Из метели

Из метели

     ***

     –  Припозднился, Никита Иванович. Метель?
     –  И метель, жёнушка, и метель, дорогая… Ох-хо-хох…
     –  Что так… Случилось чего?
     –  Да не без того, Алла. Расстроился я про то, как люди живут без помощи. 
     – Куртку не вешай, Никита, дай мне, я просушить повешу. Иди за стол, сейчас несу ужин.
Вот хлеб, суп осторожно ешь – прямо с плиты. Рассказывай.
     – Да, так вот я уж ближе к Минску, чем от Орши. Метель гонит в лоб, да не слабенько так. Вижу двоих на той стороне. Вроде как женщина с ребёнком. Санки тянут с поклажей. Хоть и позёмка в спину, а тянут трудно.
     Подумал я: а где ж то деревня? Нет тут близко деревни. Стал я, дорогу перешёл. Что да как. Говорят, за продуктами в посёлок на автобусе поехали, а обратно он сломался. Вот так. Вздохнул я, в затылке почухал, в машину идите, говорю, повёл их со мной. Развернулся, довёз до дому.
     – Так уж и развернулся? С грузом?
     – Развернулся, сказал же, Алла. С грузом, конечно, – не сброшу ведь.
     Вошли в избу. Разделись они. Вижу, бабуся уж очень стара, на вид все восемьдесят. А девочке вряд ли годика четыре. Да беда вот, почти замерзла малая. Бабушка её отхаживать принялась, и я в помощь. Воды согрел обмыть, обтереть, чаем напоить. 
     Выходили пуговицу. Бабушка её в халат обернула, видимо, материнский, та к ней прильнула и на меня уставилась.
     – Бабушка, это папа приехал?
     – Нет, – отвечает, – дядя это добрый от мороза нас, от вьюги жгучей увёз в дом тёплый. А папа скоро приедет, ещё нам не долго ждать.
     – И мама приедет?
     – А как же ж не приехать ей к доченьке родной – вот с делами справится и приедет. Дай я тебя за стол возьму. Чайку тебе нужно горячего ещё.
     Сел и я с ними. Подмёрз в кабине, печку смотреть надо – барахлить стала в дороге.
     Бабушка девчушку напоила, в кровать отнесла и ко мне с вопросом подсела.
     – Мил человек, – а сама жалобно мне в лицо. – Совет бы мне, а здесь не доспроситься. Мне 84, а Лизаньке с чуток за три. Я вот тянула так ничего вроде, а постучалась ко мне смертушка вот на этой сегодня дороге.
     Уж не думала дойти. 
Так вот я о чём, человек добрый. Лизаньке после меня дорога только в дом детский, а она не хочет. Пробовала – ни в какую. Ну аж а когда… кто ж выбирать-слушать её будет. Да и кому это сделать? А как сделать, отсоветуй, ты человек городской, грамотный.
     – Меня, отвечаю, Никита Иванович, а Вас, хозяйка?
     – Глафира Митревна меня звать, сыночек.
     – Глафира Дмитриевна, я знаю, что могу сделать. В субботу я на выходные на своей подъеду, и мы поговорим.
     На том и попрощались.

     ***

     – Алла, тут где-то Алёши телефон старый смартфон был. Он ещё работает?
     – Я не знаю, Никита, а тебе зачем? 
     – Нужно, Ал, ты мне, пожалуйста, найди, я тебе потом расскажу.
     – Подожди, я, кажется, знаю, куда Алёша свои старые вещи складывает.
     Вот, Никита, нашла. Я думаю ему года четыре – заряди, проверь. Я пойду бельё в стиральную машину закину.
Ну что, Никит, работает?
     – Да тянет маленько. Мне подойдёт. Алла, я собираюсь поехать к Глафире Дмитриевне, к бабушке в деревне, что я рассказывал, поедешь со мной?
    – Не знаю, не хочется. А зачем, мне и тут работы много.
    – Ну нет так нет. Я хочу ей телефон этот оставить, чтобы она могла мне позвонить когда нужно. 

      ***

     – Добрый день в хату, Глафира Дмитриевна. Давайте присядем за стол, дело объясню. Смотрите, вот на этом телефоне уже записана просьба ко мне о помощи. Я его подключу к сети – за батареи не уверен. Когда Вам нужда, вы только вот эту кнопку нажмёте, и я получу звонок. Вы же знаете, как обычный телефон работает, вот и этот почти так. Давайте, попробуем – нажимайте. Вот видите, мой телефон услышал.
     А теперь я слушаю Вас, Глафира Дмитриевна.
     – Я уже, Никитушка Иванович, уже заготовила всё. Тут на столе. Издеся документы мои и Лизаньки, деньги на похороны да на поминки. Всё это и Лизаньки одёжка вот в этом шкафу будет. А в дом детский какой определите, такой и будет. Не мне это решать. Дом Вам, Никита Иванович, переходит. Решайте там сами.
     – Глафира Дмитриевна, а что родители Лизы? Вы мне про них скажите.
     – Ух, тяжко. Хоть и внучка моя – подлые люди, гадкие. Где уж и не знаю, весточки не дают. Живы иль нет, тоже мне не ведомо. Не любили они дочку, да и дочкой, не слышала я, чтобы звали. Год Лизаньке чуть минул, говорю я им, Галя и Петя, хватит вам ребёнка без призора мучить. Оставьте девчушку мне, а сами катите, куда вам нужно. Может опамятаетесь, тогда и вернетесь. 
     Легко согласились они, вроде даже и повеселели. На другой день и укатили, куда не сказали. Не вернутся они за ней. Ох, не вернутся. А девочка-то сама доброта. В меня вся, сироточка моя. Жалко её, боюсь выплачет себя, милое сердце, без бабушки. Да уж так-то дело, что скажешь.

     ***

     – Что рано так, Никита. Фу, не стряслось ли чего. Авария?
     – Нет, Ал, Глафира Дмитриевна умерла, я отгулы взял.
     – Ой, кто это?
     – Бабушка Лизы, что я тебе говорил. Поеду похороны обустроить. Посмотрю, что по дому надо. Девочку надо тоже сюда привезти. Ты поедешь со мной? Нет? Тогда, пожалуйста, узнай про детский дом, что там и как, хорошо?

     ***

     К вечеру другого дня Никита Иванович вернулся домой с Лизой. Он отомкнул замок, распахнул дверь и нажал на кнопку звонка, ожидая у порога. Алла Ефремовна вышла на звонок. 
     – Встречай, хозяюшка, гостечку.
     Женщина и девочка серьёзно смотрели одна на другую. Обе молчали. Никита Иванович наклонился к девочке и подтолкнул стеснительную вовнутрь. Та запротивилась и с нахмуренным лобиком и недоуменным лицом, хлопая часто и сильно ресничками, продолжала серьёзно смотреть на Аллу Ефремовну. 
     – Ну же, Лизонька, ты чего? Застеснялась? Заходи, знакомься – это тётя Алла.
     Алла Ефремовна сделала было слабое движение навстречу, как девочка вдруг бросилась к ней, обняла за ноги и закричала.
     – Бабушка Глаша, мама Алла приехала! 
     Алла Ефремовна закрыла лицо руками. Потом вопросительно посмотрела на стоявшего в дверях мужа. 
     – Слушай, Алла, я об этом и не думал. Я не видел фото Лизочкиной матери, трудно сказать – какое-то сходство можно и найти, но я читал в документах, что её имя тоже Алла. Мама Алла.
     Алла Ефремовна, присела к малышке и прижала её к груди – обе заплакали. Никита Иванович вошёл в дом, стал щупать карманы и, отыскав носовой платок, прижал его к глазам.
     – Какая же ты мурзатенькая, – сказала Алла Ефремовна. – Никита от неё плохо пахнет, девочку надо искупать.
     Дай я тебя раздену, Лизонька. Мы пойдём в ванную мыться. Сама? Ты умеешь сама раздеваться? Вот умничка. Ну раздевайся, я тебе помогу. Никита, дай мне, пожалуйста, сюда её всю одежду. Я выберу во что её переодеть.
     Ну что, голышка, прохладно голенькой? Ничего, уже идём.
Через полчаса увёрнутую в полотенце Лизоньку Алла Ефремовна вынесла из ванной, уложила в кресло и стала перебирать её одёжку.
     – Никита, послушай, тут всё нечистое, всё надо стирать. А во что мне её одеть?
     – Ну во что, Алла… Вон после Маши сколько барахла всякого. Тебе же лучше знать. Ишь какая розовенькая куколка.
     Лизуля, кушать будем? Не будем? Так, а конфету будем? А, так конфету будем. Вот что, конфету я тебе дам самую большую и вкусную, но только после супа и котлетки. Пойдём, я тебя за стол посажу, вот в это высокое кресло – ещё от наших студентов осталось. Удобно? То-то же, королевишна. 
     Что ещё, чего тебе не хватает? Ах, мамочку, она сейчас идёт из кухни. Вот здесь с тобой сядет.
     – Никита!
     – Что, Алла?
     – Никита, перестань. 
     – Что перестань.
     – Никита, перестань ну это. Я не могу при Лизе сказать, сам понимать должен.
     – Я не понимаю, а что я должен понимать. Что это такое я сказал? 
     – Ладно, Никита, ты прекрасно понимаешь, о чём я, не надо притворяться: ой не понимаю, ой не понимаю, или ты не хочешь понимать. И я не знаю, что у тебя на уме, но я тебя прошу, перестань вкладывать девочке в голову то, чего нет.

     ***

     К ночи Алла Ефремовна уложила Лизу и вышла к мужу.
     – Никита, не надо при Лизе называть меня мамой. Какая я ей мама. У нас уже вот-вот внуки. А ты всунешь ей голову, вот ребёнок и поведётся.
     – Да вообще-то, Алла, ты права, что сказать; а девчонка-то того, душевный человечище.
     Ну, что-то узнала про детский дом? Узнала что-нибудь?
     – Да, я всё узнала; да, её примут. Нашла я вроде неплохой детский дом. У меня было у кого спросить. Люди говорят хорошее, нормальный уход, девочке там будет неплохо, и не так уж и далеко. Если захотим, можно будет навестить. Я поговорила там с начальницей, врачом, воспитателями. Ну они мне объяснили, научили. Всё это не очень сложно, документы у нас есть. Я думала, сложнее будет.
     – Когда отводить?
     – Надо пройти врачей. Как только получим результаты обследования, так можно девочку и отвести. Я думаю, не больше двух недель. Мне ведь на работу надо. Я с Галей Карнаковой договорилась. У них такая же девочка, так она Лизу возьмёт, пока я на работе. Да на работе объясниться надо, чтобы к врачам отпускали.

     *** 

     – Что такое? Кто это? Никита, ты? – Алла Ефремовна проснулась ночью, кто-то гладил её руку и тянул на себя. – Лиза, это ты, маленькая? Что такое? Испугалась чего?
     – Нет, мамочка Алла, я хочу тебя поцеловать, я тебя так люблю, так люблю, так люблю.  А папу Никиту я тоже люблю. Он добрый. Только я хочу с тобой полежать, мамочка. 
     – Ой, голубушка, ну что с тобой сделаю я, не откажу же. Полезай сюда, между нами, да осторожно, не толкни папу Никиту, пусть спит, ему на работу рано.
     – Алла, ты меня слышишь? Ведь слышишь. Ты с кем это говоришь. 
     – Это я, папа Никита. Твоя доченька.
     – Ой моё солнышко, дай же я тебя поцелую в головку. Ох как вкусно пахнет. Ложись, спи, козлёночек мой золотые рожки красные сапожки.

     ***

     – Иди завтракать, Никита. Лиза спит? Пусть спит. Я её перед работой к Гале отведу. Ты детям своим такие стишки не придумывал, как вчера в спальне.
     – Ты так считаешь? Не знаю, тает у меня сердце от этой баламуленьки. Ишь как верно она маму ждёт, и обиды не хочет помнить.
     – Так, может, и не помнит.
     – Может, только ведь о матери помнит, значит помнит только хорошее. Душа у неё добрая – так прабабушка про неё сказала и верно сказала. Свет от неё в доме. Ни плача, ни каприза, всё с рассуждением. Удивительно мне это и любо так.

     ***

     – Никита, у меня все бумажки готовы. В понедельник Лизу надо в детский дом вести. 
     – Как в понедельник? Так быстро…
     – Ну какое быстро? Я раскидывала на две недели, а это уже третья минует. Я уже всё приготовила.
     – В понедельник я не могу. Мне надо раньше. 
     – Тогда во вторник пойдёшь.
     – И во вторник не смогу. Не отпустят меня допоздна. А могут… обещались вот в рейс послать на три дня в Липецк. Ты сама отведи. Тебя там уже знают. Ты там была, ну и всё тут такое. Отведи ты.
     – Не понимаю я тебя, Никита. А зачем ты её два раза по врачам водил – это же для детского дома справки? Чего ты молчишь? Хорошо, в понедельник Лизу я отведу.
     – Ты чего в буфет полез? 
     – Таблеток ищу, что-то у меня с горлом нелады. Глотать больно. 
     – Иди сядь, дай я тебе температуру смеряю. 38 и 1, иди в постель, я тебе сейчас таблетки дам и чай с малиной. Дверь закрой, чтобы Лиза к тебе не заходила, ты уже кашляешь.

     ***

     – Ну что, Никита. Я тебе тут всё поставила около кровати. Я с Лизой пойду; когда вернусь, к врачу пойдем, я тебя записала на после обеда.
     – Ой, иди. 
     Прошло не более получаса. Никита Иванович услышал, как отворилась дверь, и в комнату кто-то вошёл.
     – Алла это ты? – никто не ответил. – Алла, это ты? – крикнул он громче.
     Снова нет ответа. Никита Иванович пожал плечами, сошёл с кровати и выглянул в гостиную. В кресле сидела Алла и плакала, рядом стояла Лиза, гладила её по голове и целовала в щёки.
     Алла, подняла голову, посмотрела на мужа с извиняющейся гримасой.
     – Никита, я не смогла.

     ***