Альфа и Омега

Хвала Творению


Ты прекрасна, природа!
 Когда на трансе Авасакса
 В полночь сияют лучи,
 Полуночное солнце в этот час,
 Когда Северный мыс купается в пурпуре;
 Когда холодные волны ледяного океана танцуют,
 На закате и на рассвете,
 В один и тот же час, как золотые венки,
Оставайся на льду,
Чья голова дразнит летнюю жару,
Несмотря на долгие дни. —
Здесь можно спросить,
Станет ли такая ночь менее чистой?
Тогда, когда май увенчает его цветами,
В поле, в лесу и на лугу? —
Или, как осенний день, его цвета,
В смеси коричневого и золотого,
Мерцают в дубовом лесу? —
Разве там, на безмолвном Севере, —
 при полуночном свете —
 не звучит песня, гимн без слов?

 Вот что ты говоришь, о Господи!
 Ты призвал Солнце, и наступила весна;
 наступило лето; она больше не была,
 Вниз, в её водяную палатку;
И всё дальше, и дальше она продолжает,
Пока, наконец, на более коротком дральене,
Не перестаёт показываться, и Ледяное море уже
Затихает, наступает ночь. Там лучи,
Спускающиеся с севера,
Освещают небосвод,
От пламени до дымоходов;
Сияют высокие снежные горы,
Чьи мягкие лучи сияют,
Весь безмолвный пейзаж сверкает;
он раскрывается, как пучок стрел;
с запада и с востока,
далёкий огонь, далёкий свет,
перед которым склоняется безмолвный пейзаж.
Это или тысяча радуг, —
притянутых магнитом, —
чистый сверкающий цвет.
Формируется, выстраивается в корону.
И потоки ржавчины со всех сторон, —
гиацинтовые, бриллиантовые,
сапфировые и изумрудные,
смешивающиеся в великолепии цветов, —
выстраиваются в куполообразную крышу,
в зените сверкают.
Прекрасное, чистое целое!
Какая божественная натура!
Человек немеет, приходит в восторг,
Слава Божья пред его глазами,
Его изумлённый взгляд,
И теперь он обожает, восхищается!

Он не содрогается, только ради этого,
С ужасом и трепетом;
Он видит, как луч за лучом
Вздымается пылающая сталь;
Он видит там, в золотых тонах, —
С розовато-красным оттенком, —
Величественно стремящихся к небесам, —
Чьё сияние появляется, чьё сияние угасает, —
Ни огня, ни крови, ни острых кинжалов,
Там, в этой облачной дымке,
Светлее, чем солнечный свет;
В этих облаках нет столбов дыма,
Как у воинов над народами,
Для всего мира.
Это не армии, не банды,
Die Heiden keeren, wenden wieder,
Или те, кто использовал своих огненных коней,
Как безумные армейские ножницы, —
 колонны, связки, купола, там. —
 Ни видений, ни лиц,
 которые угрожают Земле,
 и кровавые огни над Землёй,
Вдоль цветного моря неба,
 как посланники имени «Лоос»,
 которые поражают всё человечество своими язвами,
Скоро напугают и встревожат,
Или принесут чуму на своих знамёнах,
разделят послание войны! —

Это всё ещё «правда», всегда во тьме,
Разве наука не взломала хранилище,
Из «Как»: великолепие творца и послушайте,
Сияет, не имея себе равных, не имея себе равных,
Когда полярный свет скользит по небу.

Как велики дела Твои, Господи!
Они вторят этому; воздай, воздай ему должное,
С бесплодного и ледяного Севера,
Вплоть до Благословенных садов,
Из цветущего Рая мира;
Он аплодирует этому, всегда по цене!
За зейдерстранд, с вечных льдов,
Тысячами хвалебных аккордов,
Чья песня возносится к высоким небесам!
это верно для пышных восточных пляжей.,—
Райские уголки для животных,
В жаркий полдень загорающие,
In palmenkronen ' t koeltje huist!
Что там только мечтательно шипит!
Или там, где среди безоблачных транссексуалов,
Перпендикулярно сияют солнечные лучи,
На сводчатой Кроне Баобаба,—
Облако зелени, пышная дюна, —
Чистейшее гордое животное Зуйдертуин. —
Ты восхваляешь голос этих лесов, —
Кто, о мой господин, построил там храмы,
Как будто никто не мог их увидеть! —
Ты! упоминаешь их, как будто они находятся на пути урагана,
Начинай бить в одиночку,
Де Эолухарпен, взволнованный,
Вдоль ужасного пути Тейфена, —
Когда он гремит и грохочет в вышине,
Пока блики света (молнии) не ослепят глаза, —
И с этой великой мелодией,
Глубоким басом гармонии, —
Из тысяч трубных ртов,
Немедленно, как можно ближе,
Сзади, снизу, сбоку,
Словно привязанные к хору трупов, охваченных страхом, —
Россыпи, россыпи, в которых стоял страх, —
Издавая ужасный грохот,
Лесные великаны в своей ловушке, —
Хотя они стояли веками, —
Целые ряды, сотни,
Словно стебли тростника, падающие вниз,
Раскалываясь, крошась, падая, звеня,
Пока их головы не склонились к земле».
И, отягощённый этим широким верхом,
он уже грохочет на дне.

 И в конце корпуса — процессия ветров,
 Снова долгий путь;
 Последние облака летят, как тени,
 В лохмотьях и ткани, к кимме;
 И чистый, как безупречный кристалл, —
В котором сияют звёзды, —
 Уровень моря сейчас.  Великая вселенная,
Над ней — море слуха, —
 Создающее Млечный Путь — путь света,
 Проносящийся над царством тьмы Земли,
 Смотрящий вверх в изумлении, —
 Пока Южный Крест — звёздная корона,
Его слава там,

 И в буре ты — Господь.
Он был твоим слугой, во славу твою,
Он провозглашал Твою силу;
Он нёс твои приказы на своих крыльях,
Он проповедовал тебе в твоих делах,
Он проповедовал силу твоих дел.—
И на высоких пальмах, —
Теперь все молчат, —
 Пройди мимо, Владыка природы!
 В мягком шелесте этих пальм,
 В сладком шелесте псалмов,
 В тропической полуночной тиши. —

 Красота лилий принадлежит тебе,
Господь, сотворивший их в чистоте,
 После того, как Север умолк,
 Юг призывает их в Ли, —
 Господь! Ты тот, кто призывает их, —
 Чтобы он мог возвеличить тебя, Господи! за плату,
Чтобы он мог восхвалять тебя. —
 Их слава, мудрый король,
 Ван Исрел, в тени. —
 Нет! весь блеск княжеских корон,
 сияние, власть и величие,
 Тот, кто восходит от власти к трону,
Стоит за твоей работой, Господь! Тщеславие!
С чем может сравниться красота,
 Из того, что ты создаешь, Бог Природы?
 Это приносит больше долголетия,
Когда первые создания были,—
Где сочетается величие красоты:
 Вена не захватывает его Священным Огнем,
Вена не захватывает его колоннами Стаффы,
 In 'T wonder "Пещера Фингалс", Гебаард,—
 И где они были собраны,
 Как первенцы "этой природы’,
Однажды восставшие из ям,
Океан, воющий от штормовых ветров,—
Как и с их коленями,—
 Гигантская плотина, радиус действия которой ограничен,
Величие создателя громко провозглашается,
Все еще неповрежденный труп с тех пор, как он стоял,—
 Как Ураганы продолжают грабить его,—
 Когда он восстал при донд'ренах,
Сотворение мира.—

 Кто построил в недрах Земли,
Эти прекрасные комнаты?
 Где лакричник похож на руки Тува,
Своды, арки и серебряные стены,
До самой вершины храма?
 И кто собрал сталагмиты,
 Изящные здесь, и сталактиты,
Снова там? До пары пальчиковых ножниц,
Указывающих вниз, вверх,
 Создатели Ом тоже слушают хвалу,
В недрах Земли, там;
 Или в органе, таком огромном,
 Возвышающемся на заднем плане и мощном,
 Из-за опоры и колонны,
 Возведённой, благородной, величественной и мощной;
 Пока он сияет бриллиантами,
Со всем великолепием драгоценностей,
Вверх, вниз, во все стороны,
Где они играют в тысячах призм,
 Чтобы объединять, разделять;
Как звёзды или как Солнце,
 как все лучи — источник цвета, —
 в тысячах радуг,
 взоры восхищаются,
Благодаря небывалым чудесам, —
В глубокой черной ночи Земли.
 Кто думает о Билсе и Баумансе холене,
 Не думайте! где они так долго прятались в чистоте,
Это стало известно случайно!
 Или где самые чистые занавески,
 В которых сияют жемчужины камня-капли,
Из волшебной пещеры Адельсбергера,
Высмеивающие искусство человеческих рук?

 Миссисипи, "der stroomen vader" < br > ,
 Кто, кто когда-то вскрыл тебе вену?
Кто читается как "великая десятка",
 Где ты приближаешься к морю,—
Как исток "Дальнего Запада"—
 Гигантская змея Прерий,—
 Вы - союз трех.,—
Священник из Миссури и Огайо,
С легионами, где один из них, чьи колодцы, —

Посаженные в природном парке «Шунст»,
 Ты, Отец, спешишь в объятия,
 Чтобы рассказать тебе обо всех чудесах,
 Из страны чудес Йеллоустоун, —
 Или в чьих бурлящих водах мы всё ещё заблуждаемся,
Марш индейцев,
 Мудрец или боевой клич,
 Или, может быть, аккорды Лонгфелло,
Вдоль фруктовых садов прерий —
Сумей различить. Широко,
С королевским размахом и прислушиваясь,
Течёшь ли ты, укрощённый буями и сводами, —
Сквозь солнечную прерию, сквозь тьму,
Из девственного девственного леса, —
Чей королевский брат там,
 Солнце село, ты такой же непослушный,
 И такой же большой и чистый, не меньше, —
 Составь компанию на Вест-Хальфронде. —
 На выходе из «Озёр»,
 Каких «Озёр»? Морей! где название,
 Сен-Лоран, зовущий всех, сам,
Все обращаются к нему;
 Чтобы построить, все,
 Водопад Ниагара:
Так что «чудо воды» восстаёт!
Так что цена капли воды
Ему! Всемогущему! Который таким образом
 исцеляет Его раны. Капля за каплей,
Миллионы раз, миллионы раз,
 миллионы раз, накапливаются,
От скалы к скале, к горам, долинам;
 Zijn schuim en neev'len, Saam vergaard
 В середине облаков,
Непрестанно, dondren, Skaat'ren
 И падают вниз, так что природа,
 Словно одержимая этим падением,
 Дрожит всем телом!
 И плетёт радуги
На дымящейся пене, вздымающейся,
Словно ворота Чести там, наверху,
Тот, чьё дело — его красота,
Для людских глаз, распространяет свой тон. —

 Ты — Господь! те, что в его садах
Ден Нийл «странствует» с Юга, —
 где никто не может «сказать правду».
 Всегда из таинственных мест,
 Это говорит о том, что путь лежит на Крайний Север.—
 Это ты, ловушка Замбези,
 Чей «дым бушует здесь», ревущий Дондрэн,
Прижатый к своей каменной стене,
 Раны нашей природы,
 Как откровение Божьей силы,
 Так узри же её великолепие. —

 Ты идёшь по Андийскому хребту;
На Чимборасо ты ступаешь, Господи!
 Твоей ногой, как творением Божьим,
Там, где восседает зима;
Там, где горит очаг Котопакси. —
 Твой взор проникает в его недра:
 И Гималайские горы-великаны,
«Снежный дом» проносятся мимо,
 Южная часть Тихого океана. Они раздражают,
 Армии облаков, и им нужно,
Оценка их стоимости кажется влажной:
Богатство их дождя.—
Эверест, ты! Эверест Земли,—
Та первая прядь волос, которую ты породила,
Затаив дыхание! горы высоки ".—
Хвала урожаю бьюонд'ринга.,—
Приветствую и тебя, царь гор!
В уэвлекк 'лос рейн,
С твоим ледяным великолепием на коронации,
Твоё плечо под горностаем!
Ты возвысил его, создал его,
Господь, ты призвал его.
Из бездны, к его высочайшей вершине;
Ты опоясал его чресла снегом,
И образует снег и капли дождя,
Ледники, похожие на световые одеяния,
Купающиеся в вечернем солнечном свете,
Словно «альпийское сияние» для человеческого глаза,
Восхищающее, притягивающее!

 Вы когда-нибудь в своей жизни
Чувствовали это странное, это трепетное, пугающее,
У себя под ногами?
 Как будто земля уходит из-под ног;
Подземная сила делает его
На слегка колышущемся голом холме,
Между которым грохочут далёкие раскаты грома, —

В то время как природа пребывает в глубоком спокойствии,
 Как будто она глупа;
 Она, по-видимому, сама того не осознавая,
Как оно кипит, как оно бурлит, как оно горит,
Глубоко в недрах Земли.

 Вы когда-нибудь видели, как вздымаются волны Земли?
 Под названием «loos barenswee»
 Растягиваясь, сжимаясь, раскалываясь, вспахивая,
 Как будто природа разрывается на части,
 На Донд'рендском кракене, как бы на две части?—
образ яростно бушующего моря!
 Вы когда-нибудь видели горы?
 Они словно кивают друг другу,
 Их вершины склоняются друг к другу?
 Их кратеры открываются с грохотом,
 Кто знает о горах и долинах,
 С эхом, как у трубы, —
 в самых дальних местах, —
И воздух, и Земля отскакивают друг от друга!

 Вы заметили, что это сильнее?
 Что это было, когда вы почувствовали первый толчок,
 сотрясший Землю?
 И столбы дыма, столбы дыма,
 поднимающиеся с колен Земли,
 заливают небо тьмой!
 Пока оно всё больше и больше чернеет,
 и светится лава, бурлящая внутри,
 На облаке, черном, как дым,
В сернисто-желтом и кроваво-красном!
 Иероглифы на них,
С огненным языком, пламенем, с молнией, разбивающейся,
Из черного облака, —
 между ними написано: горе и смерть!
 И из самых глубоких горных ущелий,
 Из бездны лавовых шахт,
 Справа, слева, кипящий огонь
 Перекатывается по стене кратера.

 Вы видели, как,
 Разрываясь на части, природа, как задница у осла,
Пока не развалится на части?
 В каком дворце и хижине рушатся;
 Где недавно был самый красивый пейзаж,
 Послушайте лето;
 О чём сейчас, в полдень, идёт речь,
Когда пепел и пемза сыплются дождём, —
Прикрыться ими, как саваном, чтобы укрыть жизнь? —
 Это лишь прелюдия. Как колокола
 Из городов и деревень, В "T vreess'lijk schokken",
Через "насквозь" собственного звучания,—
(Это звуки смерти life), -—
 Земля уходила из-под ног одна за другой,—
Открывающийся под Босхом и вельдом,—
 Vaneen трещит под деревнями и поселками,—
 Со всем, что веяло от этого настоящего,,—
Опускающийся, как желанная добыча,
 В его широко открытых мулов,
 Всё ещё оплакивая стихии,
(уже не так, как будто спотыкаясь,) —
 в глубине долины, —
 которая теперь снова закрывается.

 Что дальше, куда она делась?
 Чудесный пейзаж, полный жизни,
Что вчера, нет, ещё вчера,
В центре его гордого города,
 Что с его славой и гордостью?
 Мавзолей, Триумфальная арка, диво,
 Мир, храм, как знаменит!—
 Лишь вибрация привлекла их внимание;
 Могила в недрах Земли,
Из которой всё ещё сочится пламя, горит,
Уже окружает его, в котором была жизнь,
В поле и хижине, во дворце и городе.—

Судьба Помпеи предстаёт перед глазами;
 Перед глазами, как в словах «труп»:
 Погибло, разрушено прекрасное место отдыха!
 Это глубоко трогает сердце:
 Погребено заживо, всё, всё,
 В безымянном, неизвестном количестве.—
Но выше спускается Рид ван ден Хуген,
 Сквозь облака пепла и дыма, мягко веер,
 Ободряющий луч вниз:
Взгляд того, кто живет и умирает
 В его руке; тот, чья сила,
 Элементы гнева и силы,
Теперь он вернулся,
 И все тихо ", — говорят они.
Я ват веранд, ты ват веркир,
По-прежнему Альфа и Омега, Господь!
 Ты остаёшься, хотя небо стало кроваво-красным. —