Она писала
(в приличной форме, то есть – без стыда),
что часть мужская мира забывала,
что их они касались иногда.
Ведь разве мыслимо мужчине старой школы
(такого я мужчину не найду!)
у баб приличных задирать подолы
у собственной морали на виду.
Но быть поэтом – тут морали мало;
и, исключив позорную кровать,
она (поэт) как бы невольно стала
подолы персонажек задирать.
И обнаружилось жирка наличье, складок
(ведь что самец? – лишь грезящий козёл),
фригидность, самомненье, непорядок
и красоты подложный ореол.
«Глядите на неё! в ней всякий атом
претит мужчинам, духом что чисты.
Да кто же свяжется с подобным суррогатом?!
Ни слёз, ни самости, ни жизни, ни мечты.
Да, не страшилище, но что же в том такого,
когда душою ты – не Лиля Брик!
Я истинно клянусь – спроси любого! –
трусы с утяжками – вот твой подспудный лик!
Ты ляжками своими изолгалась,
однако время правды – вот оно!
Сим ляжкам соблазнять не полагалось!
Их мыслить в этом статусе – смешно.»
(Я:
Я не красавица, скажу, но сколько страсти
давала бы, о милый, я тебе,
была б твоё немыслимое Счастье:
при некоторой ляжек худобе.
Я не завистлива и одеваюсь модно,
не только книжки – есть и макияж!
Но не могу я ни дышать свободно,
ни быть собой при виде этих ляж…
Да ну вас!)
Муж, полный похоти, но вместе – деликатный!
Хоть ты и мыслишься одним из ликов Зла,
прими как факт, по-своему приятный:
Судьбу поздравь, что ЭТА – не дала!
А я (поэт) легко и триумфально,
как Пушкин, как Бодлер или как Цой,
сей бабы Образ опишу детально
с Ему присущей жалкой грязнотцой!
Свидетельство о публикации №124111601167