Исповедь в стихах Марины Цветаевой

        Имя Марины Цветаевой, словно  выписанное  рябиновой  кистью, украшает  мировую  поэзию 20-го века. Ее стихи  и проза написаны предельно свободно и искренне в периоды  сильнейших душевных страданий и  стали национальным достоянием. Трагична судьба женщины, которая  не боялась быть собой и превосходно  могла экспериментировать со словом, и которой, несмотря на свою гениальность, так хотелось любви и женского счастья. Мы особенно восхищаемся ее творениями,  положенными на музыку и ставшими романсами.  Но некоторые современники  считали ее надменной, высокомерной, холодной и  не женственной – то есть прямо противоположной той, которой она была в своих исповедальных стихах. Какой же она была на самом деле? Мы перечитываем ее  посмертную книгу стихов  "Избранное", увидевшей  свет  только в 1961 году, через 20 лет после гибели автора и почти через 40 лет после предыдущего издания на родине. Те, кто помнил молодую, подающую надежды, ослепительно талантливую Цветаеву и представить не могли, в какого масштаба фигуру она превратится, пройдя свой нелегкий трагический путь.
   
        Марина Цветаева имела необычную внешность. При росте в 163 сантиметра не производила впечатление хрупкой девушки, но и коренастостью не отличалась. Ариадна Эфрон, старшая дочь поэтессы, описывала мать так: «...с фигурой египетского мальчика — широкоплеча, узкобедра, тонка в талии. Юная округлость ее быстро и навсегда сменилась породистой сухопаростью; сухи и узки были ее щиколотки и запястья, легка и быстра походка, легки и стремительны — без резкости — движения».
       Цветаева была заядлой курильщицей и кофеманкой с короткой стрижкой и очень прямой осанкой,   одета была  кокетливо, но неряшливо, носила на всех пальцах перстни с цветными камнями, но руки были не ухожены. Носила короткие волосы, остриженные в кружок скорее не для шика, а ради удобства.
     Илья Эренбург, который был  хорошим знакомым Цветаевой  описывал ее так: «В ней поражало сочетание надменности и растерянности; осанка была горделивой — голова, откинутая назад, с очень высоким лбом; а растерянность выдавали глаза: большие, беспомощные, как будто невидящие — Марина страдала близорукостью. Волосы были коротко подстрижены в скобку. Она казалась не то барышней-недотрогой, не то деревенским пареньком».

Счастливое или трагическое детство?

       Родилась Марина Цветаева в Москве, 26 сентября по старому стилю (8 октября по новому) 1892 года, в день празднования памяти Иоанна Богослова — одного из 12 апостолов.

Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья,
Я родилась.

Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.

        Марина Цветаева родилась в семье московских интеллигентов. Ее отец Иван Владимирович был искусствоведом, филологом, профессором Московского университета и основателем Музея изящных искусств (сейчас это всем известный Пушкинский музей).
От отца Цветаевой передалась любовь к искусству, особенно к античной мифологии, но "весь дух воспитания – германский... способность к языкам, блестящая память, великолепный слог, стихи на русском и немецком языках, занятия живописью", – вспоминала Марина Ивановна. Может быть, Марина унаследовала и страстную трагическую натуру отца, тосковавшего по первой умершей жене, которая была   вечной тоской отца.
      Мать, Мария Мейн ( из обрусевшей польско-немецкой семьи), была пианисткой, ученицей Николая Рубинштейна. Как писала в своих воспоминаниях потом Цветаева, "мать залила нас музыкой, затопила нас, как наводнение".  Она оказала на девочку  огромное влияние и мечтала видеть дочь музыкантом. Младшая сестра Цветаевой Анастасия так вспоминает об их детстве: "Детство наше полно музыки. У себя на антресолях мы засыпали под мамину игру, доносившуюся снизу, игру блестящую и полную музыкальной страсти. Всю классику мы, выросши, узнавали как "мамино" –"это мама играла…" Бетховен, Моцарт, Гайдн, Шуман, Шопен, Григ... под их звуки мы уходили в сон".
      
     В семье Цветаевых, помимо будущей поэтессы, было двое детей — сестра Анастасия и сводный брат Андрей.

Он был синеглазый и рыжий,
(Как порох во время игры!)
Лукавый и ласковый. Мы же
Две маленьких русых сестры.
   
      После смерти матери от туберкулеза – Марине на тот момент было 14 лет – занятия музыкой сошли на нет. Но мелодичность осталась в стихах, которые Цветаева начала писать еще в шестилетнем возрасте – сразу на русском, немецком и французском языках. С детства девочка  много и беспорядочно читала. На ее книжной полке стояли Гете, Гейне и другие немецкие романтики, классики русской литературы XVIII–XIX веков – Державин, Пушкин, Некрасов, Лесков, Аксаков. Любимыми книгами  были "Илиада", "Слово о полку Игореве" и "Песнь о Нибелунгах", а самыми любимыми стихотворениями она называла пушкинское "К морю", "Свидание" Лермонтова и "Лесного царя" Гете.
       Цветаева получила блестящее по тем временам образование, но обучение проходило сложно и не без эксцессов. Годы учебы были омрачены страшной трагедией -  смертью матери   летом 1906 года в Тарусе.  Сестры Марина и Анастасия осиротели (вероятно, маленькой Асе все же было легче — в силу возраста и по складу характера). Жизнь в опустевшем доме стала невыносимой, и осенью Марина поступила в частную гимназию-пансион фон Дервиз; там она на время оставляла  на людях свое одиночество:

С ранних лет нам близок, кто печален,
Скучен смех и чужд домашний кров…
Наш корабль не в добрый миг отчален
И плывёт по воле всех ветров!

Всё бледней лазурный остров-детство,
Мы одни на палубе стоим.
Видно грусть оставила в наследство
Ты, о мама, девочкам своим!
      
           Кто, кроме мамы мог понять внутренний мир подростка с его драмами и противоречиями? В гимназии ее не поняли, не поддержали.  Через полгода  из этой гимназии она была исключена. Не прижилась она и в другой гимназии А. С. Алфёровой.
В книге «Марина Цветаева. Беззаконная комета» Ирма Кудрова написала, что поэтесса часто прогуливала уроки — выходила из дома, а затем возвращалась и поднималась на чердак, чтобы почитать. Она не интересовалась тем, что задавали учителя, и не любила точные науки. На уроках Цветаева сидела за последней партой и что-то читала или писала — учителя опасались лишний раз к ней обращаться и вызывать к доске, чтобы не спровоцировать дерзость в свой адрес.
       Ее исключили за дерзкий характер и свободомыслие. Общение с директором гимназии Евгением Сыроечковским Цветаева описала в своих мемуарах: «Он был красавец, я 14 лет немножко была в него влюблена. Однажды за сочинение он призвал меня в кабинет
- Вы, госпожа Цветаева, должно быть в конюшне с кучерами воспитывались?
- Нет, господин директор, с директорами!
      В сентябре 1908 года поступила в шестой класс частной женской гимназии М. Т. Брюхоненко, которую и окончила через два года. Летом 1909 года Цветаева записалась на летний университетский курс по старофранцузской литературе, но бросила обучение на половине пути. Частые переезды и жизнь за границей в Италии, Швейцарии, Германии
вне привычного быта обострили психическую неустойчивость девушки   и  послужили причиной частых депрессивных состояний.  Марина, свободно владевшая немецким и французским, посетила Париж и прослушала курс лекций по старофранцузской литературе в университете Сорбонны, но чувство одиночества никогда не покидало ее:

Я здесь одна. К стволу каштана
Прильнуть так сладко голове!
И в сердце плачет стих Ростана,
Как там, в покинутой Москве.

Париж в ночи мне чужд и жалок,
Дороже сердцу прежний бред!
Иду домой, там грусть фиалок
И чей-то ласковый портрет.

     Так рос Поэт.

      Первый творческий успех

       Но  молодость берет свое.  Вернувшись в Москву из Парижа 18-летняя Марина выпускает свой первый сборник — «Вечерний альбом». Книга издана на карманные деньги, которые давал отец,  тиражом всего в 500 экземпляров и была посвящена памяти Марии Башкирцевой — французской художницы русского происхождения, умершей в 20 с небольшим лет, как мать,  от туберкулёза.   Марина не постеснялась отправить сборник  мэтру – Валерию Брюсову.

Сумерки. Медленно в воду вошла
Девочка цвета луны.
Тихо. Не мучат уснувшей волны
Мирные всплески весла.
Вся — как наяда. Глаза зелены,
Стеблем меж вод расцвела.
Сумеркам — верность, им, нежным, хвала:
Дети от солнца больны.
Дети — безумцы. Они влюблены
В воду, в рояль, в зеркала...
Мама с балкона домой позвала
Девочку цвета луны.

Если душа родилась крылатой...
Если душа родилась крылатой —
Что ей хоромы и что ей хаты!
Что Чингисхан ей — и что — Орда!
Два на миру у меня врага,
Два близнеца, неразрывно-слитых:
Голод голодных — и сытость сытых!
 
     Сколько издавалось поэтических сочинении, которые оставались незамеченными. Но Цветаеву ждал успех. Сборник заметили и отметили также  выдающиеся современники -  Брюсов,Максимилиан Волошин и Николай Гумилёв, увидев  как Цветаеву  «вся на грани последних дней детства и первой юности». Марина начала посещать занятия и кружки» при издательстве «Мусагет», а затем, окрыленная первым успехом, принимается  за написание прозы, создает статьи «Волшебство в стихах Брюсова».

«Коктебель да чешские деревни — вот места моей души»

       В 1910 году Цветаева познакомилась с поэтом Максимилианом Волошиным, а через год поехала к нему в Коктебель. Там в разное время жили Николай Гумилев, Елизавета Дмитриева и молодой Алексей Толстой с художницей Софьей Дымшиц. Поэтесса провела в Коктебеле всего два месяца, которые впоследствии называла лучшими в жизни:  «Коктебель да чешские деревни — вот места моей души».
      С Коктебелем связано знакомство с будущим мужем — Сергеем Эфроном. Марине тогда было 18, а Сергею — 17. Марина мгновенно  влюбилась в этого мальчика с невероятно красивыми глазами. Красоту, утонченность, прекрасное чувство юмора дополняла любопытная биография его родителей. Мать и отец Сережи Эфрона были активными участниками «Земли и воли» и «Черного передела» и познакомились на собрании революционеров.  В доме не утихали политические споры.
      Цветаева слушала все эти рассказы о семье с придыханием — она считала мать Сережи героиней и равняла ее с лейтенантом Шмидтом, которым восхищалась. Как это было свойственно ей, она сама придумала образ Эфрона. Он стал для нее благородным рыцарем с непростой судьбой: Сережа болел туберкулезом, а вскоре лишился отца, матери и старшего брата (последние двое покончили с собой). Само решение выйти за него замуж было то ли романтической случайностью, то ли продуманной деталью истории любви.
     После знакомства с Цветаевой, в том же  году, Сергей Эфрон написал рассказ «Волшебница», где главная героиня Мара — сама Марина Цветаева: «Большая девочка в синей матроске. Короткие светлые волосы, круглое лицо, зеленые глаза, прямо смотрящие в мои». Эфрон в рассказе подмечает переменчивость Цветаевой и ее двойственность: на людях она скромна, строга, а иногда и эпатажна (эти ее вечные папиросы!), но в интимной обстановке один на один — по-детски непосредственная, ранимая, увлекающаяся.
     Зимой 1912 года, Цветаева и Эфрон обвенчались.   В сентябре у них родилась дочь Ариадна. "Назвала ее Ариадной.. от романтизма и высокомерия, которые руководят моей жизнью. Ариадна – ведь это ответственно!" – писала сама Цветаева в одной из своих записных книжек. Цветаева сама учила Ариадну писать и читать, с малых лет девочка начала вести дневник – так учила мама: не механически переписывать слова из азбуки, а самой размышлять о том, что происходит вокруг, и наблюдать. В шесть лет Ариадна записала:  "Моя мать очень странная... Матери всегда любуются на своего ребенка и вообще на детей, а Марина маленьких детей не любит... Она не любит, чтобы к ней приставали с какими-нибудь глупыми вопросами, она тогда очень сердится".
      В 1912 году Цветаева  выпустила  свой второй сборник, посвящённый мужу — «Волшебный фонарь». Марина написала много стихов о своей любви, о близких, о родном городе. Жизнь  в Коктебеле навсегда останется в памяти самым счастливы периодом жизни.

Кто создан из камня, кто создан из глины, —
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело — измена, мне имя — Марина,
Я — бренная пена морская.

Кто создан из глины, кто создан из плоти —
Тем гроб и нагробные плиты…
— В купели морской крещена — и в полете
Своем — непрестанно разбита!

Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети
Пробьется мое своеволье.
Меня — видишь кудри беспутные эти? —
Земною не сделаешь солью.

Дробясь о гранитные ваши колена,
Я с каждой волной — воскресаю!
Да здравствует пена — веселая пена —
Высокая пена морская!

    Марина Цветаева — лед и пламень поэзии Серебряного века.

      Наталья Стрельникова - филолог - по литературным мемуарам скрупулезно восстанавливала образ Цветаевой . Характер у нее был непростым. "Она быстро увлекалась людьми, практически каждого знакомого называла другом и не менее быстро влюблялась, особенно в талантливых мужчин и женщин (помимо романов с поэтами имела роман с поэтессой Софией Парнок). Страсть, нахлынувшая как буря, жила в ней недолго, и охлаждение приходило так же резко, как и горячая влюбленность. К людям, которые не вызывали в Цветаевой бурление чувств, она делалась равнодушна до хамства. Но тех, кто оставил след в ее сердце, хранила всю жизнь, дорисовывая их образ на свой лад".   
    Одно время  Марина Ивановна Цветаева была влюблена в А.А. Блока. С первых своих сборников поэтесса обращалась к лирическому «я» поэта. В стихотворении «Я тебя отвоюю…», написанном в 1916 году, лирическая героиня Цветаевой признаётся лирическому герою Блока в любви в своей особой манере. Она всегда неистовствует в любви. В лирическом произведении  «Я тебя отвоюю у всех земель» есть отсылки к творчеству Блока. Например, цветаевская строка «Ты не будешь ничей жених, я – ничьей женой…» созвучна со строками из блоковского цикла «Кармен»:

 Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,
Оттого что лес — моя колыбель, и могила — лес,
Оттого что я на земле стою — лишь одной ногой,
Оттого что я о тебе спою — как никто другой.

Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,
У всех золотых знамен, у всех мечей,
Я ключи закину и псов прогоню с крыльца —
Оттого что в земной ночи я вернее пса.

Я тебя отвоюю у всех других — у той, одной,
Ты не будешь ничей жених, я — ничьей женой,
И в последнем споре возьму тебя — замолчи!-
У того, с которым Иаков стоял в ночи.

Но пока тебе не скрещу на груди персты —
О проклятие!- у тебя остаешься — ты:
Два крыла твои, нацеленные в эфир,-
Оттого, что мир — твоя колыбель, и могила — мир!

      Писательница, поэтесса, жена Владислава Ходасевича Нина Берберова охарактеризовала особенность Цветаевой так: «Она поддавалась старому декадентскому соблазну придумывать себя: поэт-урод, непризнанный и непонятный; мать своих детей и жена своего мужа; любовница молодого эфеба; человек сказочного прошлого; бард обреченного на гибель войска; ученик и друг, страстная подруга. Из этих (и других) „образов личности“ она делала стихи — великие стихи нашего времени. Но она не владела собой, не строила себя, даже не знала себя (и культивировала это незнание). Она была беззащитна, беззаботна и несчастна, окружена „гнездом“ и одинока, она находила, и теряла, и ошибалась без конца».

Страсть оглушает молотом,
Нежность пилит пилой.
Было веселым золотом —
Стало седой золой.
Лучше пока не высохли
Очи от слезных дел,
Милый, гуляй с девицами
В розах, как Бог велел.

Много в саду садовников,
Роза в саду одна.
Сквозь череду любовников
Гонит меня луна.

      Одновременно с чувственностью в Цветаевой жили железная воля и невероятная работоспособность. Обязательно ставила для себя четкие цели даже в простых вещах, например, на прогулке: дойти до того места, забраться на тот холм, перейти через лес. Она была требовательна к себе и не менее требовательна к людям вокруг.
      К работе поэта Цветаева относилась со всей серьезностью. Шла к рабочему столу, «как рабочий к станку — с тем же чувством ответственности, неизбежности, невозможности иначе», вспоминает Ариадна. Писала с раннего утра до завтрака под кофе и сигареты...» О цветаевской самоотдаче поэзии вспоминал Федор Степун: «Даже и зимой, несмотря на голод и холод, она ночи напролет читала и писала стихи. О тех условиях, в которых Цветаева писала, я знал от ее belle soeur [свояченицы]. В мансарде 5 градусов Реомюра (маленькая печурка, так называемая буржуйка, топится не дровами, а всяким мусором, иной раз и старыми рукописями). Марина, накинув рваную леопардовую шубенку, сидит с ногами на диване; в черной от сажи руке какая-нибудь заветная книжка, страницы которой еле освещены дрожащим светом ночника».

       «Счастливые александровские дни»      

       Плодотворным  считают пушкинскую болдинскую осень. Цветаева пережила «счастливые александровские дни».   С осени 1915-го по май 1917-го сестры Цветаевы и их близкие жили в Александрове:Владимирской губернии. где Грозный убил сына.  Анастасия с мужем и детьми там жила постоянно, а Марина - наездами из Москвы. Домик они  снимали  у местного учителя Лебедева.  Шла первая мировая воина. А городок с черемухой, который окружали красные овраги, зеленые косогоры, с красными на них телятами.  был тих и уютен. Только люди в шинелях напоминали о воине.   
      Анастасия Цветаева  в то время была женой Бориса Трухачёва, с которым рассталась, когда он ушёл на фронт Первой мировой, но они долго не могли развестись официально. У них был сын Андрей. Осенью 1915 года Анастасия вступила в гражданский брак с Маврикием Александровичем Минцем, обладателем трёх университетских образований, некрещёным евреем.
      В 1915 году,  было создано лирическое стихотворение“Мне нравится, что Вы больны не мной”, которое написано  о  Маврикии Минце, перед  обаянием которого  не устояла и Марина. Мужчина преклонялся перед её талантом, но как женщина она привлекала его гораздо меньше. Правда, Анастасия была уверена, что сестра просто не стала мешать её счастью. Как бы там ни было, влюблённость так и не стала взаимной, но подарила миру прекрасные строки.
     В стихотворении написаны шесть строф, которые пропорционально делятся на три части.
Первые две строфы лирическая героиня посвящает своему не-признанию, гордо и изящно заявляя о том, что она рада не видеть в мужчине объект влюблённости. Вторая часть уже явно наполнена нотками сожаления.  В третьей части сожаление выражается напрямую, но есть то, что составляет высший смысл человеческого бытия.
     Любимый Цветаевой  ямб с перекрестной рифмовкой  даёт поэтессе свободу выражать свои мысли в изысканной и в то же время почти разговорной манере, сочетая эту манеру с удивительной мелодичностью стиха.   При этом  она использует все богатство художественной палитры: экспрессивные  эпитеты – “тяжелый шар”, “удушливая волна”, “адовый огонь”, “церковная тишина”, “ночной покой”, “закатные встречи”. Необычны и ярки метафоры – “шар не уплывет под ногами”, “ “краснеть удушливой волной”, “спасибо вам и сердцем, и рукой”. Они  помогают нарисовать тонкий мир чувств, который так сложно описать. Благодаря виртуозному поэтическому мастерству читатель может в полной мере прочувствовать все то, что чувствовала в тот момент Цветаева.
        Любовная лирика Марины Цветаевой по праву считается одним из бесценных открытий русской литературы серебряного века. Противоречивая, страдающая, одинокая и в то же время невероятно сильная, честная, тонкая, ироничная, передающая всю полноту чувств, она позволяет найти ответы на многие вопросы, которые волнуют людей.

Мне нравится, что вы больны не мной...
Мне нравится, что вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.

Мне нравится, что можно быть смешной –
Распущенной – и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.

Мне нравится еще, что вы при мне
Спокойно обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не вас целую.

Что имя нежное мое, мой нежный, не
Упоминаете ни днем, ни ночью – всуе...
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами: аллилуйя!

Спасибо вам и сердцем и рукой
За то, что вы меня – не зная сами! –
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,

За наши не-гулянья под луной,
За солнце, не у нас над головами,–
За то, что вы больны – увы! – не мной,
За то, что я больна – увы! – не вами!
1915 год

    Спустя пару лет после замужества Марина Цветаева знакомится с Софией Парнок — тоже поэтессой и переводчицей. София после развода с мужем начала строить отношения только с женщинами, вот и с Цветаевой их соединили романтические чувства. Ради новой возлюбленной Марина даже бросила своего мужа, но в 1916 году, после расставания с Софией, снова возвращается к нему.

Под лаской плюшевого пледа
Вчерашний вызываю сон.
Что это было? — Чья победа? —
Кто побеждён?

Всё передумываю снова,
Всем перемучиваюсь вновь.
В том, для чего не знаю слова,
Была ль любовь?
   
     Они были вместе до 1916 года, потом отношения прекратились, Марина вернулась к мужу.  Свою необычную связь поэтесса объяснила очень просто и емко. Она сказала, что любовь между женщинами это дикость, а любить только мужчин – очень скучно. Но свои отношения с Софией назвала «первой катастрофой в жизни».

        Летом  1916 года в Александрове гостил Осип Мандельштам. У двух великих поэтов Серебряного века однажды вспыхнул роман после встречи в Петербурге. Мандельштам стал наезжать из Петербурга в Москву и раз узнал, что Марина в Александрове. Он позвонил на единственный в Александрове частный телефон, стоявший в  четырёхэтажном доме на главной площади города. Трудно поверить, но кто-то из жильцов прибежал к Марине звать её к телефону. Марина пригласила Осипа в Александров. По приезде его повели гулять на любимое место сестёр Цветаевых – огромное старое кладбище недалеко от дома.
        Мандельштаму на погосте страшно не понравилось, он тут же запросился прочь. Как только они вышли и затворили кладбищенскую калитку, за ними погнался красный бычок. Сёстры описали, как они удирали от животного и всё слышали по пятам топот. Когда обернулись, оказалось, что их настигал Мандельштам, а бычок давно отстал и пасся на лугу.  Мандельштам потом  написал стихи «Не веря воскресенья чуду» с посвящением Марине, а она, в свою очередь, в 1931 году в Париже – эссе «История одного посвящения». Потом их дружба неожиданно оборвется и Мандельштам будет отзываться о Марине и ее творчестве весьма нелицеприятно.
        Александровские дни стали для Марины Цветаевой и её семьи счастливым временем духовного и творческого подъёма.  Это был последний безоблачный миг жизни Цветаевой.
Он стал своего рода водоразделом между мирной юностью и трагической зрелостью поэта.
   
        Все вдруг стало  стало красным и белым
      
      После революции  рухнул привычный мир Цветаевой. Все, что было когда-то родным, вдруг раскололось на две половины – стало красным и белым. Она больше сочувствовала белогвардейцам, но для нее было неприемлемо разделение Родины по цветам.
       Первую мировую войну молодая семья встретила в Москве.  С 1915 года Эфрон работал на санитарном поезде, в 1917-м был мобилизован. В том же году Цветаева пишет мужу письмо, в котором есть такая фраза: "Если Бог сделает это чудо – оставит Вас в живых, я буду ходить за Вами, как собака".
      Позже Эфрон оказался в рядах Добровольческой армии, участвовал в легендарном "Ледяном" походе Деникина. Из Крыма с остатками белой армии перебрался в Турцию, а затем в Европу. Марина Цветаева не имела вестей от мужа долгие четыре года.
       В это тяжелое  время, в апреле 917 года родилась младшая дочь Ирина Эфрон, которая из — за скудного питания и тяжелой беременности заметно отставала в развитии. В дневнике Марина пишет: «Ирина – Zufallskind. {случайный ребенок (нем.)} Я с ней не чувствую никакой связи. (Прости меня, Господи!) – Как это будет дальше?"
        Материальное положение Цветаевой стремительно ухудшалось. Известий от Эфрона  не было, она осталась в Москве одна. В 1919 году стало совсем тяжело: продуктов было не достать, небольшая квартирка в Борисоглебском переулке не отапливалась. И тогда Марина приняла нелегкое решение: по совету знакомого врача оставила дочерей в Кунцевском приюте. Во время разлуки Марина писала пронзительные стихи, конечно же, посвященные Ариадне.

Маленький домашний дух,
Мой домашний гений!
Вот она, разлука двух
Сродных вдохновений!

Жалко мне, когда в печи
Жар, – а ты не видишь!
В дверь – звезда в моей ночи!
Не взойдешь, не выйдешь!

       Однако в сам приют Цветаева не ездила и поэтому понятия не имела, что там происходит. Все изменилось, когда Аля  заболела чесоткой и ее необходимо было забрать из приюта.  Цветаева бросилась в Кунцево и пришла в ужас от увиденного: "Постепенно понимаю ужас приюта: воды нет, дети – за неимением теплых вещей – не гуляют, ни врача, ни лекарств – безумная грязь – полы, как сажа – лютый холод (отопление испорчено). Хлеба нет. И все. Дети, чтобы продлить удовольствие, едят чечевицу по зернышку. Холодея, понимаю: да ведь это же – голод!"
    Ирина не ходила: в столовую ее носили на руках. В январе 1920 года Цветаева увезла старшую дочь в Москву. Младшая осталась в приюте и вскоре умерла от голода. В письме Вере Звягинцевой и ее мужу Александру Ерофееву от 7 февраля 1920 Цветаева объясняла: "У всех есть кто-то: муж, отец, брат – у меня была только Аля, и Аля была больна, и я вся ушла в ее болезнь – и вот Бог наказал".
       Можно ли судить обезумевшую мать? Время было такое, не дай, Господь,  никому. Врезался  и терзает  память эпизод из романа Пастернака «Доктор Живаго», когда в морозный день люди едут на повозке с лошадьми  по глухому лесу и за ними гонится  волчья  стая. Мать в отчаянье, чтобы спастись ездокам и спасти старшего ребенка, швыряет младенца на растерзание волкам, а потом рассказывает мужу, что он совсем не  мучился.

      В 1922-м ей удалось добиться разрешения на отъезд за границу. Сразу поэтесса уехала в Чехию, где на протяжении нескольких лет жил ее супруг, Сергей Эфрон. Он был офицером-белогвардейцем, поэтому был вынужден эмигрировать.  Супруги прожили несколько лет в Праге, потом перебрались в Берлин, а спустя три года оказались в Париже.
     В те годы она писала стихотворения, впоследствии вошедшие в сборник «Лебединый стан». Марина стала автором поэм «Егорушка», «Царь-девица», «На красном коне», вышло несколько ее романтических пьес. аевой. Читая ее стихи тех лет, остро ощущаешь это потрясение, растерянность, боль.
   
«Моя страсть, моя родина, колыбель моей души!»

      Берлин начала 1920-х был издательской Меккой русской эмиграции. В 1922–23 годах у Цветаевой здесь вышло пять книг. Чуть раньше в Москве были опубликованы сборник "Версты", драматический этюд "Конец Казановы" и поэма-сказка "Царь-девица" – таким получилось прощание с Россией. В 20-х годах, уже за границей, Цветаева написала две крупных работы, которые назвала «Поэма Горы» и «Поэма Конца». В ее творческом наследии эти поэмы занимали большое место. Однако,  много ее стихов, написанных в эмиграции, так и остались не напечатанными.
    Последней книгой, которая была опубликована, стал сборник под названием «После России», в который вошли стихи поэтессы, написанные до 1925-го. Хотя она писала, писала, писала – этот процесс был непрерывным. Иностранцам больше импонировала проза, выходившая из-под пера великой поэтессы. Она издала книги «Мать и музыка», «Мой Пушкин», «Дом у Старого Пимена», написала ряд статей о творчестве Максимилиана Волошина, Андрея Белого, Михаила Кузмина. Ее стихи не пользовались большим спросом за границей, хотя в те годы вышел цикл ее стихов «Маяковскому», написанных под впечатлением  от самоубийства Маяковского. Его смерть стала настоящим потрясением для нежной и ранимой души Цветаевой.
     «Моя страсть, моя родина, колыбель моей души!» Так начинается эссе Марины Цветаевой «О Германии», опубликованное в 1925 году. Воспитанная вместе с сестрой Асей на немецких сказках и мифах, Марина начала писать стихи еще в детстве сразу на двух языках — немецком и русском. Цветаева ощущала в себе немецкую кровь и гордилась ей: ее мать Мария Мейн происходила из польско-немецкой семьи. Но не столько кровное родство объединяло Цветаеву с Германией, сколько родство по духу. Она считала немецкий язык и немецкую культуру наиболее близкими русскому языку и русской культуре. Сказки, баллады, немецкий эпос, Гете, Рильке, Гейне казались ей родными и близкими.   
       Ирина Карсавина вспоминала, как однажды Цветаева и Эфрон пришли к ним в гости и за столом заговорили о Гете. Отец Ирины философ Лев Карсавин «ругал Гете за его моральные двустишия... Он начал усердно издеваться над этим „шпрухом“, а заодно и над Гете вообще. Конечно, серьезно его выпады было брать нельзя, он часто ругал и издевался, только чтобы посмеяться. Но Марина Ивановна заплакала. Для нее  поэзия, искусство, наука были священны, а Гете один из ее кумиров. И во всем этом она была совершенно и глубоко искренна. Пришлось нам всем, включая отца, утешать Марину Ивановну».

Деревеньки Чехии

     Цветаева 17 лет провела в эмиграции с Эфроном и двумя детьми.  Сергей Эфрон учился в Карловом университете в Праге, который предлагал беженцам из России бесплатные места. Цветаева с дочерью отправились за ним. Снимать квартиру в Праге было не по карману, поэтому семья несколько лет ютилась в окрестных деревнях. Там Цветаеву печатали. Три года они прожили в Чехии, где поэтесса написала «Поэму Горы» и «Поэму Конца», посвященные Константину Родзевичу,  "русские" поэмы-сказки "Мо;лодец", "Переулочки", драма "Ариадна", был начат "Крысолов" – переосмысление немецкой легенды о Крысолове из города Гамельн.
     Константин Родзевич был близким другом Сергея Эфрона. После Гражданской войны он тоже оказался в Праге и в 1923 году познакомился с Мариной. Очень быстро у них завязался роман. Новая влюбленность по-настоящему вдохновила Цветаеву, и за три месяца она написала 90 стихотворений. Уже после расставания Марина создала одно из самых великих своих произведений и отправила последнюю записку Родзевичу. "Я ухожу от Вас, любя Вас всей душой… Все это будет Поэмой Конца…"

Прости меня! Не хотела!
Вопль вспоротого нутра!
Так смертники ждут расстрела
В четвертом часу утра

За шахматами… Усмешкой
Дразня коридорный глаз.
Ведь шахматные же пешки!
И кто-то играет в нас.

      В конце жизни она будет вспоминать, что эта любовь была самой главной в ее жизни. Константин Родзевич, кроме "Поэмы Конца", стал героем "Поэмы Горы", полной ветхозаветной страсти и античного трагизма.   В 1925 году Марина Цветаева снова стала мамой, у нее родился сын Георгий, но дома его ласкательно называли «Мур». В связи с   "единственным неинтеллектуальным романом Цветаевой", белоэмигрантская среда активно судачила, что сын Цветаевой Георгий рожден вовсе не от Эфрона. Однако сам Сергей Яковлевич признал мальчика своим.

      Когда началась война с Гитлером и многие эмигранты, в том числе и Мережковский, приветствовали вторжение Гитлера в Россию, Цветаева не дожила до падения Берлина, но сразу  обозначила свою позицию. Как известно, Чехия сдалась, но ее лучшие сыны сопротивлялись до последнего патрона и они стали героями ее произведений.

Один офицер
В Судетах, на лесной чешской границе, офицер с 20-тью солдатами, оставив солдат в лесу, вышел на дорогу и стал стрелять в подходящих немцев. Конец его неизвестен.
(Из сентябрьских газет 1938 г.)

Чешский лесок —
Самый лесной.
Год — девятьсот
Тридцать восьмой.
День и месяц? — вершины, эхом:
— День как немцы входили к чехам!
Лес — красноват,
День — сине-сер.
Двадцать солдат.
Один офицер.
Крутолобый и круглолицый
Офицер стережет границу.
Лес мой, кругом,
Куст мой, кругом,
Дом мой, кругом,
Мой — этот дом.
Леса не сдам,
Дома не сдам,
Края не сдам, —
Пяди не сдам!
Лиственный мрак.
Сердца испуг:
Прусский ли шаг?
Сердца ли стук?
Лес мой, прощай!
Век мой, прощай!
Край мой, прощай!
Мой — этот край!
Пусть целый край
К вражьим ногам!
Я — под ногой —
Камня не сдам!
Топот сапог.
— Немцы! — листок.
Грохот желез.
— Немцы! — весь лес.
— Немцы! — раскат
Гор и пещер.
Бросил солдат.
Один — офицер.
Из лесочку — живым манером
На громаду — да с револьвером!
Выстрела треск.
Треснул — весь лес!
Лес: рукоплеск!
Весь — рукоплеск!
Пока пулями в немца хлещет —
Целый лес ему рукоплещет!
Кленом, сосной,
Хвоей, листвой,
Всею сплошной
Чащей лесной —
Понесена
Добрая весть,
Что — спасена
Чешская честь!
Значит — страна
Так не сдана,
Значит — война
Всё же — была!
— Край мой, виват!
— Выкуси, Герр!
...Двадцать солдат.
Один офицер.
Начало октября 1938—
16—17 апреля 1939

   Парижские скитания

      Вскоре семья перебралась в Париж. Георгий тоже не мог похвастаться богатырским здоровьем, он был очень хрупкий и болезненный. В 1928 году в Париже вышла книга "После России" – последний прижизненно изданный сборник поэта. Но Эфрон в парижском маленьком издательстве зарабатывал очень мало, вскоре издательство разорилось и закрылось. Основную ношу несла жена, которая  любила читать стихи и делала это по первой просьбе, а если никто не просил, предлагала сама: «Хотите, я вам прочту стихи?»
      Постепенно нарастали разногласия между независимой Мариной Цветаевой и русской интеллигенцией старой закалки. Ее взгляды и позиция слишком отличались от привычек мэтров, которые здесь царствовали: Дмитрия Мережковского и Зинаиды Гиппиус, Владислава Ходасевича и Ивана Бунина. В Париже русская эмигрантская тусовка встретила её очень холодно: Цветаева стала личным врагом Зинаиды Гиппиус, в чьих руках была власть над умами эмигрантов. Цветаева со свойственной ей бескомпромиссностью стучалась во все двери, но везде встречала отказ. Науськанные Гиппиус молодые поэты называли её «царь-дурой» – кто-то так «изящно» перефразировал название поэмы Цветаевой «Царь-девица».
     Цветаева перебивалась случайными заработками: читала лекции, писала статьи, занималась переводами, но этим обеспечить семью ей не удавалось (Сергей вскоре совсем не мог работать из-за проблем со здоровьем). Время от времени ее друзья устраивали творческие вечера. В середине 1930-х был даже организован "Комитет помощи Марине Цветаевой", куда вошли известные русские эмигранты, например, философ Николай Бердяев.
Слушать Цветаеву было приятно не только из-за умения читать свои стихи, но и приятного голоса. Несмотря на пристрастие к папиросам и сложности судьбы, которые оставили отпечаток усталости на когда-то розовом девичьем лице, голос ее сохранял звонкость и юношество всю жизнь.
     Дочь философа Льва Карсавина Ирина оставила воспоминания о чтениях Цветаевой в Париже, в эмиграции. Это был июль 1926 года. Вечер чтения устроил князь Сергей Волконский, и билеты на Цветаеву продавались плохо, потому что среди эмигрантов ее почти никто не знал. Ирина Карсавина, которая никогда до этого не видела и не слышала Марину Цветаеву, отправилась на чтения вместе с сестрой бесплатно — билеты перед вечером раздавали просто так, чтобы заполнить зал. Карсавина писала: «Марина Ивановна сказала очень приятным голосом, тихо и четко: „Поэма Горы!“ Она села и начала читать. Читала она замечательно. Ее чтение было искусство само по себе... Мне кажется, что, когда Марина Ивановна писала свои стихи, она их слышала, будто кто-то диктовал их, или они звучали сами по себе, вне ее воли».

Та гора была, как грудь
Рекрута, снарядом сваленного.
Та гора хотела губ
Девственных, обряда свадебного

Требовала та гора.
— Океан в ушную раковину
Вдруг-ворвавшимся ура!
Та гора гнала и ратовала.

      Помимо любви к собственным стихам и поэзии в целом проявляла уважение и участие к молодым поэтам. Видела в них не только коллег, но и преемников, а потому относилась снисходительно, терпеливо, по-доброму. Одновременно не терпела бездарность и резко критиковала как начинающих, так и знаменитых поэтов, если считала их самозванцами.
     Цветаева понимала сложность своего положения в новой среде. Она осознавала рубеж, отделивший ее от белой эмиграции. Ключевое значение для понимания творческого состояния Цветаевой в тот период имеет сборник "Стихи к сыну", в котором она говорит об СССР, как о неумолимо рвущейся вперед стране, однако прекрасно понимает, что той России, которую она оставила в начале 1920-х, уже не существует. "Все меня выталкивает в Россию, в которую я ехать не могу. Здесь я не нужна. Там я невозможна", – так Цветаева описывает свое состояние в 1930-е годы в одном из писем.
      Ситуацию усугубляло то, что эмигранты, в большинстве своем не принявшие революцию, осуждали Сергея Эфрона. Он стал открытым сторонником большевизма, вступил в ряды "Союза возвращения на родину". Эфрон настаивал, что попал в стан белогвардейцев почти случайно. В 1932 году он подал прошение, чтобы получить советский паспорт, и был завербован НКВД.

Как Марина Цветаева вернулась на Родину

       Эфрона обвиняли эмигранты в том, что он один из участников заговора против сына Троцкого, что он агент НКВД и занимается шпионской деятельностью. Это сильно угнетало Цветаеву, ее душа рвалась домой. Первой в марте 1937 года в Москву уехала Ариадна. Выпускница престижной Школы Лувра, историк искусства и книжный график, она устроилась в советский журнал, который выходил на французском языке. Много писала, переводила. Осенью того же года в Москву вернулся Эфрон. Его поселили на государственной даче в Болшеве, и жизнь, казалось, наладилась.
     Марина не разделяла восторгов своей семьи и надежд на счастливое будущее в Советском Союзе. Цветаева так описывает свое состояние:

С фонарем обшарьте
Весь подлунный свет!
Той страны – на карте
Нет, в пространстве – нет.

Выпита как с блюдца, –
Донышко блестит.
Можно ли вернуться
В дом, который – срыт?

     Она все-таки вернулась. В начале 1939 года Марина Цветаева, ее муж и двое детей наконец-то воссоединились в Москве, но радость продлилась недолго. Уже в конце августа по обвинению в шпионаже арестовали и отправили в лагерь Ариадну, которая под пытками дала показания против отца. Через полтора месяца после этого под арест попал и Сергей. О том, что отца расстреляли в октябре 1941 года, Ариадна узнает только несколько лет спустя.
В общей сложности она провела в лагерях ГУЛАГа восемь лет и еще шесть лет – в ссылке. Именно благодаря стараниям Ариадны в 1961 году "Избранное" ее матери все же было издано в СССР.

     Вдали от мужа и дочери Цветаевой пришлось непросто. Георгий часто болел, у них не было своего жилья, приходилось скитаться по чужим домам. Цветаева снова начала переводить. На собственные стихи у Марины времени уже не было. Осенью 1940 года Борис Пастернак и литературовед Анатолий Тарасенков попытались издать сборник ее эмигрантских стихов, но ничего не вышло. На него дал отрицательную рецензию один из крупнейших на тот момент советских литературных критиков Корнелий Зелинский. Он заклеймил книгу Цветаевой страшным словом "формализм". Для поэта это означало закрытие всех дверей.
      Отношения Марины Цветаевой и Бориса Пастернака – одна из самых трогательных страниц в истории русской поэзии. А переписка двух великих поэтов – это намного больше, чем письма двух увлеченных друг другом человек. В юности их судьбы шли как будто параллельно, и во время редких пересечений не задевали их душ. Когда в 1922-м – Борис прочитал цветаевский сборник "Версты" и пришел в полный восторг. Он немедленно написал Марине в Прагу, она ответила. Так началось содружество и настоящая, пусть и виртуальная, любовь. Когда Цветаева вернулась в Россию и во время ее переезда в Елабугу Пастернак помогал ей  паковать вещи, он связал их веревкой  и сказал, что она так крепка, хоть вешайся. Слова оказались пророческими.
       В годы Великой Отечественной войны Цветаева и ее сын Георгий были эвакуированы в Елабугу. Нужна была временная прописка, а для этого нужно было иметь работу. 28 августа 1941-го Марина написала заявление о приеме ее на работу на место посудомойки. А через 3 дня повесилась в том доме, куда ее поселили с сыном-подростком. Цветаева написала 3 предсмертные записки. В одной из них, адресованной любимому «Муру», она просила прощения за свой поступок, говорила о своей безмерной любви к нему и о том, что так будет лучше всем. Вторая записка предназначалась эвакуированным, в ней женщина просила помочь ее сыну. Третью поэтесса написала для тех, кто будет ее хоронить. После смерти матери сын Георгий оказывается в интернате (несмотря на просьбу к Асееву, чтобы он забрал сына к себе, которую поэтесса озвучила в своей предсмертной записке), а затем возвращается в Москву. Скитания мальчика продолжаются,  он был эвакуирован в Ташкент, где оказывается в голоде и нищете. В 1943 году Георгий возвращается в Москву и даже умудряется поступить в институт, в котором долго проучиться не пришлось - мальчика забрали на фронт. Он, как сын изменника родины попадает на службу в штрафбат, и служит на Белорусском фронте, где получает тяжелое ранение. С высокой долей вероятности можно сказать, что Мур погиб от ранений и похоронен в одной из братских могил.
      Марина Цветаева похоронена 2 сентября 1941 года в Елабуге, на Петропавловском кладбище. Но из-за того, что шла война, место ее последнего приюта так и осталось неизвестным. В южной стороне этого кладбища сестра Марины – Анастасия, нашла четыре неизвестных могилы, датируемых 1941 годом. Она установила между ними крест, надпись на котором гласила, что в этой стороне кладбища покоится поэтесса Цветаева. По православным обычаям самоубийц не отпевают, но в день пятидесятой годовщины ее смерти, патриарх Алексий совершил обряд отпевания в  московский храм Вознесения Господня у Никитских ворот, сказав, что она убита режимом.
      Первая посмертная книга стихов Марины Цветаевой – "Избранное", увидела свет в СССР только в 1961 году, через 20 лет после гибели автора и почти через 40 лет после предыдущего издания на родине. К моменту выхода "Избранного" немногие читатели помнили молодую Цветаеву и почти никто не представлял, в какого масштаба фигуру она превратилась, пройдя свой трагический путь. Ее пророческое стихотворение «Реквием» положено на музыку и стало гимном жизнеутверждающей силы бессмертия души.
                Реквием
Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверзтую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.
Застынет все, что пело и боролось,
Сияло и рвалось.
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.
И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет все — как будто бы под небом
И не было меня!
Изменчивой, как дети, в каждой мине,
И так недолго злой,
Любившей час, когда дрова в камине
Становятся золой.
Виолончель, и кавалькады в чаще,
И колокол в селе…
— Меня, такой живой и настоящей
На ласковой земле!
К вам всем — что мне, ни в чем не знавшей меры,
Чужие и свои?! —
Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви.
И день и ночь, и письменно и устно:
За правду да и нет,
За то, что мне так часто — слишком грустно
И только двадцать лет,
За то, что мне прямая неизбежность —
Прощение обид,
За всю мою безудержную нежность
И слишком гордый вид,
За быстроту стремительных событий,
За правду, за игру…
— Послушайте! — Еще меня любите
За то, что я умру.
1913 г.