Испуганный, возлюбленный и нищий

Бессмертия у смерти не прошу.
Испуганный, возлюбленный и нищий, —
но с каждым днем я прожитым дышу
уверенней и сладостней и чище.

Как широко на набережных мне,
как холодно и ветрено и вечно,
как облака, блестящие в окне,
надломленны, легки и быстротечны.

И осенью и летом не умру,
не всколыхнется зимняя простынка,
взгляни, любовь, как в розовом углу
горит меж мной и жизнью паутинка.

И что-то, как раздавленный паук,
во мне бежит и странно угасает.
Но выдохи мои и взмахи рук
меж временем и мною повисают.

Да. Времени — о собственной судьбе
кричу все громче голосом печальным.
Да. Говорю о времени себе,
но время мне ответствует молчаньем.

Лети в окне и вздрагивай в огне,
слетай, слетай на фитилечек жадный.
Свисти, река! Звони, звони по мне,
мой Петербург, мой колокол пожарный.

Пусть время обо мне молчит.
Пускай легко рыдает ветер резкий
и над моей могилою еврейской
младая жизнь настойчиво кричит.

И. Бродский, 1961

Поэту 21 год.
Он ещё щедр на слова, эмоции, он жаден к жизни и атрибуты смерти и угасания для него - лишь лукавая престидижитация образов, поэтических фантазий и неуёмное желание заявить о себе миру!

Ещё несколько лет до позорного и дикого во всех отношениях судилища и Норенской ссылки и целых 11 лет до вынужденной эмиграции (это почти такой же отрезок времени, какой был отпущен Лермонтову на творчество!).

Его последнее пристанище в Венеции, является еврейской могилой лишь только в той степени в которой он сам себя евреем и позиционировал, но не более того...