Дочь Монтесумы
И тут мне пришла мысль не открывать своего имени, пока не узнаю всю правду. Я шагнул вперед, стараясь оставаться в тени высоких кустов, и, держась спиной к лунному свету, отвесил низкий поклон на испанский манер. После этого я заговорил на ломаном английском языке с испанским акцентом, который здесь
не стану воспроизводить.
– Сеньора! – сказал я. – Я имею честь говорить с
той, кого некогда называли Лили Бозард, не правда
ли?
– Да, меня так называли, – ответила она. – Что вам
от меня угодно?
Я снова вздрогнул, но справился с собой и смело
продолжал:
– Прежде чем ответить, разрешите, сеньора, задать вам один вопрос. Вы все еще носите это имя?
– Да, я не замужем, – проговорила она, и на мгновение небо закружилось над моей головой, а земля под
ногами заколебалась, словно покрытый лавой склон
вулкана Хака. Но я решил не открывать своего имени,
пока не узнаю, любит ли она меня по-прежнему.
– Сеньора, – сказал я. – Я испанец, один из тех,
кто во время войны с индейцами служил у Кортеса, о
котором вы, наверное, слышали.
Лили кивнула, и я продолжал:
– Во время этой войны я встретил одного человека, его называли «теуль». Но два года тому назад на
смертном одре он сказал мне, что раньше у него было другое имя.
– Какое имя? – тихо спросила Лили.
– Томас Вингфилд.
Теперь она в свою очередь громко вскрикнула и
уцепилась за палисадник, чтобы не упасть.
– Я считала его мертвым целых восемнадцать
лет, – проговорила Лили, задыхаясь. – Я думала, он
утонул в море во время кораблекрушения…
– Да, я слышал, что он попал в кораблекрушение,
сеньора, но он избежал смерти и очутился среди индейцев. Они сделали из него бога я дали ему в жены
дочь своего императора.
Здесь я остановился. Лили вздрогнула и сказала
ледяным тоном:
– Продолжайте, сэр, я вас слушаю.
– Мой друг теуль участвовал в индейской войне. Как
муж одной из принцесс, он долгие годы честно и храбро сражался на стороне индейцев. Наконец, город, который он защищал, был взят, его единственный оставшийся в живых сын убит, жена его, принцесса, покончила с собой от горя, а сам он попал в плен и через
некоторое время тоже умер.
– Печальный рассказ, сэр, – проговорила Лили с ко-
ротким смешком, похожим на рыдание.
– Очень печальный, сеньора, но он еще не окончен. Перед смертью мой друг рассказал мне кое-что
из своей прежней жизни. Он был обручен с одной англичанкой по имени…
– Я знаю это имя, продолжайте!
– Он сказал мне, что хотя и был женат на другой
и любил свою жену принцессу, поистине царственную
женщину, которая не раз рисковала для него своей
жизнью и даже по собственной воле легла рядом с
ним на жертвенный камень, но, несмотря на все это,
он никогда не забывал ту, с кем был некогда обручен.
Память о ней он пронес через всю жизнь и с новой силой вспомнил о ней в смертный час. Поэтому во имя
нашей дружбы он попросил меня, когда я вернусь в
Европу, найти его невесту, если она жива, и передать
ей его последние слова и его последнюю просьбу.
– Какие слова и какую просьбу? – прошептала Лили.
– Он просил сказать, что на закате жизни любил ее
так же сильно, как в юности, и что он умоляет ее простить его за то, что он нарушил клятву, которую оба
они дали под старым дитчингемским буком.
– Сэр! – вскричала Лили. – Что вы об этом знаете?
– Только то, что мне рассказал мой друг, сеньора.
– Должно быть, вы были близкими друзьями, – про-
бормотала она. – И, по-видимому, у вас хорошая память.
– Мой друг нарушил свою клятву при необычных
обстоятельствах, – продолжал я, – настолько необычных, что он даже в лучшем мире не надеялся вновь
связать расторгнутые узы. И еще он просил, чтобы
невеста сказала мне, его посланнику, прощает ли она
и любит ли по-прежнему, как он любил ее до самой
смерти.
– А какой толк мертвецу от моего прощения или
признания? – спросила Лили, стараясь разглядеть
меня в полумраке. – Разве у мертвых есть уши, чтоб
слышать, и глаза, чтоб видеть?
– Откуда я знаю, сеньора? Я только выполняю поручение.
– А откуда я знаю, что вы действительно выполняете поручение? Может быть, мне раньше говорили
правду, и Томас Вингфилд утонул много лет назад!
Вся эта повесть об индейцах и принцессах слишком
необычна. Она скорее похожа на те волшебные истории, которые случаются только в романах, а не в нашей скучной действительности. Чем вы докажете истинность ваших слов? Есть у вас такое доказательство?
– Да, сеньора. Но здесь слишком темно, и вы не
сможете его разглядеть.
– В таком случае следуйте за мной, в доме найдется свет. Подождите только немного.
Она повернулась к воротам конюшни и еще раз позвала:
– Джон! Джо-о-он!
Ей ответил какой-то старик, и я узнал голос одного
из слуг моего отца. Лили что-то сказала ему тихонько,
а затем повела меня по садовой дорожке к парадному
входу в дом. Отворив дверь своим ключом, она сделала мне знак пройти первым. Я повиновался. По привычке, не думая ни о чем, я свернул в знакомую мне с
детства гостиную, перешагнул, не запнувшись, через
высокий порог и, добравшись в темноте до большого камина, остановился перед ним. Лили внимательно
наблюдала за мной. Затем, раздув угли, еще теплившиеся в камине, она зажгла маленькую свечку и поставила ее на стол у окна. Мне пришлось снять шляпу, но лицо мое все равно оставалось в тени.
– А теперь, сэр, прошу вас представить ваше доказательство.
Я снял с пальца заветное колечко и подал Лили.
Она присела к столу, внимательно разглядывая его
возле свечи. И, пока она сидела так, я увидел, что она
все еще очень красива: время почти не тронуло ее,
хотя ей шел уже тридцать восьмой год, и только лицо стало печальнее. Я заметил также, что, хотя она
и старалась не выдавать своих чувств, грудь ее при
виде кольца задышала быстрее, а рука дрогнула.
– Я вам верю, – проговорила она наконец. – Мне
знакомо это кольцо; его носила еще моя мать. Правда, когда я видела его в последний раз, оно не было
таким стертым. Много лет назад я дала его как залог
любви одному юноше. Я обещала стать его женой. Теперь я не сомневаюсь, сэр, в том, что вы мне рассказали. Благодарю вас за любезность – вам пришлось
для этого проделать немалый путь. Да, печальная история, очень печальная! Но, прошу меня извинить, я
не могу вас оставить в этом доме – я живу здесь одна. Поблизости нет гостиниц, поэтому я прикажу отвести вас к моему брату. Это недалеко, в какой-нибудь
миле отсюда. Вас проводят… – и, чуть помедлив, закончила: – …если вы не знаете дороги. Там вас примут как следует, а кроме того, там вы увидите сестру своего покойного товарища, Мэри Бозард, которая,
несомненно, захочет услышать рассказ о его странных приключениях из ваших уст.
Я склонил голову и сказал:
– Сначала, сеньора, я хотел бы услышать ответ на
последние слова и последнюю просьбу моего покойного друга.
– Отвечать мертвым? Это ребячество, сэр!
– И все же, прошу вас ответить. Я только выполняю
поручение. Что написано на этом кольце?
Пускай мы врозь, зато душою вместе, – ответил я,
не задумываясь, и тут же едва не прикусил себе язык
за такую оплошность.
– О, вы знаете даже это! По-видимому, вы носили
кольцо много месяцев и выучили надпись. Хорошо,
сэр, я отвечу. Мы были далеко друг от друга, однако
память о том, кто носил это кольцо, я хранила в сердце и ради него осталась одинокой. Но он свое сердце отдал другой – какой-то дикарке, которая стала его
женой и матерью его детей. Поэтому я отвечу так на
просьбу вашего покойного друга: я прощаю его, но от
клятвы, которую дала, отказываюсь отныне и навсегда, как это сделал он, а кроме того, постараюсь забыть свое чувство к нему, которое он отверг и унизил.
Лили поднялась, сделала руками движение, словно
вырвала что-то из груди, и уронила кольцо на пол.
Сердце мое замерло. Вот, значит, чем все это кончилось! Конечно, она была права, но теперь я жалел о
том, что сказал ей всю правду, ибо женщины зачастую
охотнее прощают ложь, чем подобную искренность.
Я не мог говорить – язык у меня словно отнялся.
Смертельная усталость овладела мной, усталость и
горечь. Я нагнулся, отыскал кольцо и, надев его на палец, пошел к дверям, бросив последний взгляд на эту
отвергнувшую меня женщину. У порога я на мгнове-
ние остановился, раздумывая, не сказать ли ей, кто я,
но тут же решил, что если она не простила мертвого,
то вряд ли она сжалится надо мной живым. Нет, для
нее я мертвец, и я останусь мертвецом.
Я уже перешагнул порог, как вдруг позади послышался Лилин голос, нежный и добрый:
– Томас, – произнес этот голос, – Томас, может
быть, перед уходом ты примешь у меня отчет за те
деньги, имущество и землю, которые ты мне доверил?
Пораженный, я обернулся и замер. Лили медленно
шла ко мне, раскрыв объятия.
– О, глупый, глупый! – прошептала она. – Неужели ты думал обмануть женское сердце? Ведь ты говорил о буке в нашем саду, ты так легко нашел дорогу в этой темной комнате, ты прочел надпись голосом
того, кто давно уже умер. Слушай: я прощаю своему
другу нарушенную клятву, потому что он честно признался во всем, потому что мужчине трудно прожить
одному столько лет и потому, что в неведомых странах со всяким могут случиться необычайные дела. И
еще скажу: я все еще люблю его так же, как он меня.
Только я, пожалуй, стара для любви, которой ждала
так долго и уже не надеялась дождаться на этом свете.
Так говорила Лили, всхлипывая у меня на груди, по-
ка не затихла в моих объятиях. Наши губы встретились.
И в этот миг я увидел перед собой Отоми, вспомнил
ее прощальные слова и то, как она покончила с собой ровно год назад в тот же самый день.
Хорошо, что мёртве не видят живых
Хагард
Свидетельство о публикации №124111605646