Карл Эгон Эберт Фрау Хит

Wo schroff die Stra;e und schwindlig j;h
herniederleitet zum Inn,
dort sa; auf der m;chtigen Bergesh;h
am Weg eine Bettlerin.

Ein nacktes Kindlein lag ihr im Arm
und schlummert in s;;er Ruh,
die z;rtliche Mutter h;llt es warm
und wiegt es und seufzte dazu:

"Du freundlicher Knabe, du liebliches Kind,
dich zieh ich gewi; nicht gro;,
bist ja der Sonne, dem Schnee und dem Wind
und allem [Elende]1 blo;.

Zur Speise [hast du ein hartes Brot]2,
das ein anderer nimmer mag,
und wenn dir jemand ein ;pflein bot,
so [war es]3 dein bester Tag.

Und blickt doch, du Armer, dein Auge hold,
wie des Junkers Auge so klar,
und ist doch dein Haar so reines Gold,
wie des reichsten Knaben Haar."

So klagte sie bitter und weinte sehr,
als L;rmen ans Ohr ihr schlug,
mit Jauchzen trabte die Stra;e einher
ein gl;nzender Reiterzug.

Voran auf falbem, schnaubendem Ross
die herrlichste aller [Frau'n]4,
im Mantel, der strahlend vom Nacken ihr floss,
wie ein schimmernder Stern zu schau'n.

Die strahlende Herrin war Frau Hitt,
die Reichste im ganzen Land,
doch auch die ;rmste an Tugend und Sitt',
die rings im Lande man fand.

Ihr Goldro; hielt die Stolze an
und hob sich mit leuchtendem Blick
und sp;hte hinunter und sp;hte hinan
und wandte sich dann zur;ck.

"Blickt rechts, blickt links hin in die Fern',
blickt vor- und r;ckw;rts herum,
so weit ihr ;berall schaut, ihr Herrn,
ist all' mein Eigentum.

Viel tapf're Vasallen gehorchen mir,
beim ersten Winke bereit,
f;rwahr, ich bin eine F;rstin hier,
und fehlt nur das Purpurkleid."

Die Bettlerin h;rt's und rafft sich auf
und steht vor der Schimmernden schon
und h;lt den weinenden Knaben hinauf
und fleht in kl;glichem Ton:

"O seht dies Kind, des Jammers Bild!
erbarmet, erbarmt Euch sein
und h;llet das zitternde W;rmlein mild
in ein St;ckchen Linnen ein!"

"Weib, bist du rasend?" z;rnt die Frau,
"Wo n;hm' ich Linnen her?
Nur Seid' ist alles, was an mir ich schau',
von funkelndem Golde schwer."

"Gott [h;te]5, da; ich begehren sollt',
was fremde mein Mund nur nennt,
o, so gebt mir, gebet, was Ihr wollt
und was Ihr entbehren k;nnt!"

Da ziehet Frau Hitt ein h;misch Gesicht
und neigt [sich zur Seite hin]6
und bricht einen Stein [aus der Felsenschicht]7
und reicht ihn der Bettlerin.

Da ergreift die Verachtete w;tender Schmerz,
sie schreit, da; die Felswand dr;hnt:
"O w;rdest du selber zu harten Erz,
die den Jammer des Armen h;hnt."

Sie schreit's, und der Tag verkehrt sich in Nacht,
und heulende St;rme zieh'n,
und br;llender Donner rollt und kracht,
und zischende Blitze gl;h'n.

Den stutzenden Falben spornt Frau Hitt -
"Ei, Wilder, [was]8 bist du so faul?"
Sie treibt ihn durch Hiebe und St;;e zum Ritt,
doch f;hllos steht der Gaul.

Und pl;tzlich f;hlt sie sich selbst so erschlafft
und gebrochen den kecken Mut;
in jeglicher Sehne stirbt die Kraft,
in den Adern stockt das Blut.

Herunter will sie sich schwingen vom Ross,
doch versagen ihr [Fu; und Hand]9,
entsetzt will sie rufen den Rittertross,
doch die Zunge ist festgebannt.

Ihr Antlitz wird so finster und bleich,
ihr herrisches Aug' erstarrt:
ihr Leib, so glatt und zart und weich,
wird rauh und grau und hart.

Und unter ihr strecken sich Felsen hervor
und heben vom Boden sie auf
und wachsen und steigen riesig empor
in die schaurige Nacht hinauf.

Und droben [sitzt]10, ein Bild von Stein,
Frau Hitt im Donnergeroll
und schaut, umzuckt von der Blitze Schein,
ins Land so grauenvoll.

            Фрау Хитт

В том месте, где улица к Инну скользит
Обрывистой горной тропой,
Голодная нищенка грустно сидит
На камне над самой рекой.

Малыш на руках задремал у нее,
Забывшись так сладко в тиши,
Она его кутает нежно в тряпье
И рвется печаль из души:

«Сыночек любимый, очей моих свет,
Недолго продлится твой век,
Среди всевозможных злосчастий и бед,
Есть солнце и ветер, и снег.

Бедняжка, а взгляд твой так светел и чист,
Совсем как у барских ребят,
И локон так нежен и так золотист,
Как волосы тех, кто богат».

От горьких рыданий и мыслей больных,
Возникший невдалеке,
Отвлек ее пышный отряд верховых,
Гарцующий прямо к реке.

На статном буланом вела за собой
Наездников, словно звезда,
Сверкая накидкой своей золотой,
Одна из прекраснейших дам.

Фрау Хитт ослепительной дамой была,
Богаче в краю не найти,
Но самой порочной и жадной слыла,
Хоть всю сторону обойди.

Гордячка коня придержала, затем
Вперед устремила свой взгляд,
Взглянула вокруг и, довольная всем,
Потом повернулась назад:

«Взгляните налево, направо, туда
Куда простирается взор –
Все это угодья мои, господа,
Весь этот бескрайний простор.

Послушны вассалы бесстрашные мне,
Для них мое слово – закон!
По праву я властвую в этой стране,
А выше меня только трон».

Все нищенка слышит. С надеждой в душе,
С ребенком нагим на руках
Бросается в ноги она госпоже,
Ее, умоляя в слезах:

«О, сжальтесь, прошу Вас, мой мальчик продрог,
Молю Вас, помилуйте нас,
Подайте хоть простенькой ткани кусок,
Укутать ребенка сейчас».

«Ты спятила, женщина! Что ты несешь!?
Откуда мне взять тебе лен?
На мне только шелк, посмотри, как хорош,
Искрится от золота он».

«Господь упаси, коли что-то не то
Язык мой посмел называть,
Подайте хоть что-нибудь, что – все равно,
И, что Вам не жалко отдать».

Гримасу злорадно скроила Фрау Хитт,
Нагнулась и с горки взяла
Отломанный серый холодный гранит
И нищей его подала.

Несчастная в ярости стала кричать,
Ей с грохотом вторил утес:
«О, чтоб тебе камнем бесчувственным стать,
Не знавшая горя и слез».

От крика свет Божий подернулся мглой,
Бураны с цепи сорвались,
Пронзили под грозный раскат громовой
Шипящие молнии высь.

Буланого тщится пришпорить Фрау Хитт:
«Ты, что обленился, дикарь!?»
Она его хлещет кнутом, но стоит
Недвижно упрямая тварь.

Пыталась напрасно с коня соскочить,
Напрасно на помощь звала –
Ослушалось тело и проронить
Ни звука она не смогла.

Вдруг слабости приступ ее охватил,
Заносчивый нрав поборов,
Все тело обмякло, поникло без сил,
И в жилах застыла кровь.

Тут сделался бледен и хмур ее лик,
Погас взор надменных очей,
Холеного тела атлас в тот же миг
Стал грудой холодных камней.

И скалы, дробясь, на дыбы поднялись,
Ее, вознеся, над собой,
Росли, громоздились в холодную высь
И стали зловещей скалой.
Или:
(Твердь вздрогнула, встала, дробясь, на дыбы,
Ее подняла над собой:
Возмездье свершилось под знаком судьбы -
 она стала темной скалой.

Поныне с вершины утеса глядит
Угрюмо под отблески гроз,
Одетая в каменный панцирь Фрау Хитт,
Не знавшая горя и слез.