Гавриил Державин Фелица Gavriil Derzhavin Felice

Богоподобная царевна
Киргиз-Кайсацкия орды!
Которой мудрость несравненна
Открыла верные следы
Царевичу младому Хлору
Взойти на ту высоку гору,
Где роза без шипов растет,
Где добродетель обитает,-
Она мой дух и ум пленяет,
Подай найти ее совет.

Подай, Фелица! наставленье:
Как пышно и правдиво жить,
Как укрощать страстей волненье
И счастливым на свете быть?
Меня твой голос возбуждает,
Меня твой сын препровождает;
Но им последовать я слаб.
Мятясь житейской суетою,
Сегодня властвую собою,
А завтра прихотям я раб.

Мурзам твоим не подражая,
Почасту ходишь ты пешком,
И пища самая простая
Бывает за твоим столом;
Не дорожа твоим покоем,
Читаешь, пишешь пред налоем
И всем из твоего пера
Блаженство смертным проливаешь;
Подобно в карты не играешь,
Как я, от утра до утра.

Не слишком любишь маскарады,
А в клоб не ступишь и ногой;
Храня обычаи, обряды,
Не донкишотствуешь собой;
Коня парнасска не седлаешь,
К духам в собранье не въезжаешь,
Не ходишь с трона на Восток;
Но кротости ходя стезею,
Благотворящею душою,
Полезных дней проводишь ток.

А я, проспавши до полудни,
Курю табак и кофе пью;
Преобращая в праздник будни,
Кружу в химерах мысль мою:
То плен от персов похищаю,
То стрелы к туркам обращаю;
То, возмечтав, что я султан,
Вселенну устрашаю взглядом;
То вдруг, прельщаяся нарядом,
Скачу к портному по кафтан.

Или в пиру я пребогатом,
Где праздник для меня дают,
Где блещет стол сребром и златом,
Где тысячи различных блюд:
Там славный окорок вестфальской,
Там звенья рыбы астраханской,
Там плов и пироги стоят,
Шампанским вафли запиваю;
И все на свете забываю
Средь вин, сластей и аромат.

Или средь рощицы прекрасной
В беседке, где фонтан шумит,
При звоне арфы сладкогласной,
Где ветерок едва дышит,
Где все мне роскошь представляет,
К утехам мысли уловляет,
Томит и оживляет кровь;
На бархатном диване лежа,
Младой девицы чувства нежа,
Вливаю в сердце ей любовь.

Или великолепным цугом
В карете англинской, златой,
С собакой, шутом или другом,
Или с красавицей какой
Я под качелями гуляю;
В шинки пить меду заезжаю;
Или, как то наскучит мне,
По склонности моей к премене,
Имея шапку набекрене,
Лечу на резвом бегуне.

Или музыкой и певцами,
Органом и волынкой вдруг,
Или кулачными бойцами
И пляской веселю мой дух;
Или, о всех делах заботу
Оставя, езжу на охоту
И забавляюсь лаем псов;
Или над невскими брегами
Я тешусь по ночам рогами
И греблей удалых гребцов.

Иль, сидя дома, я прокажу,
Играя в дураки с женой;
То с ней на голубятню лажу,
То в жмурки резвимся порой;
То в свайку с нею веселюся,
То ею в голове ищуся;
То в книгах рыться я люблю,
Мой ум и сердце просвещаю,
Полкана и Бову читаю;
За библией, зевая, сплю.

Таков, Фелица, я развратен!
Но на меня весь свет похож.
Кто сколько мудростью ни знатен,
Но всякий человек есть ложь.
Не ходим света мы путями,
Бежим разврата за мечтами.
Между лентяем и брюзгой,
Между тщеславья и пороком
Нашел кто разве ненароком
Путь добродетели прямой.

Нашел,- но льзя ль не заблуждаться
Нам, слабым смертным, в сем пути,
Где сам рассудок спотыкаться
И должен вслед страстям идти;
Где нам ученые невежды,
Как мгла у путников, тмят вежды?
Везде соблазн и лесть живет,
Пашей всех роскошь угнетает.-
Где ж добродетель обитает?
Где роза без шипов растет?

Тебе единой лишь пристойно,
Царевна! свет из тьмы творить;
Деля Хаос на сферы стройно,
Союзом целость их крепить;
Из разногласия согласье
И из страстей свирепых счастье
Ты можешь только созидать.
Так кормщик, через понт плывущий,
Ловя под парус ветр ревущий,
Умеет судном управлять.

Едина ты лишь не обидишь,
Не оскорбляешь никого,
Дурачествы сквозь пальцы видишь,
Лишь зла не терпишь одного;
Проступки снисхожденьем правишь,
Как волк овец, людей не давишь,
Ты знаешь прямо цену их.
Царей они подвластны воле,-
Но богу правосудну боле,
Живущему в законах их.

Ты здраво о заслугах мыслишь,
Достойным воздаешь ты честь,
Пророком ты того не числишь,
Кто только рифмы может плесть,
А что сия ума забава
Калифов добрых честь и слава.
Снисходишь ты на лирный лад:
Поэзия тебе любезна,
Приятна, сладостна, полезна,
Как летом вкусный лимонад.

Слух идет о твоих поступках,
Что ты нимало не горда;
Любезна и в делах и в шутках,
Приятна в дружбе и тверда;
Что ты в напастях равнодушна,
А в славе так великодушна,
Что отреклась и мудрой слыть.
Еще же говорят неложно,
Что будто завсегда возможно
Тебе и правду говорить.

Неслыханное также дело,
Достойное тебя одной,
Что будто ты народу смело
О всем, и въявь и под рукой,
И знать и мыслить позволяешь,
И о себе не запрещаешь
И быль и небыль говорить;
Что будто самым крокодилам,
Твоих всех милостей зоилам,
Всегда склоняешься простить.

Стремятся слез приятных реки
Из глубины души моей.
О! коль счастливы человеки
Там должны быть судьбой своей,
Где ангел кроткий, ангел мирной,
Сокрытый в светлости порфирной,
С небес ниспослан скиптр носить!
Там можно пошептать в беседах
И, казни не боясь, в обедах
За здравие царей не пить.

Там с именем Фелицы можно
В строке описку поскоблить,
Или портрет неосторожно
Ее на землю уронить.
Там свадеб шутовских не парят,
В ледовых банях их не жарят,
Не щелкают в усы вельмож;
Князья наседками не клохчут,
Любимцы въявь им не хохочут
И сажей не марают рож.

Ты ведаешь, Фелица! правы
И человеков и царей;
Когда ты просвещаешь нравы,
Ты не дурачишь так людей;
В твои от дел отдохновеньи
Ты пишешь в сказках поученьи
И Хлору в азбуке твердишь:
«Не делай ничего худого,
И самого сатира злого
Лжецом презренным сотворишь».

Стыдишься слыть ты тем великой,
Чтоб страшной, нелюбимой быть;
Медведице прилично дикой
Животных рвать и кровь их лить.
Без крайнего в горячке бедства
Тому ланцетов нужны ль средства,
Без них кто обойтися мог?
И славно ль быть тому тираном,
Великим в зверстве Тамерланом,
Кто благостью велик, как бог?

Фелицы слава, слава бога,
Который брани усмирил;
Который сира и убога
Покрыл, одел и накормил;
Который оком лучезарным
Шутам, трусам, неблагодарным
И праведным свой свет дарит;
Равно всех смертных просвещает,
Больных покоит, исцеляет,
Добро лишь для добра творит.

Который даровал свободу
В чужие области скакать,
Позволил своему народу
Сребра и золота искать;
Который воду разрешает
И лес рубить не запрещает;
Велит и ткать, и прясть, и шить;
Развязывая ум и руки,
Велит любить торги, науки
И счастье дома находить;

Которого закон, десница
Дают и милости и суд.-
Вещай, премудрая Фелица!
Где отличен от честных плут?
Где старость по миру не бродит?
Заслуга хлеб себе находит?
Где месть не гонит никого?
Где совесть с правдой обитают?
Где добродетели сияют?-
У трона разве твоего!

Но где твой трон сияет в мире?
Где, ветвь небесная, цветешь?
В Багдаде? Смирне? Кашемире? —
Послушай, где ты ни живешь,-
Хвалы мои тебе приметя,
Не мни, чтоб шапки иль бешметя
За них я от тебя желал.
Почувствовать добра приятство
Такое есть души богатство,
Какого Крез не собирал.

Прошу великого пророка,
Да праха ног твоих коснусь,
Да слов твоих сладчайша тока
И лицезренья наслаждусь!
Небесные прошу я силы,
Да, их простря сафирны крылы,
Невидимо тебя хранят
От всех болезней, зол и скуки;
Да дел твоих в потомстве звуки,
Как в небе звезды, возблестят.

1782

***

Being the Godlike tsarevna mere,
Of Kirghiz-Kaysak hordes and steppes!
Whose wisdom is matchless, without peer,
She has revealed the right, true steps
For young tsarevich Chlorine admired
To ascend that high mountain desired,
Where does the rose without thorns grow,
Where does the virtue dwell, being kind, -
She captivates my spirit and mind,
Give me her advice to find though.

Give me, Felice! the guidance sessions:
How to live richly, in truth bold,
How to tame agitated passions,
And to be happy in this world?
Your voice excites me of much level,
Your son accompanies me ever;
But I am weak to follow him.
Flounced by the life's vanity away,
I'm ruling over myself today,
Next day I'm a slave to the whim.

You never your Emirs imitate,
More often you're going on foot,
At your table, just on every plate,
There's the most ordinary food;
Not valuing your peace, you’re needing,
Before lectern, you’re writing, reading,
By everything out of your quill,
The bliss is shedding on each mortal;
You don't play cards, I do a lot of,
From morn to morn I'm playing still.

You do not like much a masquerade,
In club you never set your foot;
Keeping rituals and customs great,
For you the quixotism doesn't suit;
You don't saddle Parnassus horse most,
You don't go to the assembly's ghosts,
From throne you don't go the East ways;
But walking the path of meekness sheer,
With the soul, beneficent and clear,
You lead current of useful days.

I, having slept just until midday,
Smoke tobacco, drink coffee hot;
Turning in holiday the weekday,
Circling in chimeras my thought:
I either from Persians steal captive,
Or I turn arrows to Turks active;
Or, I dream, I’m Sultan and due
To scare with my look the universe;
Suddenly, seduced by attire, forth
I rush for tailor’s caftan new.

Or I am at the feast, the richest,
Which to my honor stipulates,
Where gold, silver are table features
With varied dishes on the plates,
One sees nice Westphalian ham there,
Links of Astrakhan fish in layer,
There soft pilaf and pies one meets,
I wash down the waffles with champagne;
I forget all world, in heat and rain,
Among wines, aromas and sweets.

Or midst a fine grove, in the arbor,
Where the fountain noise is growing,
At the sound of the sweet-voiced harper,
Where the breeze is barely flowing,
Where all presents luxury to me,
To joyful funs of thought catches free,
It pines and animates my blood;
Lying on a silk sofa, dealing
With caressing a young girl’s feeling,
I pour my love into her heart.

Riding by horses in tandem, I spend
In English carriage of gold,
With a dog, a buffoon, or a friend,
Or with a beauty in whole world,
I walk under swings; being like kid,
Then, I drop in a pub to drink mead
Or if somehow it gets bored me,
As to my habit to change a ride,
So, putting on my hat on one side,
On the fastest runner I flee.

Or by the singers and sweet music,
By sudden organ and bagpipe,
By fist fighters, dances amusing, 
I keep my spirit glad and ripe;
Or, leaving behind all the deeds’ care,
I go hunting further away there,
I’m amused by the dogs’ barks floating;
On the banks of the Neva at night
I enjoy looking at the moonlight,
And the daring rowers’ boating.

Or, at home, do I frolic a lot,
Playing the cards’ fool with my wife;
I climb with her in the dovecot,
Sometimes we play the blind man's buff;
Or, I play with her the svaika game,
Or, we rummage in my head for fame;
I like to delve in the books deep,
Enlightening my mind and heart then,
I read of Polkan, Bova, brave men;
At the Bible, I yawn and sleep.

Oh, Felice, I’m a depraved person!
But the entire world looks like me.
Whoever's known for his wisdom awesome,
Each man is a lie, that’s I mean.
We do not walk the ways of light beams,
We run lechery's paths after dreams.
Between the lazy and sourpuss,
Between the vice and vanity charms,
Has anyone discovered, by chance,
The virtue’s straightforward right path?

I’ve found; cannot we be mistaken,
The weak mortals, keeping this way,
Where the mind must stumble, and waken,
Follow passions that lead astray;
Where the learned ignoramuses cloud –
Our eyes, like fog to travelers’ crowd?
Everywhere, lure and flattery glow,
Most, luxury oppresses, shines as well.
Where does the bright and true virtue dwell?
Where does a rose without thorns grow?

It behoves You among believers,
Tsarevna! from dark to make light;
Splitting Chaos in harmonious spheres,
To fix whole with union of might;
From disagreements, the compliance,
From fierce passions, the bliss alliance,
You can make good out of that sweep.
You are pilot, crossing the Black sea,
Catching the wind to sail at full speed,
Who knows how to steer a ship.

You're midst the honest praises’ singers,
You don’t huff, offend anyone,
You look at foolishness through fingers,
You cannot stand just evil one;
You fix misdeeds with condescension,
You don’t keep people in fear tension,
You know their precise price afore.
They are subject to kings’ volition,
But more, to God, His legal mission,
Who’s living in their every law.

You think of merits without profit,
You honor worthy, with sane core,
You don't consider him a prophet,
Who can weave the rhymes, and no more.
And what’s about this mind fun and game,
The decent Caliphs’ honor and fame.
You condescend to tunes of lyre great,
Poetry to you is kind, sweet, pleasant
And useful, as in a hot weather
Of summer tasty lemonade.

Rumors say about your deeds and cares,
That you are not proud, but just,
You are keen in the jokes and affairs,
And in friendship - sweet and steadfast.
That you’re in troubles apathetic,
In glory you’re generous, poetic,
That you’ve refused to pass for wise.
They also say, and it's not a lie,
That it is possible, being by, -
To hear from you truth, bad or nice.

Incredible thing occurs daily,
Worthy of you only, and dear,
It's like you permit people bravely,
Really about all, from life near -
To know and think; you are not kidding.
And about you, it’s not forbidden –
To speak both truth, and that's not true;
It's like that to crocodiles even,
To critics of your mercies given,
You’re inclined to forgive anew.

The rivers of the pleasant tears flow -
Just out of my soul's deep estate.
Oh! if the people are happy so,
There, they have to be their own fate,
Where the meek angel, angel of peace,
Hidden in porphyry's light and bliss,
Sent from skies to hold scepter thus!
One may whisper during the talks here,
At dinners, without the exile fear,
One may not drink to health of tsars.

There, with the name of Felice, one can -
Scrape a slip of the pen in line,
A portrait of hers carelessly then -
Drop on the ground, and be so fine,
There, the buffoon weddings are not steamed,
In ice baths, they aren't fried and heard screamed,
No one clicks on noble’s mustache rude,
Princes don't cluck like a hen sitter,
Favorites don't laugh at them bitter,
No one smears anyone's mugs with soot.

You know, Felice! You are always right
When in morals of men and kings -
You are shedding the high knowledge light,
You don't fool people with these things;
During your repose from work and mails,
You write learning in your fairy tales,
You tell Chlorine in alphabet:
"Don't behave wrong, to avoid mistake,
Or from the evil satyr you'll make -
Such a liar, scornful and bad.

You’re ashamed the “great” name to wear,
That to be scary, unloved, hard;
It’s quite decent for a wild she-bear 
To tear up beasts and pour their blood.
If not in a fever, curse extreme,
Does one need the lancets to help him?
Who could do without them a lot?
Does one need glory of tyrant’s gain
In atrocity like Tamerlane,
One, who’s great in goodness as God?

Felice’s glory is God’s glory,
Who has subdued all the fights led;
By whom all the needy and squalid –
Have been protected, clothed and fed;
By His eye, with radiance great full,
To buffoons, cowards and ungrateful,
As well to righteous, He gives light;
He enlightens mortals, with lore’s sun,
He puts to rest and heals each sick one,
Who does the good for good and right!

Who has presented freedom even -
Into alien fields to ride bold,
And to his people He has given
The right to seek silver and gold;
Who gives water for all as a bliss,
He doesn’t forbid cutting down trees;
He tells us to spin, weave and sew;
Having unleashed our hands and our minds,
He orders to love trading and science,
And find happiness at home though;

Whose high Law and His right hand both lead
To mercy and judgment. – If can,
You, wise Felice, say, where is a cheat
Distinguished from an honest man?
Where does oldness exist not too bad,
And merit find for itself the bread?
Where does revenge drive по one away?
Where do really conscience and truth dwell?
Where do sincere virtues shine as well? - 
Just at your throne! I have to say.

Where does your throne shine in the world, dear?
Where does, heavenly branch, blossom?
In Baghdad? Or Smyrna? Or Cashmere? —
Listen, wherever you live on Earth, –
I send you my praises; don’t think, please,
For them: beshmets or hats, or all these, -
I might desire from you ever;
But to feel such pleasant elations,
These are the soul’s riches, which from nations –
Croesus even gathered never.

I ask Great prophet for me to dare
To touch the dust where your feet pace,
The current of your words, sweet and fair.
And to enjoy your look and face!
I ask for heaven forces to spread
The sapphire wings for you to be clad,
May they invisibly protect
You from evils, illnesses, bore of thine;
Your deeds will in your descendants shine
Like all the stars in the sky act.

30 October – 15 November, 2024