула Сайрам, оставшись во тьме ночи.
 – Ападжоон!  услышала она в ответ отчаянный крик.

 Проезжая мимо проклятого дома Гулинор увидела языки пламени, жадно его
 пожирающие, это Сайрам подожгла, догадалась девушка, разрыдавшись.
 Всю ночь она проплакала в пустом тряском вагоне, пока не забылась
 тяжёлым сном. Проснулась от остановки поезда и от голосов,
 разговаривали на узбекском языке, привстав она посмотрела в щель,
 ничего не было видно ни строений, ни ограждений, кроме куска
 сухой степи. Стояла полуденная жара, девушка вспомнила
 про узелок Сайрам, открыв его увидела поломанную на куски лепёшку,
 пластмассовую фляжку с водой и горсть сушёного кишмиша,всё было
 завязано в плотный чёрный платок. Подкрепившись, она почувствовала
 толчок вагона, поняв, что поезд тронулся. Прошла ещё одна ночь и день,
 прежде чем товарняк остановился. Вечерело, все припасы окончились,
 по-прежнему стояла жара, её мучила жажда и голод, мучила неизвестность
 и страх за родных, особенно доставляла мучения раненая рука.
 Она решила звать на помощь.

 Вдруг дверь вагона стали дёргать, Гулинор в страхе забилась
 в самый дальний угол, наблюдая за происходящим, сначала закидывали вещи
 в узлах, потом в вагон стали взбираться люди, две женщины,
 одна беременная, другая с грудным ребёнком и один мужчина.
 По внешнему виду она поняла, что, это люли – среднеазиатские цыгане,
 их ещё джуги называют. Последним взобрался мужчина и закрыл широкую
 дверь вагона. От его взгляда Гулинор похолодела, настолько он был свирепым.
 Все трое с нескрываемым любопытством уставились на неё.
 – Кто такая? – Прервал молчание мужчина, – откуда, из Душанбе?
 Она молча кивнула. Больше вопросов не задавали, поезд тронулся
 и начался долгий путь в неизвестность. Мерный стук колёс
 укачивал всех пассажиров. Шёл пятый день пути девушки, она
 решила сойти на первой же остановке, и будь, что будет,
 сказала она себе. Её сильно мучила жажда, не вытерпев,
 Гулинор попросила у спутников воды. Одна из женщин, та что беременная
 хотела дать ей воды, но мужчина запретил.
 – Чем платить будешь? – спросил он.
 – Вот кольцо у меня, золотое, берите – и протянула руку его жене,
 та ловким движением сняла кольцо с пальца и спрятала в бесчисленных
 складках своей одежды.
 – Женой моей третьей будешь – приказным тоном сказал он.
 – Нет, нет, не надо вашей воды – ответила Гулинор, забившись
 в угол от страха. Он промолчал. В темноте беременная женщина
 всё-таки подсунула ей бутылку с водой и Гулинор, наконец,
 смогла напиться, тёплая вода отдавала тиной, однако ей эта жидкость
 казалась живительным эликсиром. Рука распухла уже до локтя,
 болела не переставая, но она за дни пути свыклась с болью,
 её больше тревожило поведение многоженца. И тревога была неспроста,
 она чувствовала надвигающуюся беду, но в духоте вагона её всё-таки
 сморил сон. Насильник, подгадав время, когда все спали навалился
 всем телом на спящую девушку, зажав ей рот. Гулинор дико закричала,
 извернулась и прокусив ему руку, стала отбиваться что было сил ногами,
 здоровой рукой. Осатаневший мужлан, неожидавший такого сопротивления
 наносил удары без разбору, швыряя хрупкое тело о стены вагона.
 Очередная остановка поезда спасла Гулинор, выброшенное из вагона,
 её окровавленное тело скатилось по насыпи.
 – Вот как всё было. – закончила она, свой печальный рассказ.
 – Вот почему я не хочу этого ребёнка, он живое напоминание о моей личной
 трагедии. Мне никогда не быть с моим любимым человеком, никогда не
 взглянуть в глаза моей маме и бабушке, снова залилась слезами девушка.
 – Ну, вот что, девочка моя, давай-ка с тобой договоримся, – вдруг решительно
 заявила Макаровна, – этого ребёнка ты родишь для меня и всё, больше ничего
 обсуждать не будем, согласна? Не получив возражений, Марина продолжила,       
 – с сей минуты ты с аппетитом должна есть и восстанавливать своё здоровье,
 никаких отказов не принимаю, – закончила она, слегка улыбнувшись и
 многозначительно кивнув на стол, где ждал обед с наваристым рассольником      
 и пампушками. Друзья, заговорщицки перекинувшись взглядами, как ни в чём не
 бывало продолжили обед.
   
    сентябрь 2024 г.