Печорин

       
 Поэма (По одноименному произведению М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЖУРНАЛ.

Глава 1. Дорога.

Из штаба получил приказ
К полку явиться на Кавказ.
Закончив спешно все дела,
Гнедого взяв под удела,
Вскочил в казацкое седло
И начал путь через село.

Решил поехать налегке:
Бельё, рубаха в вещмешке.
Ружьё привязано к седлу,
Кривая сабля на боку.
И флягу прихватил вина,
Опустошу её до дна.

Хочу друзья вам доложить,
Мне нравится в полку служить!
Имею званье капитан,
При мне хорунжий дед Степан.
В боях за Северный Кавказ
Медалью награжден не раз!

В дороге уж двенадцать дней,
Не раз менял своих коней.
Закончился вина запас,
Который на весь срок припас.
Зайти в какой бы городок,
Разжиться провиантом впрок.

Глава 2. Тамань.

И вот пришел такую рань
В приморский городок Тамань.
Всходило солнце и жара
Гнала селиться в номера.
Тут незадача-нету мест,
Что ж, на удобствах ставим крест!

Нашел лачугу на бегу,
Стоит одна на берегу.
Старуха обитает в ней,
Слепой мальчишка служит ей.
Дурная слава впереди,
Туда не преминул зайти.

Проспал с дороги целый день
И подыматься было лень.
Заправив гачи в сапоги,
Услышал вдалеке шаги…
Смотрю у моря средь камней
Стоит девчонка, мальчик с ней.

Причаливает лодка к ним
И незнакомец-аноним
Бросает на берег тюки,
А двое тащат их в кусты.
Днем вижу, у окна стою:
Старуха гладит дочь свою.

И странно было сознавать-
Старуха той девчонке мать?!
Тихонько ту к себе подвел,
Что видел, до неё довел…
Сказал, что буду доносить,
Тогда голов им не сносить!

Я обращался к ней на вы,
И сам лишался головы!
Она всё слушала меня
И даже глазом не вела.
Но предложила погулять,
И стала дурочку валять…

Весьма красивою была:
Стройна, изящна и бела.
Напомнила русалку мне,
Что в её доме на стене.
Согласный на её посыл,
Подстраховаться я решил!

Позвал казачьего слугу,
Сказал, чтоб 'побыл начеку.
И если выстрел я подам,
Чтоб поспешил скорее к нам.
На побережье уж стою,
Её фигуру узнаю!

Походку вижу и туман.
Уж в лодке чувствую обман.
Щекой прижалась та к щеке.
Целуя, шепчет оду мне:
«Любимый, я люблю тебя,
Не брезгуй, поцелуй меня!»

Признаюсь честно вам друзья,
Слабею с поцелуев я!
Её дыханье жгло меня,
Вот пистолет слетел с ремня,
Предательски исчез в волне,
Вмиг очутились мы в воде.

Но выправка не подвела,
Меня от гибели спасла.
Русалку еле одолел.
До берега доплыть сумел.
Пришел домой, а там беда:
Воришки обнесли меня.

Украли вещи и ружьё,
И сыромятное седло.
И у слуги нашли изъян:
Валялся падла в стельку пьян!
Обезоружен и пустой
Стою, беседую с собой!

Старуха с мальчиком ревут,
Русалку-'ундину  зовут.
Но лодка с нею далека,
Уж не вернется никогда.
Контрабандистам краток срок,
И жизнь им преподаст урок.

В душе я даже их жалел,
От них того же я хотел.
Себя напрасно утешал,
Что делу их я помешал.
И с сожалением о том,
Я покидаю мрачный дом.

Глава 3. Княжна Мери.

В полку узнали про эксцесс
И тут же начали процесс.
Меня сослали в Пятигорск,
Остановив служебный рост.
На воды выдвинулся враз,
Шагнув в попутный тарантас.

К источнику пути два дня,
Слуга Савелий ждал меня.
Удачно взял он номера,
В них офицеры, юнкера.
Грушницкий-юнкер в их числе,
Тут лечит раны на плече.

На полигоне вместе ров
Делили в школе юнкеров.
Ходил в друзьях он у меня
До незапамятного дня.
Но в силу нрава своего,
Я недолюбливал его.

Здесь собирался высший свет,
Встречали розовый рассвет.
Плели интриги до утра.
Счастливцев ждали номера…
Курортные романы знать,
Процессы обращают вспять!

И вот в один из этих дней
С любовью прежнею своей
Лицом к лицу столкнулся я,
Ужели Верочка моя!
Как долго я её искал,
Дорог немало прошагал.

Теперь же замужем она
И старцу вечно отдана.
Он дворянин и домосед,
Вполне достойный человек.
Но Вера выбрала обман:
Мы тайно начали роман.

Живет та в доме Лиговской,
На лето стала на постой.
Княгиня задает балы,
Где аксельбанты и банты.
Княжна у маменьки в гостях,
Резвится всласть на радостях!

Грушницкий наш увлекся ей,
Наврал ей дюжину страстей.
Ей по душе его задор,
Но скоро близился раздор…
Верхом гуляли напролет,
Но не был долгим их полёт!

И вот на Лиговском балу
Все танцевали Мери ту,
А я, прославленный танцор,
Стоял и теребил прибор.
Со мной княгиня не пошла,
И мне Грушницкого почла.

Я скоро начал ревновать,
Метаться и ночей не спать.
Обида раздирала плоть,
Её не в силах побороть.
Поклялся честью я моей,
Что сделаю княжну своей!

И вот аллюром на коне,
Нарвав цветов на стороне,
Проехал браво под окном,
Метнул букет, записка в нём.
Букет поймала на лету,
И улыбнулась та ему!

Она  поверила словам,
Предательски красивым там.
Не знала, что таю обман
И с головой ушла в роман.
Скажу с унынием друзья,
Княжну хотел вкусить лишь я!

И с Мери стали мы близки,
Душа рвалась вся на куски…
И Веру я не забывал,
Себя частичку отдавал!
Узнал про то ревнивый муж,
И привязал жену на гуж.

Грушницкий, видя нас с княжной
Взбесился и ушёл в запой.
Решил он твердо отомстить,
Не мог обиды те сносить.
И вот он обер-офицер,
И чем не повод для манер?!

Зовет друзей он на банкет,
Среди таких меня уж нет.
Когда сверх меры перепил,
Он всем открыто заявил,
Будто Печорин ловелас,
И что заслуживает в глаз!

Решил ему подать урок
И на заре назначил срок.
Дуэль должна пройти в горах,
Стреляться на шести шагах.
Мой доктор Вернер секундант ,
Его-драгунский интендант.

И вот стоим мы на стене,
Противник целится по мне.
Стреляет, задевает кость,
И пуля рикошетит вскользь.
Настала очередь моя:
В паяца попадаю я!

Противник рухнул со стены,
Его останки снесены…
И дабы обойти закон,
Врач Вернер достает патрон.
Чтоб не возникло пересуд,
Списали на черкесов труп.

А Вера, за меня боясь,
Открылась мужу не таясь,
Сказав Печорина всего
Она любила одного!
Бросает старец все дела,
Увозит Веру навсегда.

Остановить её не смог,
И даже мерин не помог.
Сознался в подлости княжне,
В своей чудовищной вине.
В полку же дело завели,
В другую часть перевели.

Глава 4. Фаталист.

Хочу сознаться вам друзья,
Имею слабость к картам я!
Здесь в новой крепости моей,
Мне проводить немало дней.
И чтобы время скоротать,
Садимся иногда играть.

Накал страстей берет разгон
Раскладом партии в бостон!
Друг против друга вчетвером,
Расположились за столом.
Поручик Вулич в тишине
Сдает любезно карту мне.

Колоду мечет ловко он,
Мне 'падает валет бубён!
Согласно правилам друзья,
С такою картой лидер я!
Однако должен доложить,
Игру решили отложить…

А поводом тому стал спор,
Суливший вылиться в раздор.
Я утверждал, что смертный час
Прописан каждому из нас.
Конец всем предопределен
И мерой свыше отведен!

Поручик Вулич возразил,
Мол каждый жив по мере сил.
Решил противиться судьбе
И всё проверить на себе.
«Коль суждено мне умереть,
Умру я, презирая смерть!

А если доведется жить,
Продолжу с честью я служить!»
Я предложил ему пари,
Он принял, сидя на мели.
Почуяв смерть, шепчу: «Беда»,
Он отмахнулся: «Ерунда!»

Ко лбу приставил пистолет,
Жмет на курок, а хлопка нет?!
«Прошу минуту, господа,
Должно осечка как всегда!»
Стреляет в головной убор,
И прошивает тот в упор.

Пари выигрывает он,
И забирает целый кон.
Уже дорогою домой
Я вслух беседую с собой:
И где ж теория моя,
Неужто заблуждаюсь я ?!

Но что я дальше нахожу,
Когда поближе подхожу:
А труп свиньи я вижу там,
Разрублен шашкой пополам.
Я слышу пьяных казаков
И храп усталых рысаков…

У них служивый рядовой
Ушел в неплановый запой.
Рубака малость не того,
Гарцует с шашкой наголо'.
И смерть не чайная тому,
Кто встанет под руку ему.

Как только я пришел домой,
Тут офицеры вслед за мной.
Они твердят наперебой:
«Сбежал казак у тех лихой,
И всё казачество твердит,
Поручик Вулич им убит!»

Заперся в доме на засов,
В прохожих палит из стволов.
Решил я испытать себя,
Отчаянно бросился туда.
Пробрался скрытно за гумно,
Присел и заглянул  в окно…

Казак-убийца у окна,
Не сразу увидал меня,
И я использовав момент,
Ввалился в рамочный сегмент.
А буйный выстрелил в меня,
Но ловко уклонился я.

И пуля бьёт мне в эполет,
Смотрю, ранений вроде нет.
Беру живым, связав того,
И в хвост и в гриву тут его.
Друзья все чествуют меня.
Верна теория моя!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЧЕРКЕСЫ.

Глава 5. Бэла.

Хочу сказать я вам друзья
На новом месте снова я!
Я верой-правдою служу
И положеньем дорожу.
Тут на учете каждый штык,
Жаль юнкеров у нас впритык.

Идет Кавказская война,
На истребление она.
Черкеса бьём в прямом бою,
Пощады не даем врагу.
И правда в том, что тот народ,
Отважен, горделив и твёрд!

Скажу достойнее врага
Не встретил боле никогда.
Веду из крепости огонь
И горца вижу на ладонь.
Беру бывало языка
На кончик молодца-штыка.

В полку порядок уставной,
Ходил не раз в дозор ночной.
Штабс-капитан начальник тут.
Максим Максимычем зовут.
Он сослуживцам как отец,
Ему что сын его боец!

Он замечает, офицер-
Образчик чести и манер,
Давно уж в танце не кружил,
Воюет из последних сил.
В обход приказу своему,
Помог развеяться ему.

Миролюбивый горский князь,
Кто держит с капитаном связь,
Позвал знакомого домой
На свадьбу дочери родной.
Штабс-капитан доверил мне
Идти с ним вместе наравне!

Гостей зовут в семейный дом,
Невесту усадили в нём.
И там ей суждено пока
Одной побыть без жениха.
А где ж виновник торжества?
Он под эгидой большинства!

Посажен в холостяцкий дом,
И тот охраной окружён.
Сухой ему прописан пост,
Он не услышит первый тост.
Ведь по обычаю ему
Придется искупить вину!

Поднял Максим Максимыч тост
И градус пира начал рост!
Невесте пожелали благ,
Лезгинку танцевали в такт…
Он вышел подышать на двор:
Невольно слышит разговор:

Черкесский княжич Азамат,
Княжнам обеим младший брат,
Отродье своего отца,
С абрека клянчит жеребца.
И если тот продаст его,
Сестру похитит для него.

Ведь точно знает прохиндей,
Что тот не ровно дышит к ней.
Когда то Казбич молодой
Привел коня на водопой.
Княжну увидел у воды
Необычайной красоты!

С тех пор не мог её забыть
И не посмел заговорить.
А нынче выросла она,
Стала румяна и стройна.
А у того уж седина,
Да черно-бела борода.

Теперь из за густых бровей
Тайком любуется он ей.
Любовь к ней делит он с конём:
Бесстрашным верным скакуном!
Всегда его надежно вёз
Его любимый Карагёз!

Такого не сыскать нигде
Во всей нагорной Кабарде!
Однажды делали набег,
Подумал про себя абрек,
Чтобы у русских скот угнать
А после им же и продать.

Но их застали как всегда
Там крепостные сторожа.
Погоня сразу началась,
За ними сотня погналась.
Отряд рассеяли тогда,
Но со спины пришла беда!

Его уж стали догонять,
Казаков было не унять.
Тогда впервые пнул его,
Коня аж вздыбило всего.
Рванул он грудью напролом
Через кусты и бурелом…

Галопом мчался и кусты
На морде ставили рубцы.
Вот впереди большой овраг,
А позади свирепый враг.
И прыгнул он, вобравши круп,
Ногами зацепил уступ…

И лошадь начала сползать,
Надежда стала угасать…
Тогда он на уступ вскочил:
Вожжей из рук не отпустил.
Тянул узду он на себя,
Пытаясь вытянуть коня.

Но тот посыпался в обрыв,
Траншею за собой прорыв.
Казаки глянув за уступ,
Решили что беглец уж труп.
Пока смотрели те в овраг,
Коня уж он в узду запряг!

Очнулся словно ото сна
И слышит: «Что продашь коня?»
И горец вдруг рассвирепел:
«Да как ты предложить посмел,
Держаться можешь ль ты верхом
Тебя же сразу сбросит он!»

Максим Максимыч, слыша спор,
Передает мне разговор.
Не мог предвидеть он тогда,
Что сам я проверну дела.
А родилась шальная мысль,
Когда плясать все подались.

Среди танцующих девиц
Не видел я открытых лиц.
Но танец девушки одной,
Такой изящной и прямой,
Задел меня до глубины
И в этом нет моей вины!

Когда открыла та лицо,
Невольно вырвалось словцо:
«О боже, как же хороша»
Тут занялась моя душ
Увидев Бэлу, обомлел…
И здесь коварный план созрел!

Я Азамата поманил
И будто фразу обронил:
«Я знаю хочешь скакуна,
Так положись в том на меня.
Я приведу тебе коня,
А ты сестренку для меня!»

Ему руки я не подал,
Сказал чтоб скоро ждал сигнал.
Начался в крепости забой,
И Казбич гурт поставил свой.
Его в пристройку заманил,
Зеленым чаем угостил!

Подал подельнику сигнал,
Тот к двери приближаться стал.
Похлопав, отвязал коня
И быстро прыгнул в стремена.
Ударил скакуна в бока
И скрылся в горные леса!

Черкес за вором побежал,
И на бегу достал кинжал,
Как зверь он бросился за ним,
Но тот уж стал неуязвим.
Упал на землю, стал рыдать,
Гнездо князёво проклинать!

Лежал он долго на спине,
Стенал о друге и коне…
Потом поднялся и прозрел:
План мести в голове созрел!
Он будет мстить его семье,
Его друзьям и всей родне!

Домой вернулся сам не свой,
Засов задвинул за собой.
Гляжу, в углу сидит она,
Та неземная красота!
Покорно опустив глаза,
Сподлобья смотрит на меня.

Взял табуретку к ней подсел,
И долго на нее смотрел…
Смуглянка отводила взгляд.
Я изучал её наряд.
Она молчала, я молчал,
В ней перемены замечал!

Прошла неделя не одна,
Пока дикарка ожила.
Уж вижу свет в её очах,
И сам тону в его лучах!
С ней вместе время провожу
И понимаю, что люблю!

Воспряла узница моя,
Она все краше изо дня!
Нечаянно в узенький пролёт
Услышал как она поёт.
Слов песни я не разобрал,
Лишь тонкий голосок внимал!

Мы говорили в уголке
На нам понятном языке.
Я стал татарский изучать,
Она по-русски понимать.
Болтали запросто вдвоём
Особо каждый на своём!

И простодушна и чиста,
Чистосердечна и умна!
Её эпитетов не счесть:
В ней родословная и честь!
В ауле горенка жила
Свою невинность берегла!

Я нежно обращался с ней
На протяженьи этих дней.
Она мне стала доверять,
И двери уж не запирать.
При приближении моём
Уже не убегает в дом!

Однажды тронул за плечо,
Она оставила его.
Боясь превысить меру ту,
Одернул я ладонь свою.
Рукам я волю не давал,
Вину свою осознавал.

Хочу покаяться друзья,
Был вероломен с нею я!
И чести лишена она
Теперь навек из-за меня.
Ей не вернуться уж туда,
Мной опорочена она!

Чтобы умерить ту вину,
Подарки ей я подношу.
Дарю одежду, жемчуга,
Гостинцам рада та всегда.
Татарку нанял пошустрей,
Чтобы прислуживала ей.

Черкешенка была мудра,
Мою заботу приняла.
Казался ей красив лицом,
И статен в меру и умен.
Впустила в свою жизнь меня,
Доверив целиком себя!

Стал на охоту брать её,
Доверил ей своё ружьё.
Казалась счастлива она,
Смеялась звонко как дитя.
Но я уже искал предлог
И свою робость превозмог.

Однажды на закате дня
Сказал я прямо ей в глаза:
«Прости меня, душа моя,
Напрасно выкрал я тебя.
Не оправдать проступок мой,
Свободна ты, ступай домой!»

Тот разговор её пугал
И истинно врасплох застал.
Она не знала что сказать,
Свою любовь как показать.
Была уверена она,
Что в офицера влюблена!

Уже уверившись в себе,
На шею бросилась ко мне.
Стала усердно целовать,
Что то по-русски лепетать.
Её порыв я поддержал,
Схватил в объятья и прижал!

Я нежно целовал её:
За ушком, в шею и в плечо…
Слились в объятиях тела,
Тогда не ведая греха.
И первый раз из стольких дней
Остался в комнате у ней!

В то время крадучись тайком
Забрался Казбич в княжий дом.
Он был уверен, что семья
Причастна к воровству коня.
Застав там князя одного,
Без слов зарезал он того.

Своих следов не хороня,
Абрек забрал его коня.
А где же беглый Азамат?
Сбежал от мести супостат.
Возможно что давным-давно
Черкес зарезал и его.

Нещадно за обиду мстил,
Меня он тоже не простил:
Лишился он надежды всей,
Ведь  Бэлу тот считал своей.
Не раз на крепость нападал,
Но был отброшен и страдал.

Я с Бэлой уж не мало дней,
Мы много провели ночей.
И с горечью скажу друзья:
Стал задыхаться ею я!
Коль Дионису служишь ты,
Ты уж творец иной судьбы!

Как гуру светских вечеров,
Мне было тошно вне балов.
Ей про настрой веселый врал,
Но на охоту уж не брал.
Её по прежнему любил,
Но в спальню редко заходил.

И тосковать та начала,
Дикарки доля такова.
Максим Максимыч видит всё,
Кладет ей руку на плечо.
И чтоб её тоску унять,
Зовёт за стены погулять!

На крепостной поднялись вал,
Где ветер сильно бушевал.
Как вдруг за речкой с высока
В папахе видит седока.
Абрека узнает она,
Тот на коне её отца.

Охранник выстрелил в него
Но было слишком далеко.
Я запретил отныне-впредь
Ей за пределы выходить.
С тех пор уж минул долгий срок,
Она забыла про урок.

Когда я вышел пострелять,
За вал направилась опять.
Успела только до ворот,
Как кто то сзади зажал рот.
Набросил на нее чадру
И на скаку прижал к седлу.

Та крикнула что было сил,
И хорошо я рядом был.
Я выстрелил и тот упал,
Схватился тут же за кинжал.
Ударил жертву по спине
И скрылся раненый в траве.

Я Бэлу на руки поднял
И в губы же поцеловал.
Она шептала о любви,
А тело было все в крови.
В бреду промучилась два дня,
А после тихо умерла…

С прискорбием скажу друзья,
Такой любви не встретил я!
Я до сих пор в себе храню
Любовь последнюю свою.
Еще дожди не отошли,
Меня опять перевели.

Гава 6. Максим Максимыч.

Должен заметить вам друзья,
Штабс-капитана встретил я!
Дорогой в Персию стоял
В селе кавказском я Мецхал.
Максим Максимыч услыхал,
Лакея своего прислал.

Признаться к своему стыду,
Ответа не дал я ему.
Подумал дружба терпит спад
И этой встрече был не рад.
Столкнулся с ним накоротке,
Вопрос прочел в его лице…

Ему ответил тогда я:
«Дорога всякому своя»!
Отъехал я с тоской в душе,
Старик сказал вдогонку мне:
«В дороге всякой есть изгиб,
Кто не увидел, тот погиб!»

КОНЕЦ