Эми Клэмпитт. Медуза

Эми Клэмпитт (1920-1994) - американская поэтесса



Щупальца, медная плоть, от взгляда которой
дыбом встаёт каждая клеточка мозга,это,
как говорят, древняя тактика устрашения,
либо самозащита, либо клевета на пол,
периодическое цветение которого свисает
своей гирляндой с рогатого часового
механизма луны, как причина или следствие
или оба истерических симптома,без сомнения,
присутствуют здесь.
Она была красавицей, пока Посейдон, грубо
нарушив границы дозволенного, не оказался
с ней на полу храма Афины.

Бурлящие потоки крови, тёмные боги,
которым нельзя отказать или просто
неосторожность?
У Афины совсем не было времени
на подобные разговоры.
Возможно морской бог и был её давним
соперником, но заплатила за это женщина,
с которой он переспал.
Девственная месть с одной стороны,
нет ничего более отвратительного и более
склонного к разветвлению, чем эти пышные
локоны, извивающиеся, как водяные змеи,
длинные ресницы, трепещущие взад- вперёд,
пристальный взгляд, превращающий
нежные уголки души в камень.

Женщина-людоед, по мнению пуританских
ревизионистов, захвативших её власть,
обладала новой и пугающей худобой.
Джон Мильтон поместил её у врат ада,
женщину до пояса прекрасную,
но в конце концов отвратительную,
покрытую множеством чешуйчатых складок,
объемистую и необъятную, чьё имя
на самом деле было Грех.
И в логове взбесившейся доктрины
бронированный блеск трудолюбивой святости.
явил её.


Medusa

The tentacles, the brazen phiz whose glare
stands every fibril of the mind on end-
lust looked at backward as it were,
an antique scare tactic, either self-protection
or a libel on the sex whose periodic
blossom hangs it's ungathered garland
from the horned clockwork of the moon:
as cause or consequence, or both, hysteric
symptoms no doubt figure here. She's been
a beauty till Poseidon, in a fragrant
trespass, closed with her on Athene's temple floor.

The tide-rip torrents in the blood, the dark
God's not to be denied - or a mere indiscretion?
Athens had no time at all for talk like this.
The sea-god might be her old rival, but the woman
he'd gone to bed with was the one who paid.
A virginal revenge at one remove - there's none more
sordid or more apt to family, as this one did:
the fulgent tresses roiled to water-soaked
like writhe, and for long lashes
come-hither fluttering a, the stare
that hardens the psyche's soft parts to rock.

The female ogre, for the Puritan
revisionists who took her over, had a new
and siren sliminess. John Milton
put her at the gate of hell, "a woman to
the waist, and fair, but ending foul, in
many a scaly fold, voluminous and vast
whose name indeed was Sin. And in the den
of doctrine run amok, the armored glisten
of a plodding Holiness revealed her.