Генерал

Заказ на весенний пейзаж.
Договорились о цене, она превзошла все мои ожидания.
С утра села за работу, написала подмалевки и застонала от непереносимой боли. Правая рука, особенно плечо.
Что это? Такого не было никогда.
А заказчик придет за картиной  и деньги так нужны.
Мы живём в пригороде. Двое сыновей студенты. Дорога, учёба, питание. Источник существования один - живопись. Конец 20го века. Разруха, безработица, развал страны в которой родились и выросли. Страшно вспомнить то время.
      Приговор врачей - правосторонний плексид.
     Моя мама, ветеран ВОВ, в это время проходила курс лечения в областной больнице для участников войны. Когда я приехала её навестить и рассказала её лечащему врачу  о том, что со мной, она предложила меня положить рядом с мамой в двухместную палату, как ухаживающую.
- Если сейчас, в самом начале, не пройти курс лечения - останетесь без руки, а больше вас нигде не вылечат. Мне жалко вас, Ниночка. Вы замечательная художница.
Так я оказалась в госпитале для ветеранов.
Положили меня в пятницу вечером, а через час ко мне заехал младший сын Алёша после занятий  и предложил сходить в храм, на вечернюю службу.
- Алёша,  мне так плохо, сынок. Я не дойду.
Никогда не забуду его строгое лицо и эти слова:
- Не можешь дойти - доползи.
Он пошёл и договорился с дежурным, накинул на меня свою куртку и повёл к машине.
Так, совершенно неожиданно, я оказалась в храме.
Представляете, как мы молились? Как просили помощи у Господа, Богородицы, Николая Чудотворца, у Пантелеймона Целителя?
Спасти нас могло только чудо.
И чудеса начались. Господь услышал нашу молитву.
     Во первых, Алёша сам дописал весенний пейзаж, и заказчику он очень понравился. Он хорошо заплатил и, узнав о моей болезни, ещё и дал премиальные. Вопрос с деньгами на какое-то время был решен.  Сыновья продолжали учиться, а это главное.
Муж получил заказ на рамки, и в перспективе безденежье не грозило. Они со средним сыном, Володей, взялись за дело и хорошо заработали. Я и мама лежали в лучшей больнице и была надежда на то, что меня вылечат и я смогу продолжать работать.
И было ещё одно чудо. Это то, о чём я и хочу рассказать. Исполнилось моё самое заветное желание.
Какое?
     Те, кто хоть немного знакомы со мной, знают и то, что в моей жизни была удивительная личность, мой дедушка, Дмитрий Захарович Калашников. И я всю жизнь мечтала встретить хоть ещё одного человека, такого же, как дед.
И это случилось.
      Чтобы уснуть, хоть как-то, мне на ночь должны были сделать обезболивающий укол, и чтобы не мешать маме, я вышла в коридор и села на кожаный диван возле окна под огромной развесистой пальмой . Больничный коридор, красная "кремлёвская" ковровая дорожка, на стенах картины, среди которых есть и мои, мягкий свет, тишина.
И вдруг с шумом открывается дверь рядом с нашей палатой и оттуда выходит... выходит...  что-то огромное. Человек очень высокого роста. В одной руке костыль, в другой  палка. Он с шумом закрывает дверь и направляется к дивану, и мне кажется, что он обязательно сейчас заденет мою больную руку.
- Ой, ой, ой... -, лепечу я, закрываясь от великана.
- Что такое? Что случилось? Чего вы так испугались?
Столько тепла и участия было в этом голосе, что я открыла глаза.
- Простите. У меня просто очень болит рука и мне показалось...
- А, понимаю. Больной палец самый длинный и за всё цепляется?
- Наверное.
- Не бойтесь. Я не трону вашу руку. Можно присесть?
- Конечно, простите ещё раз.
Великан присел и отложил в сторону костыль и палку и сразу стало не так страшно.
- Вы дочка Екатерины Дмитриевны и у вас плексид. Я знаю. Она мне вчера рассказывала. Не отчаивайтесь. У этой жестокой болячки есть одно хорошее качество.
- Какое?, - спросила я с удивлением.
- Её надо хорошо вылечить и она не вернётся.
- Правда?,- с надеждой спросила я.
- Именно так. Я знаю.
      Голос у великана был такой добрый, говорил он так уверенно, что мне прямо сразу стало чуть легче.
Мы познакомились. Анатолий Павлович. Участник ВОВ. Генерал.
До войны учился в военном училище и прошёл, как и мама, от Волги до Берлина. Я не очень разбираюсь в воинских делах, боюсь запутаться.
      Что-то такое знакомое и родное звучало в голосе этого человека и так притягивало меня. Что?
     Я ещё не могла понять.
Подошла медсестра со шприцем. Мы с генералом пожелали друг другу спокойной ночи и я отправилась в палату.
Первый раз за неделю страшных мучений я уснула. Почему:
обезболька? Великан?
      Утром я проснулась совсем в другом состоянии. Во-первых, мне захотелось, несмотря на жестокую боль, умыться и причесаться. Какая, оказывается, беспомощная у нас левая рука, когда мы не можем всё делать правой, как привыкли.
Но, тем не менее, мне удалось  как-то привести себя в порядок, хотя то, что я увидела в зеркале - это была не я.
       По моему,  первый раз за неделю страданий, я что-то съела и выпила пол стакана чая. Одно то, что я нахожусь в лучшей больнице и меня хотят вылечить - давало чувство защищённости. Надежда - это великая сила.
      Целый день процедур и мучения и вот снова вечер. Надо ждать обезбольки, чтобы уснуть.  Пальма, диван, кремлёвская дорожка. Открывается дверь соседней палаты...  да не такой уж он и великан, как мне вчера показалось. Но этот голос, эти интонации, это необыкновенное обаяние высокой культуры, образованности, доброты и душевности...
Вот что меня так поразило.
Неужели мечта сбылась и я встретила такого человека, каким был мой дедушка Митя? И именно сейчас, в такую тяжёлую минуту моей жизни?
- Добрый вечер, Ниночка. Ну, как вы? Я вижу, лучше.
- Да, спасибо, Анатолий Павлович. Немного лучше. А как Ваше здоровье?
- Благодарю, благодарю. Вы разрешите мне присесть? Вы вчера так меня испугались. Не бойтесь. Я не причиню вам боли.
      И тут я впервые взглянула на своего нового знакомого.
Несмотря на возраст, а ему давно шёл девятый десяток, он был очень красив. Абсолютно правильные черты лица. Высокий лоб и копна густых, седых, прекрасных волнистых волос. Кожа не обвисла. Она вся была, как сеточкой, покрыта мелкими морщинками. Но главное - глаза. Большие, сохранившие ясный голубой цвет, внимательные и очень добрые глаза умного, волевого человека.
      Всё это было два десятка лет тому назад и я, конечно, не помню всех подробностей. Как и почему зашёл разговор о войне, но рассказы этого удивительного человека хранятся в моей душе по сей день.
      Война. Что мы знаем о ней? Это учебники истории. Это книги. Это кинофильмы. И главное, это рассказы людей, переживших  страшное время. А много вы слышали рассказов настоящих фронтовиков? Нет. Во-первых, не самое приятное воспоминание. Во-вторых - много ли у нас людей, владеющих даром рассказчика? И главное - время.
      А тут совпало всё: великолепный рассказчик,  свободное время и  внимательная слушательница. А о слушательнице - особый разговор. Я влюбилась. Несмотря на страшную боль,  я влюбилась в этого человека, потому что он так напоминал мне мой идеал жизни, моего любимого дедушку Митю. А влюблённость - это прекрасное чувство - самое лучшее лекарство от любой болезни.
Уже на третий день в 12 часов ночи идёт медсестра с обезболькой и надо ложиться спать, а Анатолий Павлович так увлечён рассказом. Он смотрит на меня, медсестру и спрашивает:
- Как вы себя чувствуете, Ниночка?
И медсестре:
- Подойдите через часок, нет, через полтора.
Каждый день на диване мы сидели почти до четырёх часов утра.
А кто что скажет генералу?
Анна Николаевна, наша лечащая врач, только улыбалась.
- Самый лучший компресс на вашу руку, милая художница - это , похоже,  наш общий любимец, генерал.
      Алёша приезжал каждый день и я рассказывала ему то, что слышала о войне из первых уст. Один рассказ, который забыть невозможно, я постараюсь вам передать.
     - Далёкий и страшный 1941 год. Поздняя осень, мы отступаем.
В селе на ночь разместились в самой большой избе. Промокшие, измученные, голодные.
Поставили караул, повалились и уснули. И вдруг мне снится не то сон, не то видение, - рассказывает Анатолий Павлович.
Вижу маму с подносом в руках и горкой горячих пирожков.
- Вставай, сынок. Вставай. Покушай моих пирожков. Ты же их так любишь.
Просыпаюсь. Запах пирожков на всю избу. Закрываю глаза и опять мама:
- Пойдём, сынок. Пирожки остынут. Вставай, дорогой.
Проснувшись окончательно выхожу из избы, подхожу к колодцу.
Только присел на лавку под кустом, закурил бычок: свист снаряда и страшный взрыв.
Изба в щепки. Из 30 человек в живых я и 4 караульных.
И снова, почти через 2 недели: бредём по болоту. По грудь ледяная вода. Руки с оружием  выше головы.
Дошли до небольшого островка, упали. Передышка. Глаза сами закрываются и вдруг снова мама с пирожками:
- Сыночек, дорогой. Покушай пирожков.
Я вскакиваю и кричу:
- Ребята, уходим!
Хорошо, что они спросонок не стали разбираться, послушались.
От островка ничего не осталось. Прямое попадание.
И потом, где бы мы не остановились, все ко мне:
- Товарищ лейтенант, маманю не проспите.
     Как пролетели 10 дней - не помню.
Анатолия Павловича выписывали.  Остался последний прощальный вечер на диване под пальмой.
После ужина и приёма лекарств я уже вышла в коридор и шла к любимому диванчику, как вдруг с шумом распахнулась дверь, из неё выскакивает медсестричка и ей в след летит  костыль Анатолия Павловича.
- Что? Что случилось? - С ужасом спрашиваю я.
- Я случайно перепутала мази и натёрла больную ногу генерала той мазью, которая хорошо лечит, но плохо пахнет. И он так рассердился, что запустил в меня костылём.
Девушку трясло. Меня тоже трясло.
Страшное разочарование. Я думала, я так надеялась, что встретила человека-идеала, такого же, как мой дедушка Митя.
Нет. Таких больше не бывает на белом свете. Никогда бы мой дед не смог так поступить по отношению к женщине. Культура - она бывает внешней, а когда чуть копнёшь глубже и что-то не так, можно и костылём.

     В этот прощальный вечер я не вышла на свидание под пальму.
В часов 10 вечера ко мне заглянула медсестра и спросила, как я себя чувствую. Улыбка на её лице была понятна. Меня ждали.
Я сказала, что мне очень нездоровится и я уже сплю.
Через неделю выписывали и нас.
     Анна Николаевна, наша врач, прощаясь, протянула мне листочек, на котором был написан домашний телефон генерала.
- Позвоните,  он очень просил. И я прошу вас. Позвоните.
- Хорошо! Я не знаю, как благодарить вас за спасённую руку.
- А вот позвоните. Ладно? Ему немного осталось.
Вернулись домой. Дела навалились... Надо было выбираться из той ямы, в которую попали из-за моей болезни.
Но через пару недель мне на глаза попался листочек с номером телефона и я его набрала.
Трубку взяла женщина. Я представилась.
Пауза и голос генерала:
- Спасибо, что позвонили, Ниночка. Как ваша рука? Работает? Ну, я очень рад.
Голос был очень тихий. На вопрос о здоровье, он ответил, что всё хорошо.

      А ещё через месяц я проснулась поздней ночью от того, что кто-то стоит рядом и пристально смотрит на меня.
В ярком свете фонаря из окна я увидела Анатолия Павловича в генеральской форме, вся грудь в орденах. Он стоял и пристально смотрел на меня своими прекрасными и такими молодыми голубыми глазами.  Сколько это длилось, не могу сказать: час, секунду? Я не испугалась. Видение исчезло, как только я попыталась пошевелиться.
Я вдруг поняла, что он умер, и душа его приходила ко мне попрощаться.
     Больше двадцати лет прошло с тех пор и я теперь совсем иначе смотрю на те далёкие события. Нельзя судить людей и искать свои идеалы детства и юности. Каждая личность - индивидуальна.
Светлая память Генералу и всем им, прошедшим войну и защитившим нашу Родину,